Михаил Васильевич Нестеров
Шрифт:
«Святая Русь» была итогом исканий художника предшествующих лет. В 1901 году Нестеров писал Турыгину: «Я усердно работаю этюды к моей будущей картине, к картине, где я надеюсь подвести итоги моих лучших помыслов, лучшей части самого себя» [96] . Неудача ее явилась как бы показателем кризиса мировоззрения художника. Определяя духовные искания людей, как прежде всего религиозные, Нестеров объективно, помимо своего желания, пришел к выводу о неразрешимости этих исканий [97] .
96
Цит. по кн.: А. Михайлова. М. В. Нестеров, М., 1958, стр. 172.
97
М. Волошин в 1907 году писал по поводу «Святой Руси»: «В целом картину можно принять за какую-то неподобающую политическую пародию; точно художник хочет сказать своей верующей и страдающей Святой Руси: „Смотрите, к какому Христу — театральному и бездушному — несете вы свои скорби! И святые Его — это только официально-византийские лики, которым не нужно вашей веры“» (журн. «Весы», 1907, № 3, стр. 106–107).
Этюд
Излишним было бы говорить, что художник при работе над своей картиной был весьма далек в своих замыслах от подобного результата. В 1902 году он писал А. А. Турыгину: «Картина, вероятно, будет называться „Святая Русь“ (мистерия). Среди зимнего пейзажа идут-бредут и стар и млад со всей земли. Тут всяческие „калеки“, люди ищущие своего бога, искатели идеала, которыми полна наша „Святая Русь“.
Навстречу толпе, стоящей у врат монастыря, выходит светлый, благой и добрый „Христос“ с предстоящими ему святыми Николаем, Сергием и Георгием» [98] .
Однако если сюжетно художник не отошел от своего замысла, то его образное решение весьма далеко от мысли показать людей, пришедшими к «благому» и «доброму» Христу.
Святая Русь. 1901–1905
«Святая Русь» явилась объективным доказательством неправильности того пути, на котором художник искал решения проблем, волнующих людей того времени. Его герои искали бога в праведной жизни, в общении с природой, в отречении от мирской суеты. Наконец они пришли к Христу, и он вышел к ним, но тот же, если не больший, мучительный вопрос на их лицах. «Панихидой русского православия» назвал Л. Н. Толстой «Святую Русь» [99] .
98
Цит. по кн.: А. Михайлов. М. В. Нестеров. М., 1958, стр. 174.
99
См. там же, стр. 214.
Нестеров, пытаясь найти разрешение религиозных исканий, не находит его. Безусловно, что все это не могло не сказаться на направлении его творчества [100] . Художник, видимо, не мог не ощущать перед лицом бурных и серьезных изменений, происходящих в жизни народа, перед лицом открытой социальной борьбы тех лет, весьма далекой от религиозных исканий, глубоких сомнений в правильности выбранного им пути в искусстве, в непреложности проповедуемых идей.
100
«Святая Русь» была в центре внимания критики, писавшей о персональной выставке Нестерова 1907 года. Почти вся столичная периодическая печать того времени посвятила свои статьи этой выставке (см. Игорь Грабарь. Две выставки. — Журн. «Весы», 1907, № 3, стр. 101–105; Максимилиан Волошин. Выставка М. В. Нестерова. — Журн. «Весы», 1907, № 3, стр. 105–107; П. Муратов. Творчество М. В. Нестерова. — Журн. «Русская мысль», 1907, апрель, кн. 4 (отд. 2), стр. 151–158; В. Варварин [В. В. Розанов]. Где же «религия молодости?» (по поводу выставки картин М. В. Нестерова). — Газ. «Русское слово», 15 февраля 1907 г.; В. Розанов. М. В. Нестеров. — «Золотое руно», 1907, № 2, стр. 3–7; В. Розанов. Молящаяся Русь (на выставке картин М. В. Нестерова). — Газ. «Новое время», 23 января 1907 г.; Н. Кравченко. Выставка картин М. В. Нестерова. — Газ. «Новое время», 6 января 1907 г.).
Весьма интересными представляются высказывания В. В. Розанова. В статье под названием «Где же „религия молодости?“» он писал: «Да, для старца и в пустыне — молитва хороша. Полна и удовлетворительна. Но вот в городе, в каменном дому, где понапихано жильцов всяких сортов, и в одной семье скарлатина, в другой — неуплаченный в лавочку долг, в третьей — дети ленивы и не учатся — чт'o скажет каждому эта молитва?! Чему тут поможет „терпение“ и „не осуждение брата моего“ и „зрение моего прегрешения“? Просто это не связывается, никак не связывается с тем, что есть. Молитва эта созерцательная, пустынная, а не житейская. И с действительностью в городах, в селах, на жнивье, на фабрике, при рубке леса, в работах на железной дороге — с этою горько-сладкою действительностью она — не смешивается, не сливается, как масло с водою» (В. В. Розанов. Среди художников. Спб., 1914, стр. 169–170).
