Михайлов день (Записки очевидца)
Шрифт:
Однажды, не зная куда деваться от тоски, она забрела в опустевший после службы храм и с неприязнью сказала старенькому иеромонаху, с ласковой улыбкой смотревшему на неё:
— Батюшка, что вы меня разглядываете?
— А я смотрю на тебя и радуюсь — хорошая ты.
— Это я хорошая? — удивилась Анастасия. — Да я могу выжрать бутылку водки, и уже все лёгкие прокурила. Что, будете ругать за пьянство?
— А что тебя ругать? — вздохнул иеромонах. — Знаешь, до монашества я учился на психолога и чемодан конспектов тогда написал. А недавно открыл чемодан и прочитал в конспекте: «Травмированные люди тянутся к травматическим способам жизни, надеясь через
— Похоже, так, — согласилась Анастасия и заплакала, рассказывая о том, что главными в её жизни были всё же не успехи в науке, а дети.
Нет ничего слаще и дороже детей. Ради них она работала на трёх работах и жила, не щадя себя. А дети выросли безжалостными эгоистами. Сын не хочет ни учиться, ни работать и у матери деньги таскает тайком. А дочка нагуляла ребёнка и кричит в глаза: «Ненавижу!»
— Нет, дочка тебя любит, — утешал её батюшка. — А родит и хорошей матерью будет. Ей через материнство дано спасаться. А вот с сыном беда — не заставишь работать. Ничего, проголодается — догадается.
Позже Настя узнала, что она встретилась тогда с прозорливым батюшкой Серафимом, жившим на покое по старости лет и уже не принимавшим посетителей. Но в тот вечер он долго беседовал с ней, а утром Анастасия пришла в церковь креститься. Вошла она в купель пьющей, курящей женщиной, а вышла из неё тем новорожденным младенцем, которому омерзителен запах водки и табака. От радости Настя запела, подпевая певчим на клиросе. А после службы её окликнула старушка-регент:
— Голос у тебя, девонька, дивный. Благословись у батюшки и приходи на клирос.
Так она стала певчей на клиросе, а через год — регентом. Знакомые недоумевали: как так — разумная женщина, профессор, пошла работать в церковь буквально за гроши? Зарплата у регента была действительно гораздо меньше профессорской. А только радовалась, оживая, душа, и Настя была счастлива, тем более что родилась красавица-внучка, а сын, недовольный оскудением семейного бюджета, не выдержал и пошёл работать.
— Самое интересное, что я всю жизнь была безголосой и раньше никогда не пела, — рассказывала Настя. — Нет, нотную грамоту, конечно, знала, поскольку училась играть на скрипке. И вдруг откуда-то появился голос. Не понимаю, откуда? А старец сказал, что это дар Божий. И каждому новорожденному во Христе Господь кладёт в колыбель бесценный дар.
Анастасия задумчиво посмотрела на меня и спросила:
— А вам что Господь положил в колыбельку?
Ну, про свою «колыбельку», как выражается Настя, я умолчу. Но знаю немало случаев, когда люди преображались после крещения. Один спивающийся офицер-таможенник после крещения в Оптиной пустыни бросил пить и тут же велел своему младшему брату немедленно ехать в монастырь креститься. А вот о младшем брате расскажу подробнее.
Младший брат был богатырём-десантником, недавно демобилизовавшимся из армии. Работы в их провинциальном городке не было, и десантник уехал на стройку в Москву, чтобы заработать деньги на свадьбу с любимой Олечкой. А тут была такая любовь, что паломники прозвали богатыря Снегурочкой — это в честь знаменитой арии Снегурочки: «Люблю и таю». В общем, десантник таял от любви, показывал всем фотографии невесты, застенчиво спрашивая при этом: «Правда, Оля красивая?» Ну, что сказать о такой красоте? С фотографий кокетливо смотрела толстушка-продавщица с носом картошечкой. Но десантник был влюблён в свою Олечку с пятого класса, и она была для него единственной на всей земле. А единственная держала жениха в ежовых рукавицах и откладывала свадьбу на неопределённый срок, потому что семья — это дети. А как можно позволить себе заводить детей, если сначала надо купить итальянскую мебель и непременно хрустальную люстру? Ну, какие же дети без хрусталя?
В Бога Ольга не верила. Да и десантник приехал в монастырь креститься лишь потому, что любил своего старшего брата и с детской искренностью верил ему. Уровень знаний о православии здесь был нулевой, и иеромонах Роман (Кошелев) попросил меня помочь приезжему подготовиться к крещению.
Неделю десантник приходил ко мне домой, читал православные книги, а я объясняла ему непонятные места. Учился он с таким неподдельным интересом, что было радостно заниматься с ним. А десантник при этом стыдился, что отнимает у меня время, и порывался помочь по хозяйству.
— Сиди и читай, — урезонивала я гостя. — У нас времени мало на подготовку.
И всё-таки десантник мне серьёзно помог. Как раз в ту пору покосился наш старенький дощатый забор. Один человек, желая подзаработать, вызвался построить новую ограду. Но за две недели работы этот абсолютно беспомощный юноша всего лишь сломал старый забор. Коровы теперь забредали в огород и с удовольствием ели капусту. А юноша азартно гонялся за коровами, но строить, как выяснилось, ничего не умел
— Давай, брат, помогу, — подошёл к нему десантник.
Очень быстро и ловко он натянул на столбы сетку рабицу, да ещё и утешил юношу:
— Ничего, брат, бывает. Я в армии тоже сначала ничего не умел, и ты, друг, со временем всему научишься.
Перед крещением десантник очень волновался. Уходил покурить в лес перед домом (при мне он курить стеснялся) и выкуривал по две пачки сигарет в день. При этом он почему-то успокаивал нас:
— Не тревожьтесь за меня — я всё выдержу. Наш десант врагу не сдаётся.
Оказывается, у них в десанте была в ходу та легенда о крещении, что представляла собой простодушный народный пересказ жития сорока мучеников. Словом, крещение десантнику виделось так — людей загоняют в ледяную воду и мучают, обещая казнить, если не отрекутся от Христа. И всё же, несмотря на причудливость легенды, десантник по-своему точно понимал суть крещения — он готовился стать воином Христовым, способным, если надо, жизнь отдать за Христа.
Как же ликовал десантник после крещения! С удивлением рассказывал, что курить он теперь не может — Господь отсёк эту страсть. А в храме наш новорожденный христианин стоял с таким благоговением, что, казалось, светился весь. Позже он ещё не раз приезжал в Оптину пустынь, подолгу исповедовался у иеромонаха Романа, причащался и усердно трудился на монастырских послушаниях. Он так радовался поездкам в монастырь, что, приезжая, по-мальчишески восклицал: «Глоток свободы! Да здравствует Оптина!»
В последний раз он приехал в монастырь Успенским постом и не застал отца Романа в обители — батюшка лежал тогда в больнице. А тут одна монахиня из «шаталовой пустыни», то есть живущая сама по себе в миру, попросила в монастыре помочь ей по хозяйству и прислать для работы паломника. В общем, неделю десантник работал у монахини, колол дрова, клеил обои. И всю эту неделю бойкая монахиня внушала ему, что батюшки, благословляющие людей получать новые паспорта, — это оборотни-еретики. Поверить в батюшек-оборотней десантник не смог, но внял горячечным словам монахини, что он должен сжечь свой новый «сатанинский» паспорт, если не хочет предать Христа.