Милорадович
Шрифт:
«На правом фланге стоял рядовой Григорий Иванов, примерный солдат, статный и высокого роста. Я сказал ему:
— Ты слышал, что случилось?
— Точно так.
— Присягнете вы теперь Александру?
— Ваше высокоблагородие, — ответил он, — видели ли вы императора Павла действительно мертвым?
— Нет, — ответил я.
— Не чудно ли было бы, — сказал Григорий Иванов, — если бы мы присягнули Александру, пока Павел еще жив?» [1948]
Все же и в том, и в другом случае, после некоторых уговоров и убеждений, — присягнули. Можно поверить, что действительно все было так просто. Однако недаром говорится, что «история принадлежит победителям» — события прошлого известны нам в том варианте, какой выгоден власть имущим. Но в данном случае историю — как предшествующую 14 декабря, так и самого этого дня, — зафиксировали и проигравшие, чьи записи, основанные на личных впечатлениях и рассказах очевидцев из «лагеря победителей», стали известны гораздо позже. Вот, например, что писал Штейнгель: «Великий князь тотчас предложил присягнуть цесаревичу. Но князь Лопухин доложил его высочеству, что надобно прежде исполнить свой долг — выполнить волю покойного государя и распечатать хранящийся в Совете пакет. Великий князь согласился, и все члены Совета с ним отправились в присутствие. Пакет был распечатан, манифест с приложениями прочтены, и все обратились к великому князю с изъявлением готовности признать его своим государем и принесть ему присягу. "Нет, нет, — отвечал великий князь, — я не готов, я не могу, я не хочу взять на совесть свою — лишить старшего брата его права. Я уступаю ему и первый присягну". Князь Лопухин хотел еще убеждать, но адмирал Мордвинов [1949] сказал: "Мы исполнили свою обязанность, признали его высочество своим государем; но его высочество повелевает присягать цесаревичу, мы должны повиноваться". Все согласились. Великий князь взял за плечо военного министра и со словами: пойдем, пойдем! повел его в церковь. Все присягнули императору Константину.
1948
Саблуков Н.А.Записки // Русские мемуары. Избранные страницы. 1800-1825 гг. М., 1989. с. 51.
1949
Мордвинов Николай Семенович, граф(1754—1845) — председатель Департамента гражданских и духовных дел Государственного совета, адмирал (1799), почетный член Петербургской Академии наук (1826). В 1802 году — морской министр. В 1823—1840 годах — президент Вольного экономического общества. Выступал за освобождение крестьян без земли за выкуп. В 1826 году единственный из членов Верховного уголовного суда отказался подписать смертный приговор декабристам.
От Сената был издан тотчас указ, повелевающий на основании постановления об императорской фамилии присягнуть старшему брату покойного императора, и гвардия в тот же день присягнула очень охотно» [1950] .
У Якушкина версия иная, никакого похода в Сенат не было:
«По окончании панихиды великий князь Николай Павлович, взявши в сторону Милорадовича, бывшего тогда военным губернатором и по праву своего звания, в отсутствие императора, главноначальствующего над всеми войсками, расположенными в Санкт-Петербурге и окрестностях столицы, сказал ему: "Граф Михаил Андреевич, вам известно, что государь цесаревич, при вступлении в брак с княгиней Ловичевой, отказался от права на престол; вам известно также, что покойный император в духовном своем завещании назначил меня своим наследником".
1950
Штейнгель В.И.Указ. соч. с. 149.
Милорадович отвечал: "Ваше высочество, я знаю только, что в России существует коренной закон о престолонаследии, в силу которого цесаревич должен вступить на престол, и я послал уже приказание войскам присягать императору Константину Павловичу". Таким решительным ответом Милорадович поставил великого князя Николая Павловича в необходимость присягнуть своему старшему брату» [1951] .
Впрочем, даже и официальные версии не совсем точны и понятны:
«Члены Государственного совета собрались в чрезвычайное собрание и первым долгом почли исполнить волю покойного государя.
1951
Якушкин И.Д.Указ. соч. с. 234-235.
Согласно тому, председатель (князь П.В. Лопухин) поручил правившему должность государственного секретаря (А.Н. Оленину) принести в собрание хранившийся в архиве, за замком и за печатью председателя, пакет, присланный от покойного государя 16 августа 1823 года, собственноручно им написанный на имя Оленина. В этом пакете был другой, на имя князя Лопухина, а в том последнем — запечатанный пакет с собственноручной надписью государя. "Хранить в Государственном совете до востребования моего, а в случае моей кончины, прежде всякого другого действия, раскрыть в чрезвычайном собрании Совета". Во исполнение этой высочайшей воли пакет, по прочтении надписи и по освидетельствовании целости печати, был тут же вскрыт Олениным, и в нем оказались известные, после того напечатанные, акты о наследии престола и об отречении великого князя Константина Павловича.
