Мир царя Михаила

Михайловский Александр Борисович

Ледовая пустыня, непреодолимая для обычных морских кораблей, для подводного атомного крейсера является надежной торной дорогой. Именно по этой причине капитан 1-го ранга Верещагин, как гостеприимный хозяин, пригласил своих высокопоставленных пассажиров выйти на свежий воздух, и полюбоваться на берега пролива, разделяющего Азию и Америку. Следующей сушей, которую они смогут увидеть, будут скалы в районе Осло-фиорда.

Из всех присутствующих на борту ВИП-персон один лишь Великий князь Александр Михайлович отказался от прогулки на “свежем воздухе”. Обязанности, которые собирался возложить на него новый император, требовали знаний, знаний, и еще раз, знаний. Когда в империи, наконец, разберутся в том,

что именно произошло, то все станут тянуть одеяло на себя. Армейские потребуют аэропланы, скорострельные карабины и бронеходы. Флотские станут требовать строительства могучих многобашенных линкоров, и невидимых с поверхности моря подводных лодок.

Помещикам, крестьянским артелям и отдельным зажиточным мужикам потребуются трактора, а железнодорожники захотят получить мощные и экономичные локомотивы с двигателями дизеля-тринклера.

Словосочетание “Большой скачок” Александр Михайлович не знал, но о смысле его инстинктивно догадывался. Только вот надо было помнить о том, что, учитывая крайнюю слабость российской промышленности, нужно не надорваться, пытаясь поднять заведомо непосильный груз.

Поэтому, чтобы не наступить на кем-то уже опробованные грабли, Великий князь Александр Михайлович заперся в своей каюте с букридером, и покидал это спартанскую обитель только ради посещения кают кампании и походов в гальюн.

К концу путешествия, то есть ровно через одиннадцать дней, он должен будет представить Императору Михаилу II доклад о том, что, когда, и как, он предполагает делать с российской промышленностью и наукой. Да ведь и самому интересно это понять, черт возьми!

Итак, оставим ВКАМа, увлеченного чтением, в его каюте, и поднимемся на самый верх рубки, на мостик, где открытые всем ветрам стояли особо важные пассажиры “Северодвинска”. Погодка, надо сказать, была так себе, температура воздуха - минус пять градусов по Цельсию, ветер два метра в секунду, восточный. Из низких серых туч сыпалась мелкая снежная крупка. Видимость была не более километра-двух, и азиатский и американский берега Берингова пролива скорее угадывались в серой хмари, чем были отчетливо видны.

Колорита этой картине добавляли плавучие льды, стремящиеся вместе с течением достичь Северного Ледовитого океана, и вмерзнуть в его монолитную ледовую шапку. Ни один командир российского, да и японского императорского флотов не решился пройти через пролив в такую погоду. Но у командира “Северодвинска” и его штурмана, в дополнение к собственным глазам и подробной лоции, имелись еще сонар, радар и подробнейшая трехмерная рельеф-карта морского дна, что позволяло уверенно двигаться, обходя относительно толстые полуметровые льдины, и размалывая в кашу тонкий молодой ледок.

Шестнадцатилетняя принцесса Масако с раскрасневшимися от холода щеками стояла на мостике, одетая в так называемый “матросский” костюм, весьма популярный в конце девятнадцатого - начале двадцатого века, как спортивный и неофициальный наряд высшей аристократии Европы. Во время так называемой “модернизации Мейдзи” эта мода была перенята и японской императорской семьей. Множество принцев и принцесс, князей и княгинь, графов и графинь были смолоду знакомы с этими костюмчиками в стиле тогдашнего “милитари”, и считали их чем-то само собой разумеющимся. Поверх матросского костюмчика, на принцессе был одет теплый подплавовский бушлат и зимняя шапка.

Стоявший рядом со своей невестой император был одет в черный мундир, весьма напоминавший повседневную форму морских пехотинцев, такой же теплый бушлат, какой был на принцессе, и шапку. Епископ Николай, который в этом походе выполнял обязанности наставника и опекуна принцессы, такой же бушлат был накинут на плечи поверх рясы.

