Минни
Шрифт:
Всё утро Гермиона безуспешно искала Люциуса, чтобы он разрушил, наконец, клятву. Хотелось обрести возможность хоть чем-то помочь Гарри. Гермиона обошла весь дом, но не нашла никаких следов пребывания любовника. На чердаке недовольно ухнул разбуженный Цезарь, на втором этаже среди жилых комнат оказались только три спальни: её, Нарциссы и Драко. Остальные комнаты встречали тоскливым запустением и холодом.
Гермиона смотрела, как Лу, напевая что-то себе под нос, развешивает золотые звёзды под потолком, как прикрепляет венок омелы над камином, и не чувствовала никакого праздничного
«Может, у Люциуса дела в Британии, и он был здесь всего ночь? Может, он вернётся на Рождество?»
— Скажи, Лу, ты видел позавчера здесь мистера Люциуса?
Вопрос застал эльфа врасплох. Он уронил звезду, и та разбилась, разлетевшись на десятки золотых кусочков.
— Хозяин Люциус умер, — замогильным голосом изрёк домовик, одарив её взглядом а-ля Сивилла Трелони. — Минни должна беречь память о нём!
Гермиона поморщилась и отвернулась, понимая, что больше ничего из старого эконома не выудит.
«Быть может, попытать счастья у Чайны или Юны?»
Нарцисса опять пропадала у подружки-любовницы, Драко Гермиона видела только за завтраком, и не сказать, чтобы скучала по ним. Но одиночество по-прежнему холодной лапой сдавливало сердце. Она думала о Гарри, молясь о том, чтобы с ним ничего не случилось и он вернулся живым и здоровым. Боль от потери родителей немного притупилась, Гермиона поняла, что попрощалась с ними именно в тот момент, когда заменила им воспоминания. Они остались в памяти именно такими: мама, добрая и напевающая песни, отец — страстный садовод и болельщик «Манчестер Юнайтед».
Гермиона зевнула. В последнее время хотелось то есть, то спать. С мыслью о том, что, возможно, стоило выбраться в магический квартал и выбрать подарок Нарциссе, она задремала.
* * *
Люциус быстро расхаживал между столами кабинета в Министерстве.
С момента, как он начал самостоятельно передвигаться в Мунго, казалось, все вокруг только и пытаются удержать его в неведении и на одном месте. Сначала этот целитель Эллиот: «Мы должны провести ряд исследований!», ему подвывал Стивенс: «Это сенсационное открытие тянет на мировую премию по колдомедицине!».
Но, проведя в постели целую неделю, маг больше не собирался отлёживаться. Придя в себя, он допрашивал всех и каждого и не успокоился до тех пор, пока не рассказали, что его семья жива, а Яксли мёртв. Малфой пытался встать, но был слишком слаб — ноги не слушались. От бессилия хотелось удавиться. Эллиот поил его снотворным, успокаивающим и восстанавливающим. Люциус и рад был попросить зелье сна без сновидений, но тогда бы он перестал видеть ЕЁ в своих кошмарах.
Почти каждую ночь ему снилась Гермиона на берегу моря. Она стояла и смотрела вдаль, а ветер развевал её пушистые волосы, которые так и хотелось погладить. Но едва Люциус протягивал руку, девушку загораживала тёмная фигура сына, а в следующее мгновение в волнах качалось неподвижное тело. И он знал — чьё. Вода полоскала тёмные кудри вокруг бледного лица с большими карими глазами, наполненными отчаянием, затекала в приоткрытый рот. Люциус бросался в холодное море и плыл, но течение относило Гермиону всё дальше.
Он просыпался со сдавленным стоном и промокшей
Малфой мучился от страха и неизвестности, и день, когда он смог стоять на ногах, стал поистине радостным. Оказалось, что при нападении Яксли трость сгорела дотла, пока Люциус доставал палочку. Наконечник в виде головы змеи сильно оплавился, но в остальном верная палочка колдовала исправно.
Мужчина трансгрессировал в поместье и привёл себя в порядок: вымылся, побрился, переоделся и выкурил трубку, изгоняя мерзкий больничный запах. Он остался доволен своим отражением: мазь Лонгботтома действительно омолодила его, даже глубокие морщины на лбу и в уголках глаз пропали, волосы отросли ниже лопаток.
Тишина зимнего парка и пустого дома угнетала. Люциус задумался, обрадуется ли хоть кто-то его возвращению с того света. Нарцисса? Драко? Гермиона? Разве что Минни, но её больше нет…
Сейф, о котором Нарцисса не знала, так и остался нетронутым, и это радовало. Малфой слышал, что его похоронили, и какое-то время не решался переступить порог старого семейного склепа, но всё-таки любопытство победило. В конце концов не каждый волшебник имеет возможность взглянуть на собственные останки. В усыпальнице пахло сыростью и плесенью, а от мороза изо рта вырывался пар. Мужчина держал в руках позолоченную урну с собственным прахом и думал, что тот Люциус действительно умер. И, должно быть, это к лучшему, ведь теперь можно начать жизнь с чистого листа.
В Министерстве все шарахались от воскресшего покойника, поминали Мерлина Всемогущего и складывали пальцы в кельтский крест, отводящий беду. Уточнив у Бруствера, что с семьёй всё в порядке, и все они теперь в Кале, он вздохнул с облегчением.
— Мистер Малфой, — темнокожий министр замялся, — вам придётся оформить некоторые документы у архивариуса Финчли. Вы ведь воскресли чудесным образом. Нужно занести ваше имя в волшебный реестр. К тому же, некоторые обязательства…
— Что вы имеете в виду?
— Средства на восстановление Хогвартса…
Люциус криво усмехнулся.
«Будь ты трижды героем и восставшим из пепла, они всё равно помнят, что ты — денежный мешок. «Рыцарь галлеона и кната», а не живой человек».
Пришлось задержаться ещё и в Гринготтсе, чтобы перевести деньги на счёт школы и отправить приличную сумму Лонгботтому на дальнейшие исследования и письмо с предложением оформить патент на его изобретение. Пока гоблины дотошно сверяли личность и счета, Малфой успел заказать на Косой Аллее новый наконечник для палочки и трость, уж очень привык к старой. Он развернул свежий выпуск «Ежедневного пророка» и с удивлением прочёл интервью Бруствера о битве в Хогвартсе. Было странно читать об этом со стороны, но надо отдать должное Кингсли: ничего лишнего, что роняло бы Министерство в глазах общественности. Аврор сдержал своё обещание: было сказано и о переломной роли, сыгранной семьёй Малфоев в решающей битве.