И. Грабарь в своей статье по поводу выставки Нестерова писал: «Я думаю, что и прозрение гораздо чаще бывает там, где о нем не слишком заботятся. И еще я думаю, что времена Беато-Анджелико и Андрея Рублева миновали безвозвратно…» (Игорь Грабарь. Две выставки. — Журн. «Весы», 1907, № 3, стр. 104).
Выставка картин Нестерова была поднята на щит реакционной критикой, видевшей в произведениях художника отстаивание идей, способных спасти от надвигающейся революции (см. Ю. Поселянин [Е. Н. Погожев]. «Святая Русь» (впечатления выставки картин М. Нестерова). — Газ. «Московские ведомости», 18 февраля 1907 г.; М. Иванов. Художник-мистик. — Газ. «Новое время», 8 января 1907 г.; М. Меньшиков. Две России. — Газ. «Новое время», 21 января 1907 г.).
Как раз в период 1905–1906 годов, то есть в период завершения «Святой Руси», намечаются изменения в творчестве Нестерова. Будет неверным представлять это, как полное разочарование художника в своих идеях или как отход от них. Но появление новых моментов в его произведениях глубоко симптоматично и закономерно. В творчестве Нестерова возникают как самостоятельные жанры пейзаж и портрет. Новые черты проникают и в старые сюжеты, меняя их характер и направление. В этом отношении очень интересна картина «За Волгой» (1905; Астраханская областная картинная галлерея). Мотив ее традиционен, он близок к произведениям 90-х годов, разрабатывающим тему женской доли. Однако здесь Нестеров кроме знакомого женского образа вводит мужской. Рядом с девушкой, которая сидит, опустив голову и руки, погруженная в какие-то воспоминания, вызывающие на ее тонких губах печальную улыбку, стоит молодой купец. Горделиво откинувшись и подняв голову, он смотрит вперед на широкую гладь Волги с идущими по ней баржами, на далекие просторы, расстилающиеся перед его глазами. Развивая старую тему женской печали и одиночества, тему женской доли, художник вводит конкретный образ из другого мира, мира грубого, жизнедеятельного, отличного от того призрачного мира тихой обители, мира внутренней сосредоточенности, который он так любил изображать.
За Волгой. 1905
Художник строит композицию на силуэтности фигур и пейзажа, на жестких и скупых линейных ритмах, на однообразном и холодном цвете. Это делает природу, мир, окружающий девушку, также равнодушно-холодным и жестоко безразличным к ее судьбе.
Нестеров драматизирует сюжет. Одиночество девушки не является здесь проявлением ее душевного состояния, ее личных внутренних исканий, а выступает как следствие реальной жизненной драмы. И художник, как бы отстраняясь от происходящего, показывает эту драму, решая композицию как драматическую сцену [101] . Однако в трактовке ее Нестеров стремится к лаконизму образного строя. Композиция построена не столько на разработке характеров и общей ситуации, как в бытовом жанре передвижников, сколько на обозначении их основной направленности, на линейном ритме, на выразительности силуэта фигур и пейзажа, на выразительности их ритмических и силуэтных повторов. Художник показывает только то в человеке, что необходимо ему для раскрытия данной драматической ситуации. Таким образом Нестеров приходит к однозначности образного выражения. Изображая, казалось бы, драматическую сцену, художник главный ее мотив, главное ее содержание делает единственным, подчиняющим все компоненты только их выражению.
101
На выставке произведений Нестерова 1907 года был показан другой вариант картины «За Волгой», более традиционный по решению сюжета. Он изображал девушку, одиноко тоскующую на берегу реки. Повторение картины (75x77,8) находится в Пермской картинной галлерее.
В статье Ю. Беляева о выставке Нестерова 1907 года содержатся сведения очень интересные для истории создания этих двух вариантов. Критик, рассказывая о своей встрече с Нестеровым на Волге, писал: «Мысли наши во многом сходились. Обоим Волга казалась русской элегией и современность ее являлась едва ли не трагической… Нестеров задумывал тогда большую картину, названия которой теперь не помню. Но он так наглядно описал ее, что я вполне ясно представил малейшие ее детали. Сумерки на Волге. На пустынном, чахлом и пыльном бульваре, какие имеются в любом приволжском городе, на скамейке сидят обнявшись девушка и добрый молодец… Она плачет… Он обнял и утешает. Позади неясный силуэт города, кое-где просвеченного зажигающимися огоньками.
— Грустно, — заключил свою фантазию Нестеров.
