Мир без России

Арин Олег

Окончание холодной войны в конце 80-х годов сопровождалось сломом биполярной системы, на месте которой «в одночасье» в самом начале 90-х годов возникла однополярность в силу мгновенного по историческим меркам развала СССР и всего восточного блока. В результате на данный момент существует безоговорочное доминирование «золотого миллиарда» во главе с США. Именно этот мир — полюс — является субъектом международных отношений, остальной мир — периферия (за исключением Китая) — является его объектом. Называть этот мир двухполюсным, как это делает А. Яковлев, неверно не только в силу закона циклов, но и в силу того, что остальной мир из-за его экономической слабости и политической аморфности обслуживает интересы Запада. И при малейшем его сопротивлении (в Югославии, на Ближнем Востоке, в Африке, Латинской Америке и даже в ЮВА) Запад его быстро приводит в чувство.

Я напомню, что биполярность периода холодной войны держалась на примерном паритете или равенстве в соотношении сил. Когда это примерное равенство нарушается, ломается и структура международных отношений, которая трансформируется в структуру доминирования — подчинения, т. е. в монополярность. Гегемонии или доминирования добиваются не для того, чтобы устанавливать равноправные отношения. Тогда теряется смысл в стремлении к гегемонии. Гегемония на то и гегемония, чтобы господствовать над остальным миром.

По логике циклов однополярный мир должен затем преобразовываться в многополярный мир. К нему обычно стремятся страны, потерпевшие поражение в предыдущем цикле, а также страны, сумевшие нарастить свой экономический потенциал, отсидевшись за рамками борьбы в биполярной системе.

На первый взгляд, таковыми являются в первом случае Россия, во втором — Китай и Индия. Поэтому первые две страны столь горячо отстаивают концепцию многополярности, которая, как полагают их руководители, позволит им занять «достойное место» в мировом сообществе. Индия о ней помалкивает, поскольку она, с одной стороны, была над схваткой, с другой — так и не сумела нарастить свой экономический потенциал. Ее ВВП ниже 500 млрд долл., что для страны с населением 1 млрд человек неприлично мало.

И в этой связи возникает вопрос: сработает ли закон циклов, когда настанет черед многополярности? Я не совсем в этом уверен, потому что, как было сказано выше, на мировой арене работают и другие законы, функционирующие за пределами геостратегического поля. Например, законы геоэкономики — то самое пространство, где в сложном сочетании взаимодействуют три основных типа мировых экономических отношений: интернационализация, интеграция и глобализация. Следовательно, если я не уверен в переходе к многополярности, я не могу быть уверенным и в биполярности. Для того чтобы мне что-то однозначно утверждать, я должен был бы «свести» законы циклов с законами геоэкономики и уже на их стыке рассмотреть их взаимодействие.

Но даже оставляя в стороне этот комплексный анализ и переходя на позиции А. Яковлева, т. е. стандартный геостратегический подход, я вынужден высветить ряд противоречий русского профессора.

Читатель, надеюсь, помнит, что А. Яковлев делит мир на два лагеря по признаку «политика» (он писал о «двух политических лагерях»). В чем суть такого политического размежевания? В предшествующей биполярности все было ясно: на одной стороне — капитализм, на другой — социализм. А что сейчас? Запад, понятно, капитализм. А не-Запад? Так называемая периферия состоит сплошь и рядом из капиталистических государств. Ведь не случайно в предыдущей борьбе между двумя системами страны Третьего мира не оказали реальной поддержки социалистической системе, а, наоборот, только ослабляли ее путем высасывания из нее финансовой и экономической помощи. Из нынешних же трех стран, которые должны были создать центральное звено противостояния Западу, две — Россия и Индия — капиталистические государства. Естественно, каждая со своими спецификами, но они капиталистичны по основным признакам капитализма: частная собственность на средства производства как доминирующая форма собственности и буржуазная демократия. Так вроде бы определяли суть капиталистических государств теоретики левых Маркс, Энгельс и Ленин. Если они правы, тогда каким образом мировое сообщество может разделиться на два политических лагеря?

Теоретически это возможно, если предположить, что социалистический Китай умудрится сгруппировать вокруг себя весь обиженный на капитализм мир, куда войдет не так много государств (КНДР, Куба и некоторые страны Третьего мира). Но при таком «политическом» размежевании Россия и Индия оказываются на стороне «золотого миллиарда». Выдержит ли такую «биполярность» противоположный полюс? Ответ, по-моему, очевиден. Иначе говоря, биполярность по политическому признаку — просто элементарный нонсенс. По крайней мере на данный исторический момент. Но он может оказаться не чепухой только в случае социализации России и той же Индии. Что в принципе исключать нельзя в последующие 15–20 лет.

