Мир без конца

Фоллетт Кен

Девушка быстро схватывала.

— А потом четверками — двое на лестнице…

— Да. Хотя к тому времени люди устанут, понадобятся свежие силы.

— Это верно.

— Начинайте. Я приведу еще десятерых, места много.

Мегг обратилась к добровольцам:

— Эй, разбивайтесь на пары!

Люди принялись зачерпывать ведрами воду.

— Нужно держать ритм, — командовала Роббинс. — Зачерпнул — поднял, передал — выплеснул! Раз-два, три-четыре! А что, если петь, чтобы легче работалось? — И запела густым контральто:

Жил на свете рыцарь славный…

Эту песню знали все, и следующую строку пели уже хором:

Меч его остер и смел.

Фитцджеральд наблюдал. Через несколько минут все промокли насквозь, а уровень воды почти не понизился. Трудиться придется долго. Он перелез через частокол и спустился в лодку к Яну. На берегу ждали еще тридцать добровольцев с ведрами. Строитель наладил работу на втором коффердаме, оставил там за старшего Марка Ткача, затем добавил людей и начал потихоньку заменять уставших. Ян Лодочник выбился из сил и передал весла сыну. Вода убывала мучительно, дюйм за дюймом. А когда ее все-таки стало меньше, дело пошло медленнее, потому что ведра нужно было поднимать выше.

Мегг первая поняла, что удержать равновесие на приставной лестнице с полным ведром в одной руке и пустым в другой невозможно, и наладила одностороннюю передачу: сначала полное ведро вверх по лестнице, затем пустое вниз. Марк ввел у себя такую же систему.

Люди час работали, час отдыхали, но Мерфин трудился без продыха. Он группировал добровольцев, наблюдал за переправой к коффердамам и обратно, заменял треснувшие ведра. Большинство мужчин во время перерывов пили эль, и после обеда кое-кто попадал с лестниц. К ним с повязками и мазями пришла мать Сесилия, ей помогали Мэтти Знахарка и Суконщица.

С наступлением сумерек работу пришлось прекратить. Мерфин попросил всех прийти завтра и отправился домой. Съев несколько ложек материнского супа, он уснул за столом и проснулся только для того, чтобы завернуться в одеяло и лечь на выстеленный соломой пол. Открыв глаза на следующее утро, он первым делом подумал, придет ли кто-нибудь сегодня.

На рассвете юноша с тревогой поспешил к реке и увидел Марка Ткача и Мегг Роббинс. Ткач неторопливо дожевывал огромный кусок хлеба, а Роббинс зашнуровывала сапоги, надеясь не промокнуть. Полчаса просидели втроем, и Мерфин уже начал подумывать, что же ему делать без добровольцев. Затем появились юноши, неся с собой завтрак, за ними послушники, а потом и все остальные. Показался Ян Лодочник, Фитцджеральд велел ему перевезти Мегг с людьми, и добровольцы приступили к работе.

Сегодня работать было труднее. После вчерашнего все устали. Каждое ведро приходилось поднимать примерно на десять футов выше. Но уровень воды неуклонно понижался, и уже проглядывало дно.

Вскоре после обеда показались первые телеги с каменоломни. Зодчий велел выгрузить камни на пастбище и переправиться на пароме в город. Чуть позже в коффердаме Мегг плот лег на дно.

Но еще нужно было разобрать и поднять сам плот, бревнышко за бревнышком, вверх по лестнице. Десятки рыбин бились на мокром песке, их собрали в сеть и раздали добровольцам. Наконец Мостник встал на приступку, усталый, но с ликованием в сердце, и долго смотрел вниз, в двадцатифутовый колодец, на плоское илистое дно.

Завтра он засыплет в каждый по несколько тонн мелких камней, скрепит их раствором, и получится мощный неподвижный фундамент. А потом начнет строить мост.

Вулфрик ополоумел с горя. Почти ничего не ел и перестал умываться. Механически вставал на рассвете, ложился, когда темнело, но не работал и не приближался к Гвенде по ночам. Когда девушка спрашивала, что с ним, отвечал: «Не знаю, правда». Примерно так же он отвечал и на все остальные вопросы, а то и просто мычал.

В полях оставалось немного работы. Наступило то время года, когда крестьяне усаживались перед очагом, шили кожаные башмаки, вырезали дубовые лопаты, ели соленую свинину, моченые яблоки и капусту. Гвенду не тревожило, что они будут есть: у Вулфрика еще оставались деньги от продажи урожая, — но крайне тревожил он сам.

Парень трудился всю жизнь. Встречаются нытики, потирающие руки на каждый свободный день, но этот не из таких. Поле, урожай, скот, погода — вот чем он жил. По воскресеньям не находил себе места, пока не придумывал какого-нибудь дозволенного занятия, а в праздники всячески старался обходить правила.

Гвенда понимала, что его нужно встряхнуть, иначе юноша просто заболеет. Да и денег на всю жизнь не хватит. Рано или поздно им придется искать работу. Однако девушка ничего не говорила два месяца, пока не уверилась окончательно. Но как-то декабрьским утром решила, что пора:

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

Обобранный крестьянин сидел за кухонным столом, неизвестно зачем строгая палочку, и, не поднимая глаз, что-то промычал в ответ. Верная подруга наклонилась через стол и схватила его за руки, прервав это бестолковое занятие.

— Вулфрик, пожалуйста, посмотри на меня.

Он угрюмо поднял голову, рассердившись, что ему приказывают, но воли возражать не было.

— Это важно, — настаивала Гвенда.

Парень молча смотрел на нее.

— У меня будет ребенок.

Выражение лица Вулфрика не изменилось, но землепашец уронил нож и палочку. Девушка долго смотрела на него.

— Ты меня понимаешь?

Он кивнул:

— Ребенок.

— Да. У нас будет ребенок.

— Когда?

Гвенда улыбнулась. Первый вопрос, который он задал за последние два месяца.

— Летом, до жатвы.

— За ребенком нужно ухаживать. За тобой тоже.

— Да.

— Мне нужно работать.

И вновь погрузился в уныние. Девушка затаила дыхание. Что сейчас будет? Вулфрик вздохнул и стиснул зубы:

— Я пойду к Перкину. Ему нужно проводить зимнюю вспашку.

— И удобрять землю, — радостно откликнулась Гвенда. — Я пойду с тобой. Он предлагал работу нам обоим.

— Хорошо. Ребенок, — повторил молодой человек, словно это было чудо. — Интересно, мальчик или девочка.

Она встала, обошла стол и подсела к нему на лавку.

— А ты кого больше хочешь?