Несомненно, что это был первый вариант теперешней „За Волгой“. Спорили мы, какое лицо должно быть у „него“: печальное, веселое? Уговаривал ли он? Прощался ль? Волей или „неволей“ покидал ее? Это была та самая элегия, что веяла над Волгой, и картина прощания, в которой заключался распад современной жизни. У Нестерова в его живом, оригинальном рассказе простоватый народный мотив о том, „как Ваня с сударкою прощался“, переходил в трагическое предсказание будущего. Сидячая тоска и бессильные слезы, с одной стороны, мятежный, нетерпеливый порыв и опрометчивый шаг — с другой: это ли не все несогласие двух течений русской жизни и не вся современная драма ее?».
Далее Ю. Беляев пишет о том, что Нестеров уже при встрече на своей персональной выставке, стоя перед картиной «За Волгой», говорил: «В Киеве, дома, остался у меня этюд — там он и она. Не взял их сюда потому, что боялся резкой разницы с общим настроением. Нельзя было выпускать такого лихача» (Юр. Беляев. Нестеров (встречи). — Газ. «Новое время», 11 января 1907 г.).
Ту же тенденцию образного решения обнаруживает картина 1906 года «Родина Аксакова» (Харьковский государственный музей изобразительных искусств) [102] . Но если прежде в картинах Нестерова человек был поднят над природой, его окружающей, и она соединялась с его душевным настроением, то здесь ее холодная суровая величавость только еще больше пригибает к земле человека, точно подавленного ее равнодушным величием [103] . Одинокая женская фигура, стоящая у самого края в углу картины, кажется затерянной среди безбрежных просторов холмистого пейзажа, холодного и мрачного в своей пустынности. Здесь, как и в ряде других работ этого периода, сказались новые принципы решения.
102
«Родина Аксаковых» была показана на выставке картин Нестерова в 1907 году. Повторение ее, относящееся к 1910 году, находится в собрании В. М. Титовой (Москва). Была на выставке картин и этюдов М. В. Нестерова в ЦДРИ (1947), а также на выставке «Русская живопись второй половины XIX века и начала XX в.» В ЦДРИ (1951–1952).
103
Можно отчетливо проследить изменения в творчестве мастера, сравнивая близкую по характеру картину Нестерова «В скиту» (1904; Башкирский художественный музей, Уфа) с «Родиной Аксаковых».
Отвлеченные представления художника, о которых говорит само название картины, уже не конкретизируются, как это было, например, в картине «На горах», в отдельном человеческом образе, однозначном по своему эмоциональному звучанию. Построенная на выразительности соотношения фигуры и пейзажа, картина не содержит прежнего повествовательного сюжетного рассказа, а воздействует на зрителя всем своим композиционным и эмоциональным строем.
Период 1905–1906 годов в творчестве Нестерова отмечен весьма своеобразной тенденцией. Художник не оставляет мысли найти гармонию в жизни человека и природы, найти мир чистых и поэтических побуждений, столь же естественных, как мир природы. Появляются такие картины, как «Лето», «Два лада», «Свирель» [104] .
104
Дореволюционная критика стремилась определить истоки творчества М. В. Нестерова. Так, например, С. К. Маковский в своей книге «Страницы художественной критики» видит эти истоки в стремлении художника отразить поэзию крестьянского мира (см. Сергей Маковский. Страницы художественной критики. Книга вторая. Современные художники. Спб., «Пантеон», 1909, стр. 80–92).
Лето. 1905
Особенно примечательны две первые работы. Картина «Лето» (1905; Ивановский областной краеведческий музей) [105] реальна по своему мотиву. Изображены две девушки с граблями, идущие по дороге, среди простого деревенского пейзажа. Однако уже сам размер полотна (117x177), соотношение фигур и пейзажа свидетельствуют о желании Нестерова найти иную, чем жанровая или пейзажная, трактовку своего мотива.
105
Картина «Лето» экспонировалась на выставке картин Нестерова в 1907 году. Пейзажные этюды к картине находятся в собрании Е. В. Сильверсван (Москва) и в собрании В. И. Петрова (Ленинград); этюд из собрания В. И. Петрова был на выставке «Русская живопись XVIII — начала XX в.», устроенной из частных собраний Ленинграда в 1956 году.
Художник ставит фигуры около самого края картины. Девушки входят в пейзаж, окутанный неясным вечерним сумраком, готовые к созерцанию его и уже охваченные этим созерцанием, этим настроением природы, грустным и отдаленным; они точно прислушиваются к таинственной тишине ее. Все подернуто синеватым, вечерним светом, и пейзаж и фигуры людей, и этот свет объединяет в единое целое, делает все каким-то призрачным и неясным. Но внутреннее состояние девушек торжественно и сосредоточенно, в их восприятии природа наполнена глубокой и таинственной жизнью, и эта тайна заставляет человека быть духовно близким природе, его окружающей, и вместе с тем постоянно задумываться о ее бытии.