Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
«…прислал нам Кондрат Медведев новый приказ Троцкова. Он сам направляет на нас войска. Живет, как видно из приказа, в Богучаре, и к нам не нынче-завтра будет. Да вот почитай…»
В соответствии с тем, что Вы уже говорили редактору издания Марии Манохиной, Вам, видимо, следует все это восстановить в тексте 3-й книги «Тихого Дона» по изданию 1932 года.
12. Том 4, с. 46: «Хорунжий говорит: «промашка вышла. А осенью, когда фронт открыли, о чем думали? Комиссарами хотели быть… S’-
Хорунжий в июне 1919 года отчитывает казаков-повстанцев за то, что они «фронт открыли».
Но
Думаю, что фразу: «А осенью» следовало бы заменить: «А зимой».
С уважением
Константин ПРИЙМА,
доктор филологических наук, член Союза писателей СССР.
Автограф: архив М. М. Шолоховой.
На первой странице «Докладной записки» стоит резолюция'.
«пункты 1, 3, 4, 5, 10, 11, 12
Восстановить
Шолохов».
Ровно за полгода до смерти на докладной записке от 20.IX. 1983 г. твердой рукой Шолохов отметил, какие пункты учесть, а какие оставить без внимания. И между прочим обратил внимание на такой пустяк, как номер, проставленный под телеграммой Корнилова, согласившись с тем, что его мог внести только штабной телеграфист, а вовсе не сам генерал.
Очередная легенда о Шолохове, не особенно следившем за творчеством лихих своих редакторов и позволявшем им вытворять с «Тихим Доном», что взбредет в голову, – кажется, приказала долго жить… Конечно, были случаи, когда писателя обманывали, принуждая доверчиво подмахнуть нечитаный текст расклейки, но приписывать ему холодное равнодушие к роману абсурдно.
Неверно и несправедливо.
Нетрудно догадаться, с какой целью эта легенда была пущена в оборот и зачем так муссируется и педалируется.
Вот уже и «Аргументы и факты» (№ 40, 1994 г.) загодя начали подготовку к шолоховскому юбилею. «В последние годы, – убеждают они нас устами внука писателя Александра Михайловича Шолохова, – «Тихий Дон» ему не нравился, считал, что можно было лучше написать».
Что следует из этого, легко понять: стал бы возиться писатель с тем, что ему давно надоело, не нравится?..
Выразился ли внук, кандидат наук, столь неудачно, или «Аргументы и факты» намеренно огрубили его слова до аргументов и фактов не в пользу деда, кто знает; опровержений пока не последовало. Одно можно сказать со всей определенностью: если и слышал внук нечто подобное о романе, наверняка не от самого деда, а от отца, какого дед – Михаил Александрович Шолохов – строг был казак! – только на склоне лет (по признанию самого же Михаила Михайловича) начал принимать всерьез и заводил с ним мужские разговоры, какими никого особенно не баловал.
…– Я никогда не подозревал, – рассказывал Михаил Михайлович, чуточку смущенно улыбаясь, будто он виноват в чем-то перед отцом. – Никогда не думал, что отец столько читал по философии. Сам-то я всю жизнь этим только и занимался. Любимый мой философ Гегель. А ему-то зачем вся эта премудрость? Я их никогда не видел у него на столе. Не поверил, когда он начал цитировать оттуда целыми кусками. Это когда ж он все это читал? Небось до войны еще2, а помнил – слово в слово!
Память у него была чертячья! Держал в голове всех хуторных и станичных казаков и казачек, имена, прозвища, лица. Две-три фразы – и образ готов. И враз картина вспыхивает перед глазами – и курень, и подворье, и какие там наличники. Это было ни на что не похоже. Емко, ярко. Какая-то новая проза. «Эх, – как-то вырвалось у него, – сейчас бы я написал «Тихий Дон»!» Может, и хорошо, что он не учился в университетах, а говорил и писал как простые наши станичные казаки – образной, меткой народной прозой3. В последние годы, мне кажется, отец был бы не против, если бы я записал его на магнитофон, хотя до этого всем запрещал, но чересчур долго я собирался, то одно, то другое, так и не успел, чего не могу себе простить. В общем-то я хорошо запомнил все наши с ним беседы, но часто воспроизвести его речь в точности не в состоянии. Он как-то по-особенному говорил…
Не будем гадать, каким виделся Шолохову новый «Тихий Дон» из поднебесной сини, с высоты прожитых лет, и в каком новом свете он показал бы непримиримую вражду красных и белых и между ними – мечущийся народ, – так же беспощадно смело или чуть отстранившись от злобы дня в милосердии мудрости?..
Гениальный ученик Льва Толстого в молодости, он, слава богу, не последовал примеру учителя на старости лет…
Хоть и правил Шолохов «Тихий Дон» практически всю свою жизнь, до двух редакций дело все-таки не дошло.
Не терпел разночтений. А главное, хорошо, что успел объяснить, почему так немилосердно жег черновики. «Будут потом, – выговаривал он Кириллу Потапову, запасавшемуся впрок шолоховскими автографами, – копаться в них буквоеды: почему я зачеркнул то или иное слово и написал другое!»
Самая значительная редакция «Тихого Дона» 1953 года явилась на свет божий, как бы это помягче сказать? – как факт насильственного коллективного творчества обманутого писателя и навалившейся на него власти.
И дело здесь вовсе не в своеволии мелкого партийного винтика Кирилла Потапова, переписавшего в 1951 году «Тихий Дон» на свой убогий лад суконным языком газеты «Правда».
Стоявшие всегда на стреме силы быстрого реагирования агитпропа вмиг учуяли новую конъюнктуру – теперь нечего опасаться: Сталин не станет защищать «Тихий Дон» и его автора, как прежде. Существует несколько версий о ссоре Сталина и Шолохова в послевоенные годы: обиделся ли вождь на то, что не увидел себя главным героем народной книги о русском солдате «Они сражались за Родину», или рассердился на письмо Шолохова 1950 года, в каком его, Сталина, спасшего в 1939 году «Тихий Дон» от фадеевского разгрома, а в 1920 году от изъятия из продажи, писатель ставил в угол? Не исключено, что Хозяин на сей раз мог дать почувствовать строптивцу, каково будет, если он не станет сдерживать своих сторожевых собак…
Вновь привлеченный, вернее – восстановленный в своих прежних правах редактор Юрий Лукин хотя и выправлял «Тихий Дон» по прежним добротным изданиям 1941 года и почти идентичным этому – 1945-го и 1946 годов – увы, не одного выплеснутого ребенка оставил за бортом. И, надо думать, вовсе не из-за ученой рассеянности.
В 1953 году по воле сил, грозно нависавших над Кириллом Потаповым, из романа исчезло имя Филиппа Кузьмича Миронова – печальной памяти Командарма-2, жертвы свердловского расказачивания. Но, удивительное дело, как бы вместо него тихой сапой вошло в роман новое действующее лицо – сам Свердлов!