В своих же утверждениях о биполярности А. Яковлев все-таки чаще говорит о парной формуле Запад — не-Запад, что может означать только одно — разные уровни экономического развития. Тогда надо говорить не о политических полюсах, а именно экономических полюсах. В таком размежевании имеется больший смысл, поскольку неравномерное развитие между странами также является источником противоречий между странами, стимулирующим формирование различных полюсов и центров, между которыми может возникнуть конфронтация. До возникновения Советской Республики и чуть позже — Советского Союза именно неравномерное развитие государств как раз и вело к различным войнам в рамках одной общественно-политической системы. Даже Вторая мировая война начиналась как война за расширение сфер влияния, в основе которой были экономические и геостратегические мотивы, а не война между социализмом и капитализмом. Другими словами, теоретически размежевание на два блока возможно в силу неравномерного экономического развития государств, которое на поверхности выливается в геостратегическое противостояние (в скобках хочу напомнить, что геостратегическое противостояние — это борьба за силу).

И в этой связи вернемся к идее А. Яковлева о трехзвенной оси: Россия — Китай — Индия. Эту идею, как известно, на официальном уровне озвучил Е. Примаков в бытность свою министром иностранных дел. Впоследствии она была растиражирована «евразистами» и всеми теми, кому противен этот Запад вместе с США. Причем многие из них понимают, что «в реальности подобный стратегический союз просто невозможен, в первую очередь из-за позиции самого Пекина (не рассматривающего Индию и особенно Россию как однопорядковых партнеров) и фундаментальных противоречий»¹²⁴. Несмотря на подобное утверждение, авторы (С. Лунев и Г. Широков) не теряют оптимизма, и он У них обоснован таким образом: «Среди шахматистов популярно высказывание: «Угроза страшнее исполнения». Именно угроза создания военно-политического союза могла бы заставить Север идти на самые существенные уступки трем евразийским гигантам» (там же). Мне не очень понятно, что их вынудило отойти от значительно более взвешенных оценок по поводу этого «треугольника», о котором они высказывались в совместной монографии¹²⁵, но у меня к ним два простых вопроса в связи со сказанным. Первый: как они могут объяснить, что Китай и Индия попали в разряд евразийских государств? Неужели какие-то их части достигли Европы? И второй вопрос: по каким конкретно позициям Север должен пойти на уступки этим государствам? Или это свойственный русским разговор «вообще»?

В свое время известный индийский журналист Дев Мурарка, участвуя в одном из Круглых столов в Горбачев-Фонде, вынужден был заявить: «Я внимательно выслушал выступавших в этой дискуссии и должен признаться, что она производит тяжелое впечатление. Мне кажется, что господствующим мотивом в ней является своего рода шизофрения»¹²⁶. И, видимо, обращаясь непосредственно к А. Яковлеву, который на этом Круглом столе, естественно, поднял вопрос о России, Китае и Индии как «антагонисте Запада» (с. 68), Мурарка выдвинул немало убедительных контраргументов против данной идеи, в том числе и такой неординарный, как отсутствие у Индии «воли к власти», т. е. отсутствие у нее стремления к «атрибутам мощи и статуса». Его вывод заключается в следующем: «Бороться за создание такого блока — все равно что хлопать крыльями в пустоте» (с. 117).

Самое удивительное, что ни А. Яковлев, ни многие другие сторонники подобной идеи не понимают, что Запад как раз мог бы быть заинтересован в таком стратегическом треугольнике. Более того, для США выгоднее предоставить в качестве первоначального капитала 50—100 млн долл. для раскрутки такого альянса. А далее начали бы происходить удивительные вещи.

Представьте на минутку, что он создан. Для поддержки такого союза все три страны должны были бы ежегодно выделять определенные суммы. Иначе альянс не будет работать. Ведь для того, чтобы «золотой миллиард» доминировал в мире, одни только США ежегодно выделяют около 300 млрд долл., в том числе и на поддержание тех самых союзов, о которых с неодобрением упоминал А. Яковлев. Поскольку инициатором этой «оси» явится Россия, то львиная доля должна лечь на плечи Москвы. Вспомните Организацию Варшавского Договора, который почти на 85–90% финансировался Советским Союзом.