Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
Но вот на меня налетела стайка. Два неудачных выстрела – и птицы ушли. В это время на Михаила Александровича налетел гусь. Он шел очень высоко. Увидев, что охотник целится, я не выдержал: «Не стреляйте, безнадежно!» Но выстрел прогремел, и, к моему великому удивлению, гусь, сложив крылья, камнем полетел вниз. Стукнувшись о землю, птица высоко подпрыгнула и, распустив крылья, замерла. Мы поздравили охотника с на редкость удачным выстрелом. Он и сам был удивлен.
– Хотел проверить новое ружье английского мастера Пердея. На гусиные охоты я его еще не брал. Похоже, что
– Сколько же дробин в него попало? – интересовалась Марья Петровна.
– Ни одной не видно! – удивленно воскликнул Тимоша.
– Может, он с перепугу от разрыва сердца умер, – пошутил Шолохов.
Мы решили уже на стану произвести более тщательную проверку. После того как птицу общипали, удалось обнаружить у нее на голове единственную дробинку.
К концу дня дела пошли довольно удачно, на овсянище подлетали все новые и новые стаи гусей, изредка появлялись и казарки. Издали видя, что на поле пасется множество их соплеменников, птицы вели себя не очень осторожно. Охотникам чаще удавалось стрелять.
В это время в противоположном конце овсяного поля появилась какая-то странная фигура – высокий человек в плаще. Он пытался подходить то к одной стае гусей, то к другой, то к третьей. Это ему не удавалось.
Назойливость незнакомого нам охотника и наши довольно частые выстрелы насторожили гусей, и птицы начали, стая за стаей, покидать овсянище. На сегодня охота кончилась. Мы сошли с овсяного поля на целинный массив, где под скирдой сена стоял наш «виллис». Говорили, подводя итоги дня, строили планы на завтра.
– Завтра я никуда не поеду, буду работать над книгой, – заявил Михаил Александрович.
В это время к нам на паре прекрасных жеребцов, запряженных в тарантас, подъехал высокий, смуглый человек.
– Главный агроном 117-го конезавода Третьяк! – отрекомендовался он довольно громко, но заметно смущаясь.
– Очень приятно познакомиться! – приветливо ответил Шолохов. – Вы не в претензии, что мы ваших гуськов пугаем?
– Нет, напротив, мы очень рады, что вы пожаловали к нам. Милости просим, приезжайте к нам на центральную усадьбу. У меня квартира просторная, а семья маленькая – только я да жена. Поживете у нас сколько вам угодно будет. Все же теплее и удобнее, чем в палатке… У нас и баня неплохая имеется.
– Спасибо за приглашение! Нам неплохо и в палатке живется, она у нас утепленная. А вот в баньке бы попариться недурно.
– Это вы так настойчиво гонялись за гусями? – спросил я агронома.
– Да, я… – покраснел собеседник. – Вот уже третье воскресенье приезжаю сюда, но ничего не получается: влет моя пушка не берет, а близко гуси не подпускают.
– Да, с такой пушкой трудно добиться успеха, – посочувствовал Михаил Александрович. – Вы не с Украины? – неожиданно спросил он.
– Да! Из казаков, с Полтавщины.
– Негоже потомку казаков с такой дубинкой охотиться. Надо обзавестись доброй рушницей, тогда и толк будет.
– Ружья я на днях куплю, да вот беда – дроби крупной нигде нет.
– С дробью мы поможем, – пообещал писатель.
– Не знаю, как и благодарить вас! – обрадовался агроном. – Через три дня я иду в отпуск. Если разрешите, буду вашим проводником в наших степях, они обширные – более ста тысяч гектаров. У нас и дудаки водятся, а уток, гусей и казарок на наши поля летает тьма. Много лисиц и корсаков, волки тоже нередко встречаются…
– Сто тысяч гектаров земель в одном вашем конезаводе? – переспросил писатель. – А сколько же у вас посевов? Куда ни глянь – кругом нераспаханная степь, все ковыли да ковыли.
– Зерновых мы мало сеем, всего около трех тысяч гектаров. Это преимущественно фуражные культуры, большей частью овес.
– А пшеница на ваших землях разве плохо родится?
– Нет, родится хорошо, да только нам сеять ее не велят. Ваше дело, говорят в тресте, племенных лошадей разводить, а пшеницей пусть занимаются другие хозяйства. Поэтому нам и земледельческой техники мало дают.
– А повыше треста вы не пробовали обращаться?
– Недавно из министерства приезжал инспектор. Сказал то же самое, что и в тресте говорят: «Ваше дело давать государству побольше хороших лошадей, поэтому вас пшеницу сеять не заставляют и от хлебопоставок освободили. Хлеб стране должны давать хозяйства зернового направления».
– Это только в вашем хозяйстве такая система? – интересовался писатель.
– Нет, во всех конезаводах области так заведено, и мне кажется, не только в Западном Казахстане, а и в других местах. Я думаю, неправильно это: стране нужен хлеб, а столько земли пустует. А как вы, Михаил Александрович, считаете?
Шолохов ответил, что ЦК КПСС увеличению производства зерна уделяет самое серьезное внимание и, надо ожидать, что в числе мероприятий, направленных на осуществление этой важнейшей задачи, будет проводиться широкое освоение целинных земель.
Через несколько дней мы снова приехали на знакомое овсянище. С нами был и агроном конезавода Иван Михайлович. Когда гуси улетели на озеро, где они ночуют, охотники собрались на краю поля. Только агроном, сидевший на дальнем краю овсянища, задержался.
Мы слышали несколько выстрелов. Скоро запоздавший охотник подошел. В обеих руках он держал по гусю.
Лицо Ивана Михайловича светилось радостью.
– Ну вот, теперь вы уж настоящий гусятник, – пожал ему руку Шолохов, – поздравляю с удачей!
Так началось знакомство М.А. Шолохова с агрономом И.М. Третьяком, ныне кавалером орденов Ленина, Трудового Красного Знамени и ряда других правительственных наград.
В начале великого наступления на целину 117-й конезавод реорганизовали в целинный зерносовхоз имени газеты «Правда». Это хозяйство вскоре стало крупнейшим производителем зерна в области, одним из передовых совхозов Приуралья. Более двадцати лет агрономической службой совхоза умело, самоотверженно руководил И.М. Третьяк. Интересуясь жизнью и работой целинников, М.А. Шолохов несколько раз приезжал в совхоз имени «Правды», останавливался и неделями жил у агронома Третьяка, которого он высоко ценил и как специалиста и как человека.