Миниатюрист
Шрифт:
«Для своей сестры он выбирает другие цитаты», – думает Нелла.
– Я ведь сказал, что у вас еще будет возможность высказаться, Брандт, – замечает судья. – А сейчас заседание закончено. Завтра в семь.
Йохана и Джека выводят через разные двери. Галерка разочарована.
Нелла осматривает зал. Ганса Меерманса нигде не видно. Когда он успел улизнуть? Лийк тоже заметила исчезновение супруга. «Поскольку Марин дома одна – ни Отто, ни брата, ни меня, ни Корнелии, – видимо, он решил воспользоваться случаем и доставить… на этот раз не поросенка, а самого себя», – так думает Нелла. Она представляет,
– Что случилось? – спрашивает ее Корнелия.
– Ничего.
Проследив за ее взглядом, Корнелия видит свою старую приятельницу Ханну. Служанка окликает ее по имени, и Ханна подходит к ним. Для Неллы это удобный момент удрать вместе с толпой, жаждущей свежего воздуха.
Исчезновение
Пока она спустилась по лестнице, почти все, кто был на галерке, успели выйти на узкую улочку.
– Нет, ну можно в это поверить? – восклицает какой-то мужчина. – Чтобы человек его положения пошел на такое!
– Вот к чему ведет роскошь, – изрекает другой.
Нелла узнает старомодный гофрированный воротник и черную сутану. Это пастор Пелликорн. Все тут же прилипают к нему, точно колючки к шерсти.
– Это грех, – продолжает вещать тот. – От него за версту разит грехом. Йохан Брандт распутник.
– Он был для нас источником дохода, – возражает другой мужчина. – Благодаря ему мы стали богаче.
– Но что он сотворил со своей душой? – вопрошает пастор.
Нелла задыхается от запаха тухлого мяса – потянуло дымом из соседней таверны. Женщины нигде не видно. Нелла привалилась к стене. Почему эта блондинка постоянно оказывается где-то рядом?
У нее за ее спиной из здания выходят Лукас и Элберт, щурясь на солнце. По их лицам видно, что они ее узнали, хотя оба молчат. Лукас выпятил губу, а Элберт забегает за угол, и там его выворачивает наизнанку.
– Мадам, – обращается к ней Лукас. Пелликорн и остальные оборачиваются на голос. Лукас оправляет пиджак и нахлобучивает черную шляпу. – Он был не таким уж плохим. По крайней мере научил нас определять, когда корабль тонет.
– Идите к черту, – прошипела она.
Лукас удаляется в сторону Хейлегвег, а через минуту за ним отправляется его брат Элберт. Пелликорн окидывает Неллу оценивающим взглядом и чуть было не открывает рот, чтобы с ней заговорить. А она снова приникает к стене и закрывает глаза.
– С вами все в порядке? – спрашивает стоящая рядом женщина, но не получает ответа.
Нелла пытается представить себе жизнь без Йохана. Она по-прежнему не верит, что он может быть казнен, но, вымыв и убрав его кабинет, Корнелия как будто изгнала его дух. Этот невинный акт очищения стал мрачным предзнаменованием. «Нет, – шепчет она одними губами, чувствуя, как жизнь мужа утекает сквозь пальцы. – Это невозможно». Но как это предотвратить, она не знает. И вот она стоит, слыша, как Пелликорн и его паства уходят в сторону канала за глотком свежего воздуха.
– Мадам Брандт, – раздается рядом новый голос. Она открывает глаза и, к своему изумлению, видит приближающегося Ганса Меерманса. Он снимает шляпу и отвешивает низкий поклон. Она поднимает взгляд выше, надеясь увидеть спускающуюся по лестнице Лийк ван Кампен, но та, судя по всему, основательно застряла в зале суда.
– Я думала, вы у Марин, – говорит Нелла.
– Почему вы так решили? – он озирается, стараясь понять, что она там высматривает.
– Я все знаю. – Она выдерживает его беспокойный взгляд. – Я знаю, что между вами произошло.
Пауза. Он побледнел.
– Я ее предупреждал, – забормотал он. – Я…
– Вы видели светловолосую женщину? Она прошла мимо вас?
Он выглядит озадаченным.
– Нет, не видел. – Он мнет в руках поля шляпы, а Нелла воспринимает это как нервную попытку подыскать нужные слова. Она переводит взгляд с его бледного, осунувшегося лица вдаль, где скрылись пастор Пелликорн и другие, а потом на прохожих, не подозревающих о том, как быстро распадается человеческая жизнь за тюремными стенами. Но женщины-блондинки среди них нет, иначе по телу пробежал бы знакомый холодок, а Нелла, наоборот, ощущает тепло приближающейся весны.
– Как поживает ваша золовка? – спрашивает ее Меерманс.
Теперь пришел ее черед выглядеть озадаченной.
– Но… я так поняла, что вы… что вы знаете, в каком… в каком она положении.
Он молчит, а она спрашивает себя, что он должен испытывать. Надежду, что у Марин все обойдется? Чувство вины по отношению к Лийк?
– Я представляю, как она переживает из-за Йохана. – Его речь неспешна, взвешенна, каждый слог звучит отчетливо. – Она его очень любила. Когда мы были молоды.
Она дает ему время повспоминать невинные годы молодости, его и Марин.
– Вы могли бы положить этому конец, – говорит она. – Спасти его.
В ответ раздается безрадостный смех.
– Вы так считаете? Лийк моя жена. У нас с Йоханом был уговор… мне казалось, мы снова наладим наши деловые отношения. Все трое. А вместо этого он погубил значительную часть ее состояния… нашего состояния… пренебрегая своими прямыми обязанностями.
– Уверена, все еще можно…
– Весь сахар пришел в негодность, мадам. Я недавно проверял. Сам виноват. Я ведь знал, что с ним нельзя иметь дело… и как теперь она…
– Марин в порядке, – спешит успокоить его Нелла. – Все будет хорошо.
Он смотрит ей в глаза.
– Но ее состояние. Она же… – он закусывает губу и озабоченно морщит лоб. – Йохан в очередной раз нанес ей такой…
– Не беспокойтесь. Пока у вас с Марин…
Он останавливает ее жестом.
– Я должен думать о жене.
– Но вы ведь ее не любите.
Вместе с паникой ее охватывает раздражение. Нос забивают запахи мочи, впитавшейся в солому, и гниющих морковных очистков. Меерманс, при всей своей умученности, настроен решительно.