Минни
Шрифт:
Спящий мэнор дышал размеренно, как живой. Тиканье больших часов размыкало таинственную тишину. Лунный свет чертил узкие дорожки на полу, рисуя руны и загадочные символы. Портреты в галереях сонно вздыхали и почёсывались, шёпотом жалуясь на зуд от воображаемой пыли.
Вместо библиотеки Гермиона поднялась на третий этаж и потянула на себя ручку дубовой двери.
Она редко бывала здесь, в спальне Люциуса, чаще в кабинете, но воспоминания нахлынули неукротимыми волнами: вот он прикусывает её ушко у порога, вот прижимает бёдрами к столу. А
От июльской жары было распахнуто окно, и вместе с переливчатым пением какой-то птахи по комнате плыл сладкий аромат жасмина. Слабый ветерок шевелил золотистые шторы.
Люциус спал на спине, закинув руку за голову, спутанные волосы разметались по подушке. Широкая грудь мерно вздымалась, а тонкое одеяло сползло на бёдра.
«На спине спит король, на боку — мудрец, на животе — богач», — мысленно усмехнулась Гермиона.
Сейчас она напоминала себе львицу, которая вышла на охоту. Она медленно стащила одеяло, под которым оказался совершенно голый мужчина, пахнущий шиповником и имбирной свежестью. Ароматное диковинное лакомство, а сейчас она голодна как никогда! От предвкушения дрогнули ноздри, а язык хищно обвёл губы.
Гермиона устроилась между ног Люциуса и принялась покрывать медленными поцелуями внутреннюю сторону бёдер. Его мышцы немного напряглись, и Малфой что-то пробормотал во сне. Она усмехнулась и коснулась губами члена. Он дрогнул, будто приветствуя её, и Гермиона медленно провела вдоль него языком, чувствуя, как орган твердеет, с готовностью отзываясь на её ласку.
Женщина закрыла глаза от удовольствия, целуя круглую головку, нежно вбирая её в рот и посасывая. Член пульсировал и подрагивал, разбухая в плену губ, он становился всё больше, упираясь в гортань, но Гермиону это не останавливало. Она скользила по нему ртом, постанывая и чувствуя, как между ног нарастает нестерпимый жар.
Поэтому и пропустила момент, когда Люциус пробормотал «Гермиона…» и открыл глаза. Она почувствовала, как его широкая ладонь легла на затылок и протянула вверх, притягивая к тёплому телу. Круглый живот касался твёрдого торса, и ей пришлось опереться руками на подушку с обеих сторон от его головы.
— Гермиона? Я думал, ты мне снишься…
— Как ты меня узнал в темноте?
— Яблоки, — его дыхание сбивалось точно так же, как и у неё. — Ты пахнешь яблоками. Что ты здесь делаешь?
— Я… — она сглотнула, — я думала, это очевидно… ты же дал мне портал…
Гермиона смотрела в его затуманенные желанием глаза, в которых отражался жемчужный лунный свет, и вдруг на мгновение стало страшно, что он выгонит её, выставит за дверь за такое нахальное вторжение. Она потянулась и коснулась его тонких губ. И сразу почувствовала, как Люциус отвечает: немного скованно, напряжённо, вовлекая в нежный и неторопливый поцелуй.
Он приподнялся, сунув подушку под поясницу, и через голову снял с неё тунику. Гермиона как заворожённая смотрела на его пальцы, высвобождающие
От его прикосновений сводило ноги. Такого с ней не было никогда. Каждый раз, когда губы Люциуса дотрагивались до разгорячённой кожи, Гермиона негромко вскрикивала от предвкушения. Соски затвердели и вызывающе торчали перед лицом мужчины, словно провоцируя на новые ласки языком.
Но этого было мало, дьявольски мало! Желание почувствовать Люциуса внутри стало таким острым, что мышцы влагалища сжались от нетерпения и невыносимой пустоты.
Его руки огладили круглый живот, нежную кожу на спине с соблазнительной выемкой, ягодицы. Гермиона выгнулась в истоме и застонала.
— Не надо… — взмолилась она. — Я готова! Возьми меня… Пожалуйста!
Люциус буквально содрал с неё летние брючки вместе с бельём и усадил на себя, осторожно проникая внутрь. Несмотря на всю её влажность, Гермионе понадобилось какое-то время, чтобы впустить его напрягшийся член. Люциус издал глухой стон, когда она двинулась, пытаясь вобрать его в себя больше. А потом сжал её ладони в своих, давая опору.
— Гермиона… о… да!
От того, как он произносил её имя, пересыхало в горле.
Гермиона не знала, существует ли ещё весь остальной мир. Во всей Вселенной были только двое, она и он, мужчина и женщина. И божественный танец их тел, который хотелось продлить как можно дольше.
Сквозь полуразомкнутые веки она видела, с какой страстью смотрит на неё Люциус, и насаживалась глубже. Крутила бёдрами, подавалась вперёд, задыхаясь от восхитительных ощущений.
— Моя! Моя ведьма! — постанывал он сквозь зубы, сжимая её ягодицы и толкаясь вверх.
— Да! — вторила она, впиваясь ногтями в его бёдра. — Да!
Люциус поначалу пытался сдержаться, снизить темп, но Гермиона не давала ему ни единого шанса. Она не могла остановиться, раскачиваясь на нём и скользя на налитом кровью члене. Это было прекрасно: он заполнял её всю, обжигающе горячий, твёрдый и нежный одновременно.
Люциус чувствовал, как она напряжена, и ускорился, прижав её бедра к своим и насаживая Гермиону на себя до предела.
Она умоляюще простонала:
— Ох! Только не останавливайся!
В голове не осталось ни одной мысли, только знакомое предвкушение сказочного сладкого…
Будто от Люциуса сквозь неё саму прорастал чудесный цветок — всё выше и выше, от живота к позвоночнику, а потом между лопатками словно раскрылись разноцветные крылья, унося вверх, на небеса блаженства. Гермиона вскрикнула, задрожав всем телом, и упала в объятья любимого.
Люциус аккуратно перевернул её на спину и снова вошёл, возобновляя движения. После такого продолжительного воздержания ему казалось подвигом сдерживаться так долго. Но ради неё — всё, что угодно.
Мужчина чувствовал, что вот-вот последует за Гермионой и откровенно любовался тем, как она млеет под ним, закусывая губу и шепча его имя.