По выслушании членами, — как сказано в журнале, — "с надлежащим благоговением, с горестными и умиленными сердцами, последней воли" императора Александра, член Совета граф Милорадович объявил собранию, что великий князь Николай Павлович торжественно отрекся от права, предоставленного ему манифестом, и первый уже "присягнул на подданство его величеству государю императору Константину Павловичу".
Когда члены Совета, вследствие этого, обратились к графу Милорадовичу с просьбой исходатайствовать у великого князя дозволение Совету явиться пред лицо его высочества, дабы "удостоиться слышать из собственных его уст непреложную его по этому предмету волю", то они приглашены были великим князем в бывшие комнаты великого князя Михаила Павловича, и тут он всему Совету изустно подтвердил, что "ни о каком другом предложении слышать не хочет, как о том только, чтобы учинить верноподданническую присягу государю императору Константину Павловичу, как то он сам уже учинял; что бумаги, ныне читанные в Совете, ему давно известны и не колебали его решимости, а потому, кто истинный сын отечества, тот немедленно последует его примеру"…
"Государыня императрица, — продолжает далее журнал, — несмотря на жестокую свою печаль, почла нужным объявить членам Совета, что бумаги, ныне в собрании оного читанные, ее величеству известны; что все это было учинено по добровольному желанию самого цесаревича; но что она должна по всей справедливости согласиться на подвиг великого князя Николая Павловича"» [1952] .
Так пишет официальный верноподданный историк, но государь, комментируя его труд, возражает:
1952
Корф М.А.Записки. с. 579-580.
«Не знаю, с чего граф Милорадович мог сие объявить, ибо мне содержание манифеста было вовсе неизвестно, и я первый раз видел и читал его, когда Совет принес его ко мне. Ежели б я манифест и знал, я бы и тогда сделал бы то же самое, ибо манифест не был опубликован при жизни государя, а Константин Павлович был в отсутствии, потому во всяком случае долг мой и всей России был присягнуть законному государю» [1953] .
В общем, из всего ранее сказанного ясно только, «что судьбами Отечества располагал один граф Милорадович» [1954] . Лучше всех это понимал Николай Павлович — и он этого Милорадовичу не мог простить никогда…
1953
Заметки Николая I на полях рукописи М.А. Корфа // Междуцарствие 1825 года… с. 40.
1954
Трубецкой С.П.Материалы о жизни и революционной деятельности. т. 1. с. 316.
Как бы там ни было, но и дворцовый караул, и Сенат, а вслед за тем — вся Россия принесли клятву на верность новому государю императору Константину I.
Законность присяги сомнений не вызывала — Константин не только был вторым сыном императора Павла, но еще и имел титул цесаревича. В народе он был гораздо более известен и популярен, нежели Николай.
«Когда в городе носились уже слухи о тяжкой болезни императора Александра I и начались толки, кто примет корону — Константин или Николай, кто-то спросил у Якубовича:
— Которого бы из двоих ты желал лучше видеть царем?
— Если уж нельзя ни того, ни другого, так уж, конечно, лучше давайте Константина; этот хоть, по крайней мере, старый кот, попадешься к нему в когти, так разом задушит, а не станет, как котенок, играть с мышкой» [1955] .
В те дни Пушкин, сменивший южные края на псковское село Михаил овское, писал вернувшемуся уже в Петербург полковнику Катенину:
«…Как поэт, радуюсь восшествию на престол Константина I. В нем очень много романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым, вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. — К тому ж он умен, а с умными людьми все как-то лучше; словом, я надеюсь от него много хорошего» [1956] .
1955
Каратыгин П.А.Записки // Декабристы в воспоминаниях современников. М., 1988. с. 200.
1956
Пушкин А.С.Письма. Собр. соч. М., 1977. т. 9. с. 205.
К Николаю Павловичу отношение было противоположное.
«Граф Милорадович имел роковую неосторожность сказать великому князю, что он не ручается за спокойствие столицы, если будет объявлена присяга его высочеству, примолвя: "Вы сами изволите знать, как Вас не любят"» [1957] .
Впрочем, не все было столь однозначно, как сейчас может казаться.
«Константин в течение последних лет пребывал в Варшаве, сделался почти чужим для русских и потому не имел в Петербурге приверженцев. Воспоминания, которые оставались о нем, не привлекали к нему публики, хотя многие, особенно придворные, вооружались против него. Гордость дам оскорблялась мыслью, что полька, и притом не знатного рода, может быть императрицей.
1957
Штейнгель В.И.Указ. соч. с. 149.