Мио, мой Мио !

Линдгрен Астрид

– Юм-Юм, дорогой Юм-Юм, помоги мне, – пролепетал я.

Я не мог его видеть, было ведь очень темно. Я не мог видеть его милого лица, его добрых глаз, которые так напоминали мне глаза Бенки. Но я услышал шёпот:

– Сейчас-сейчас, дай мне руку, я помогу тебе.

Я взял его за руку. Но это была не рука. Это был железный коготь!

Более страшного меча я никогда в моём замке не видел

Может

быть, когда-нибудь я обо всём этом забуду. Когда-нибудь не стану больше вспоминать рыцаря Като. Забуду его ужасное лицо, его страшные глаза, его кошмарный железный коготь. Я мечтаю дожить до того дня, когда я перестану думать о нём. И даже то страшное помещение, его залу, в которой тогда оказался, тоже ни разу не вспомню. Там было всё, даже воздух, пропитано злобой. Это было как раз то место, где рыцарь Като просиживал дни и ночи, задумывая зло. День за днём, ночь за ночью обдумывал он свои злые дела, и злоба висела в воздухе густым облаком, так что трудно было дышать. Злоба эта потоками струилась наружу и убивала всё прекрасное, всё живое. Она пожирала зелёные листья, цветы и травы, злой пеленой отгораживала от земли солнечные лучи, потому-то там никогда по-настоящему не рассветало, не бывало дня, а только ночь или, вместо дня, сумерки. Понятно, почему его окно над Мёртвым озером смотрелось, как уставившийся на воды глаз, полный злобы. Потому что его злоба светилась в окне, когда он сидел там и задумывал злое. И вот в этой его комнате я и оказался. Я был схвачен, когда обеими руками вцепился в ступеньку, чтобы не покатиться вниз по лестнице. Как раз в этот миг я не смог бы взмахнуть мечом. Тут на меня и набросились чёрные стражники и потащили в эти ужасные покои рыцаря Като.

Юм-Юм был уже там. Он стоял бледный, потерянный и, увидев меня прошептал:

– Всё кончено, Мио…

Перед нами был рыцарь Като. До чего же он ужасен! Он молча смотрел на нас, и злоба его обдавала леденящим потоком и одновременно обжигала палящим пламенем. Она опаляла наши лица и руки, щипала глаза, и с воздухом, который мы вдыхали, проникала в наши лёгкие. Она волнами пронизывала всё тело. И от этого на меня наваливалась такая усталость, такая слабость, что я не смог бы в ту минуту даже просто поднять свой меч.

Стражники, вырвав меч у меня из рук, протянули его рыцарю Като. Взглянув на него, он вздрогнул.

– Более страшного меча я никогда в моём замке не видел, – сказал он, повернувшись к стражникам. Он подошёл к окну, постоял возле него, взвешивая меч в руках. – Что же мне сделать с этим мечом? – произнёс рыцарь Като. – Этот меч не убивает добрых и невинных. Так что же мне с ним сделать?

Он поглядел на меня своими ужасными змеиными глазами и увидел, как я жажду получить свой меч обратно.

– Утоплю-ка я этот меч в Мёртвом озере, – продолжал он, – в самом глубоком месте. Потому что более страшного меча я никогда в моём замке не видел.

Он поднял меч и швырнул его через окно. Я видел, как меч падал, переворачиваясь в воздухе, и пришёл в полное отчаяние. Многие тысячи лет ковал Кузнец этот меч, который способен

сокрушить камень. Многие тысячи лет все жили надеждой, что я смогу победить рыцаря Като. И теперь он выбросил мой меч и утопил его на дне Мёртвого озера! Я больше никогда его не увижу. Всё кончено…

Рыцарь Като отошёл от окна и встал перед нами. Его злоба почти не давала нам дышать, когда он находился так близко.

– Ну и что мне теперь сделать с этими моими врагами? – размышлял рыцарь Като. – Что мне сделать с моими врагами, которые явились, чтобы убить меня? Стоит об этом подумать. Я мог бы придать им птичий облик, и пусть себе летают над Мёртвым озером и кричат тысячи и тысячи лет.

Он окинул нас своим ужасным змеиным взглядом и задумался.

– Да, я мог бы обратить их в птиц. А ещё – раз! – и вырвать их сердца и вложить в каждого из них сердце из камня, и тогда они стали бы мне служить.

«Преврати меня лучше в птицу, – думал я, – ведь ничего не может быть хуже, чем иметь каменное сердце».

Но я промолчал.

Рыцарь Като не спускал с нас своих змеиных глаз.

– А не посадить ли их в башню? И пусть они там умрут с голоду.

Он ходил взад-вперёд, раздумывая. И от его мыслей воздух всё больше и больше наполнялся злобой.

– В моём замке от голода умирают за одну ночь – так нестерпим здесь голод. Одной ночи достаточно.

Он встал передо мной и положил мне на плечо свой железный коготь.

– Я знаю тебя, принц Мио, – сказал он. – Я понял, что ты явился, как только увидел твою белую лошадь. Я ждал тебя. А ты-то думал, что настала ночь сражения.

Он наклонился ко мне и прошипел мне в ухо:

– Ты решил, что настала ночь сражения, но ты заблуждался, принц Мио. Это ночь голода. И когда пройдёт ночь, в моей башне будут лежать только маленькие белые косточки. Вот только всего и останется от принца Мио и его оруженосца.

Он постучал своим железным когтем о каменный стол, который стоял посреди его мрачных покоев. Вошёл новый отряд чёрных стражников.

– Заточить этих в башню, – приказал он, указав на нас своим железным когтем. – В башню за семью замками. Семерым стражникам сторожить у двери, и ещё семьдесят семь пусть сторожат во всех залах, на всех лестницах, во всех коридорах, что находятся между башней и моими покоями.

Он уселся за стол.

– Я буду сидеть здесь, сидеть и обдумывать, какое ещё сотворить зло, и принц Мио больше не посмеет мне помешать. Пройдёт ночь, и я пойду взглянуть на маленькие белые косточки. Прощай, принц Мио! Спи спокойно в моей Башне голода!

Чёрные стражники схватили нас с Юм-Юмом и потащили через весь замок в башню, где нас ожидала смерть. И повсюду, во всех залах и коридорах толпились чёрные стражники, которые должны были нести вахту на всём пути от башни до покоев рыцаря Като.