Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

Петелин Виктор Васильевич

– Рюмку водки выпьете? Там после музыкантов, вероятно, осталось.

– Благодарю! С удовольствием.

– Тогда прошу. Заходите.

За столом я много говорю, вероятно, больше, чем следовало, но хозяин понимает меня и относится ко мне очень радушно. Спрашиваю его о писателе-охотнике Валериане Правдухине, по книге которого я впервые познакомился с Западным Казахстаном.

– У вас есть его книга «Годы, тропы, ружье»? Очень интересная.

– Кажется, нет. Да, нет, – неуверенно отвечает секретарь писателя Зайцев.

– А сам он, Правдухин, какой? Вы его знали? – обращаюсь к Михаилу Александровичу.

– Был

знаком. Мне он показался несколько угрюмым, но как будто неплохой человек. А жена его, Лидия Сейфуллина, после трагической гибели мужа пала духом.

Как-то перескакиваю на Панферова. Безапелляционно заявляю, что мне не нравится его язык – грубый, часто встречаются натуралистические выражения, неудачны описания природы, в частности описание охоты сделано плохо. Михаил Александрович не возражает и только изредка кивает Зайцеву.

– А что вас еще до войны привело сюда, в Казахстан? – интересуется писатель.

– Его беспредельные степные просторы. Сюда переселились многие мои земляки-полтавчане. Хотелось посмотреть, как они здесь живут. А еще одна привлекательная сторона – хорошая охота и рыбалка.

– Так почему же тогда вы не поехали на Дальний Восток, в Приморье, например?

– А я уже побывал там, два года работал агрономом колхоз-союза в начале организации колхозов. Побывал и на озере Ханка, воспетом Николаем Михайловичем Пржевальским. Только тяжелая болезнь матери и неподходящий для ее здоровья климат помешали мне навсегда остаться в Уссурийском крае. Теперь и не жалею об этом. Если бы там остался, – я улыбаюсь, – то сегодня не сидел бы за одним столом с вами.

Покачивая головой, писатель, ничего не говоря, переглядывается со своими.

Разговор перешел на дела семейные, на моего сына Петра, который погиб на Волховском фронте, защищая подступы к городу Ленина. Шолохов спросил, почему я называю его незаменимым сыном.

– Это был сын-друг…

– А… сын-друг, – понимающе смотрел на меня Шолохов. – Не падайте духом, может, сын еще жив, находится где-нибудь в Норвегии.

– Нет, Петя не такой, в плен он не сдастся. Его товарищ Прохоров писал мне, что в тот день сын, уходя на командный пункт артдивизиона под деревней Пчева, попросил у него два патрона к нагану, чтобы в крайнем случае, если немцы, окружившие их артдивизион, захватят командный пункт, было чем застрелиться. Гитлеровцы, переодетые в советскую военную форму, наскоком захватили пункт. Больше о судьбе сына мне ничего не известно. На все запросы получаю один ответ: «Пропал без вести в бою под деревней Пчева…»

Увлекшись разговором, я не сразу заметил, что за столом остались только мы вдвоем с писателем. Спохватившись, конфузливо извинился, собираясь уходить.

– Ничего, ничего, посидите еще, поговорим, очень интересно.

Но мне было совестно, и разговор уже не клеился…

Через несколько дней писатель пригласил меня с семьей на просмотр короткометражного фильма «Шолохов дома, на охоте и на рыбалке». Сижу рядом с Михаилом Александровичем, любуюсь мирной Вешенской, Доном, которые вижу впервые. Оживленно разговариваем, благо тема приятная – жизнь писателя и его родной край. Михаил Александрович сообщает, что вчера под вечер, возвращаясь из Уральска, он видел четырех волков, но стрелять в них не удалось. Убил несколько стрепетов.

– На одном из них, – шутит Шолохов, – ясно видна пометка «ППГ» – видимо, вы с

ним встречались, поэтому и хочу предложить его вам.

– Охотно возьму, но только взаймы, – неожиданно для самого себя ломаюсь я.

– На любых условиях – взаймы так взаймы, – соглашается писатель.

Уже много лет спустя, беседуя с Михаилом Александровичем, я вспомнил, что с этим долгом мне так и не удалось рассчитаться – охотничьи трофеи его почти всегда были богаче моих.

Павел Иванович Зайцев, рассказывая о Вешенской, сообщает, что теперь значительная часть станицы сожжена или разрушена гитлеровцами, полчищам которых удалось прорваться до самого Дона. Разрушен и дом Шолохова.

Ряд кадров показывает Михаила Александровича на балконе дома. По соседству с ним мужчина, показавшийся мне пожилым. Запомнились вихры и заметная лысина.

– Писатель Василий Кудашев, друг Михаила Александровича. В 1941 году погиб под Москвой, – поясняет Зайцев. – Он, как и ваш любимый Правдухин, был страстным охотником. – Я хотел возразить, что Правдухин вовсе не мой самый любимый писатель, а просто интересный, наблюдательный охотник для меня, но воздержался. О Кудашеве спросил, не тот ли это Кудашев, который лет пятнадцать тому назад работал в журналах, издаваемых «Крестьянской газетой». Оказывается, он самый.

После просмотра фильма Мария Петровна пригласила зайти к ним и вручила мне стрепета.

– Вот вам презент Михаила Александровича.

Благодарю, прощаюсь и ухожу – на сей раз без всякой задержки.

С приглашением Шолоховых к себе дело затягивается: то писатель уедет на фронт, в Москву или в Куйбышев, где находились многие правительственные учреждения, то был очень занят работой над книгой о войне, отрывки из которой уже печатались в «Правде», один из первых, кажется, 5 мая 1943 года². Дарьинцы с захватывающим интересом читали их. Многие восхищались главами романа «Они сражались за Родину».

…Мой тринадцатилетний сын Витя, как и все его товарищи-под-ростки, много, с восхищением говорит о Шолохове и старается где-нибудь его увидеть, хоть издали. Однако в тот вечер, когда писатель должен был прийти к нам, Витя в десять часов уже «спал». Во время ужина мы несколько раз звали его, но он не откликался. Когда же после полуночи гости ушли, «сонный» сразу поднялся. И поняли мы: хитрил.

О гостях: Михаил Александрович и Павел Иванович Зайцев пришли с женами – Мария Петровна и Полина Петровна – родные сестры. Все держались очень просто. Наше скромное угощение: украинский борщ и вареники с творогом и сметаной – они, как и принято в подобных случаях, хвалили. Хорошей была признана и бутылка настойки на шиповнике.

Заходит разговор о войне. О союзниках, особенно об Англии. Шолохов отзывается о них критически, именуя их «союзничками». По убеждению писателя, больших надежд на них возлагать нельзя.

Я касаюсь недавно появившейся пьесы А. Корнейчука «Фронт». Спрашиваю, как к ней относятся в армии и как, в частности, на нее смотрит высшее офицерство?

Михаилу Александровичу, похоже, на эту тему не хочется говорить. Он отвечает коротко, лаконично:

– Не приходилось обсуждать. В общем, правильно, но сильно перегнуто. Едва ли в армии было так много бездарных командиров. Наши неудачи в начале войны зависели не только от слабых командиров. Причины этого гораздо сложнее и глубже…