Пока “Северодвинск” скользил вперед, с легким шелестом раздвигая рубкой ледовую кашу, на мостике шел негромкий разговор. В основном говорили между собою император Михаил и кап-раз Верещагин. Темой, естественно, был Северный морской путь, и налаживание по нему регулярного торгового сообщения.

Во-первых, до Дальнего Востока, хотя бы и из Архангельска, это все равно было вдвое короче, чем переход через Суэц. А, во-вторых, этот путь проходит исключительно в российских территориальных водах, и не может быть перехвачен вероятными противниками.

Конечно, существует еще и Транссибирский путь. Но не все грузы можно отправить по железной дороге. Да и надо по возможности сокращать те океанские маршруты, которые находятся под контролем этих наглых британцев.

Вдруг принцесса запрыгала, захлопала в ладоши, и, лопоча что-то по-японски, стала показывать куда-то в сторону азиатского берега. А там, в кабельтове или полутора от “Северодвинска” на массивной плавучей льдине, как будто так и положено, разлеглось стадо моржей. Клыкастый глава семейства, наконец заметил приближающийся непонятный предмет, пусть и не похожий на длинные лодки чукчей и эскимосов, но вероятнее всего, все же опасный, и издал тревожный протяжный рев. По его сигналу все моржихи встрепенулись, заворочали могучими телесами, и, одна за другой, рыбками стали бросаться в воду. Последним свой пост покинул могучий патриарх еще раз, для порядку, рявкнув в сторону приближающегося неведомого врага. Не прошло и минуты, как льдина опустела. Чуть поодаль на соседней льдине был виден раздосадованный белый медведь, который подкрадывался к моржовому стаду.

– Испортили мы охоту мишке, - капитан 1-го ранга Верещагин показал на могучего полярного хищника, - еще чуть-чуть, и умка был бы с добычей.

– Может подстрелить его?
– задумчиво сказал Михаил, - а шкуру невесте подарить…

Но, словно услышав размышления вслух императора, медведь быстро подошел к ближайшей полыньи, и нырнул в нее.

– Ушел, бродяга!
– махнул с досады рукой Михаил, а потом засмеялся, - каким шустрым оказался, плакала Машкина шкура, - и уже спокойным и деловым голосом продолжил, - Владимир Анатольевич, помнится, вы как-то говорили о ледоколах? Зверобойный промысел в северных краях он, конечно, нашей стране важен, но транспортный путь через Арктику - еще важнее. Без него все промыслы в этих краях всего лишь баловство, смысла не имеющее. А с Северным путем мы вполне можем стать независимыми от наших заклятых друзей… - стало ясно, что Александру Михайловичу добавится еще одна головная боль - ледоколы.

Или не добавится, поскольку за этот вопрос со всей своей энергией мог взяться Степан Осипович Макаров, который был ярым фанатом освоения Арктики. Не утонувший на “Петропавловске”, он сейчас был живее всех живых, и вполне был готов стать адмиралом Русской Арктики.

Разговаривая с императором, капитан 1-го ранга Верещагин вдруг заметил, что Михаил то ли специально, то ли не осознанно, копирует манеры одного человека, портрет которого висит в кают-кампании, и который в этом мире еще не родился, да и вряд ли уже родится. Короткая стрижка рыжеватых волос, прищуренный взгляд водянистых глаз, сардоническое выражение лица, появившееся у младшего Романова сразу после ранения.

Валяясь на больничной койке, сразу же, как только Михаил пришел в себя, он попросил принести к нему планшет, в который было бы загружены все имеющиеся видео и фото материалы по этому человеку. И просматривал их часами, пытаясь понять его сущность.

Если его брат сумел ввергнуть внешне благополучную страну в бездну разрухи, то этот человек делал все наоборот, он попытался полуживой развалине вернуть статус мировой державы. И ведь вполне удалось. Он тоже не хотел власти, но не бежал от нее, а принял на себя, как тяжкий крест.