Микеланджело из Мологи
Шрифт:
Она машинально раскрыла одну из лежавших на коленях газет. Синим химическим карандашом в верхнем углу на второй странице был отмечен галочкой заголовок: "Новая Молога - город будущего, строящийся сегодня" Настя бегло просмотрела статью, потом вчиталась более внимательно. Некто Скользнев Л.Д. в восторженных тонах рассказывал, как на левом берегу Волги, почти напротив Рыбинска строится современный социалистический город - Новая Молога. Какие там будут теплые красивые дома, чистые зеленые улицы, залитые светом электрических фонарей. Какие счастливые люди мологжане, волей судьбы оказавшиеся в центре внимания советского правительства.44)
Настя свернула газету и аккуратно переложила с коленей на стол. Раскрыла следующую. Прочитала о том, как мологжане благодарны "Волгострою" за быстрое и качественное проведение работ по возведению домов в Новой Мологе.45)
Третья газета вторила первым двум. Но ни в одной из них ни слова не сообщалось о том, будут ли перевезены в Новую Мологу: здание Манежа, мологские церкви, Афанасьевский монастырь, пожарная каланча, заливные луга с травами по пояс, чистый целебный воздух Междуречья и многое-многое другое, что вмещает в себя слово "Молога".
Настя верила газетам, но спокойней от их бодрых слов на душе не стало. Мысли снова стали кружиться вокруг написанного ей письма Сталину: "Конечно, письмо не дошло до ворот Кремля. Если бы товарищ Сталин его прочитал, он не допустил бы преследования художников. Он бы позволил Анатолию организовать в Москве выставку. О, как много еще вокруг вождя врагов! И один из них следователь Блинов. Он очень хитрый. Он арестовал Сутырина, он, возможно, его пытал, но Анатолий молчит, не говорит про Летягина. Теперь Блинов решил, что хитростью заставит меня проговориться. Что ж, я знаю, как ему ответить!"
Она пододвинула к себе лист бумаги, взяла ручку, обмакнула перо, стряхнула избыток чернил в чернильницу и ровным почерком в верхней части листа вывела:
"Следователю НКВД Блинову..."
Когда спустя пару часов Леонид Дормидонтович вернулся в комнату допросов , Настя, уронив голову на стол, крепко спала. Поверх газет со статьями о Мологе лежал исписанный чернилами лист бумаги. Леонид Дормидонтович осторожно, чтобы не разбудить девушку, подошел к столу, взял лист в руки и прочел:
Следователю НКВД Блинову
Заявление.
Выставку картин о Мологе хотела организовать я сама, чтобы спасти город. Я написала письмо товарищу Сталину и собралась везти в Москву картины уже умершего художника Михаила Поцелуева, а также свои собственные. Но мама меня не отпустила, увезла с собой в деревню в Псковскую область, а картины оставила в Мологе в нашем старом доме.
Теперь я уже взрослая. Вступила в комсомол. Чтобы нарисовать новые прекрасные картины о Мологе, я приехала учиться в Москву. Но меня арестовали. Я не преступница, я ни в чем не виновата, и я сумею рассказать Сталину и о моем прекрасном городе, и о том, как Вы сажаете в тюрьмы невиновных людей. Слава Сталину!
Комсомолка Настя Воглина.
Прочитав столь своеобразное заявление, Леонид Дормидонтович понял, что где-то дал маху - Воглина не поверила в его искреннее желание помочь Сутырину. Ее попытка "вызвать огонь на себя" достойна уважения, но, к сожалению, Наркома такой финал дела об антигосударственной выставке не устроит. Необходимы жертвы посолиднее, чем четырнадцатилетняя девчонка.
Взглянув еще раз в раздумье на спящую Настю, товарищ Блинов сложил ее заявление треугольником, сунул в карман френча, прошел на свое место за стол и, подняв трубку телефона, приказал привести в комнату допросов Сутырина.
Проснулась Настя внезапно, вдруг, с необычайной достоверностью ощутив , что снова находится в Мологе. Торопясь скорее утвердиться в этом ощущении, чтобы сон снова не унес ее в стены СИЗО, она открыла глаза и увидела... Анатолия Сутырина.
Он стоял рядом, на расстоянии вытянутой руки, вполоборота к ней, и тихо разговаривал с сидящим за другим концом стола Блиновым.
Настя плотно закрыла глаза и тут же открыла снова. Нет. Это был не сон.
– Если Вы немедленно не освободите девочку, - с угрозой в голосе шептал Анатолий, - то я объявлю голодовку, умру, а Вы будете отвечать.
– Ни я, ни администрация тюрьмы за твою голодную смерть отвечать не будем - нет более такого закона, - также шепотом парировал угрозу Блинов. Пойми, что девочка слишком много знает. Я тебя еще от юршинских событий не отмыл, а через нее на тебя могут навесить обвинение в попытке организации антигосударственной выставки. Мало ли где сболтнет по недомыслию.
– Я уверен в ней более, чем в себе.
– Даже так?
– Даже так. Более того...
Анатолий повернулся лицом к Насте и, увидев ее широко открытые детские глаза, осекся на полуфразе.
Настя встала со стула. Неожиданно оступилась, припав на затекшую от долгого сидения ногу. Выпрямилась и тут же, упав на колени, уткнулась лицом в ноги Сутырина.
– Что ты, что ты, Настя, - испугался Анатолий.
– Сейчас же встань. Я не позволю никому тебя обидеть.
В ответ Настя обхватила руками его колени и, не в силах сдержать слез, разревелась.
С минуту никто не произносил ни слова. Потом так же неожиданно, как упала, Настя поднялась в рост, стряхнула тыльной стороной ладони остатки слез со щек и бросила в лицо Блинову:
– Вы - враг народа! Вы держите в тюрьмах невиновных. Вы убиваете на ночных улицах маленьких собачек и целитесь из нагана в беззащитных женщин. Я Вас презираю!
– Что ты, что ты, Настя, - беря в свои руки ее ладони, поспешил вмешаться Анатолий.
– Леонид Дормидонтович спас мне жизнь и сейчас же поможет тебе выбраться из тюрьмы. Правда ведь, товарищ Блинов?
Леонид Дормидонтович не ответил, испытующе глядя на Настю, как бы оценивая ее пригодность для какого-то большого дела.