Мир царя Михаила
Шрифт:
– Вот так-то, Сосо, - сказал я, - эти товарищи по партии совсем нам не товарищи…
– Ужасно, - сказал Коба, - и как долго продолжалось это безобразие?
– Закончилось лишь тогда, когда большевистскую организацию в Закавказье возглавил один ваш помощник, человек молодой, но энергичный и нетерпимый к этим националистическим извращениям…
– Это не Лаврентий Павлович?
– спросила меня внимательно слушавшая нашу беседу Ирина.
– Он самый, - ответил я, - к сожалению, он сейчас еще совсем мальчишка. Но имя его запомнить стоит. А вы, товарищ Коба, подумайте над тем, что услышали от меня. Внимательно
20 (7) марта 1904 года. Утро. Санкт-Петербург. Зимний дворец. Личные покои Вдовствующей императрицы Марии Федоровны.
Присутствуют:
Вдовствующая императрица Мария Федоровна
Саратовский губернатор Столыпин Петр Аркадьевич
Полковник Антонова Нина Викторовна.
Войдя в кабинет, и оказавшись наедине с двумя женщинами, Саратовский губернатор Петр Аркадьевич Столыпин был несколько смущен и раздосадован. Опять ничего не спросив, его жизнь ломали в третий раз, и как он понял, на этот раз окончательно. Сначала было нежданное негаданное губернаторство в Гродно. Потом так же неожиданно его перевели в Саратов. И вот, не прошло и года, как его зовут… Нет, ему приказывают перебираться в Петербург на министерскую должность. Повышения по службе, они конечно приятны, но и ответственность тоже возросла во много раз.
А министр земледелия, должность которого ему только что предложила Вдовствующей императрица, в сферу ответственности которого попадают девять из десяти российских подданных, это должность похуже губернаторской, и даже страшнее премьерской. Поработав в Гродно и Саратове, Петр Аркадьевич воочию убедился, как запущены в Империи дела, связанные со взаимоотношениями крестьянства и государства, крестьянства и помещиков.
– Ваше Императорское величество, - Столыпин поклонился Марии Федоровне, - конечно, я благодарен вам за высочайшее доверие, но я считаю себя недостаточно подготовленным к столь высокой должности. Кроме того, мои личные и семейные обстоятельства…
– Оставим это, - сказала Мария Федоровна, - прежде всего нам важны лишь ваши деловые качества. Мы уверены, что вы справитесь с такими задачами, с какими не справятся другие. Ну, а если уж и вы не справитесь… - тут Мария Федоровна развела руками, словно показывая, что тогда уже ничего нельзя будет поделать. Работы вам будет много, очень много.
Услышав первые слова, обращенные к нему, Столыпин вздрогнул. Почти то же самое сказал ему министр внутренних дел Плеве, переводя из Гродно в Саратов. Похоже, что капризная судьба снова решила дать ему шанс - или вознестись к вершинам власти, или загреметь в тартары. Но, если вино налито, то оно должно быть выпито.
– Я согласен Ваше Императорское величество, - сказал Столыпин.
– Ну, вот и прекрасно, - ответила Мария Федоровна, - сейчас наступили такие времена, когда нельзя отсиживаться на тихой и спокойной должности. Хотя, губернаторскую должность таковой назвать трудно.
Россия находится на грани великих перемен. Мы во многом отстали от других государств, и если за ближайшее десятилетие нам не удастся пробежать тот путь, какой другие державы проходили в течение столетий, то нас просто сомнут.
– Вы зря так скептически улыбаетесь, Петр Аркадьевич, - заметила
– Э-э, госпожа Антонова, - замялся Столыпин, - Одну из причин, причем несомненную, вы уже назвали. Это устаревший, не побоюсь этого слова архаический инвентарь наших мужиков. А еще значительное увеличение населения, без увеличения общего количества пахотной земли.
– В общем-то да, - кивнула Антонова, - только можно еще добавить то, что при Борисе Годунове Россия хлеба за границу почти не вывозила, а в настоящее время это чуть ли не главная статья нашего экспорта.
– Все дело в том, - ответил Столыпин, - что товарный хлеб на экспорт производит относительно небольшое количество крупных хозяйств, использующих вполне прогрессивные европейские технологии. Вот у них как раз все нормально и с урожайностью и с получаемой прибылью.
– Помещики?
– заинтересованно спросила Антонова.
– Не только, - ответил Столыпин, - есть и отдельные разбогатевшие мужички и мещане, а так же купцы, берущие в аренду целые поместья…
– Вот, вот, - сказала Антонова, - крупные хозяйства несомненно выгодны, но большая часть крестьянства в них задействована в лучшем случае, как наемные работники. А, следовательно, их наделы остаются заброшенными, и из года в год нищают. Они не производят достаточного количества зерна, которого им не хватает даже для собственного пропитания. Все эти безлошадные и однолошадные хозяйства являются тормозом для подъема экономики России.
– Да, но причем тут это… - начал было Столыпин, но тут его прервала Вдовствующая императрица Мария Федоровна.
– Петр Аркадьевич, голубчик, будьте добры, послушайте госпожу Антонову. Она хорошо знает, о чем говорит. Поверьте мне, в крестьянской массе зреет такой социальный взрыв, что даже Пугачевский бунт не сможет с ним сравниться. Пожалуй, это будет страшнее даже Французской революции. К тому же, и Робеспьеры свои у нас уже есть, и Дантоны с Маратами.
А причиной всему этому - крайняя нищета большей части нашего крестьянства. Именно она толкнет мужиков на бунт, “бессмысленный и беспощадный”.
Я слышала о ваших мыслях по возможной аграрной реформе. Только, как мне кажется, вашими хуторами да отрубами эту давно запущенную болезнь не решить. Тут другой подход нужен.
Артели в нашем народе весьма хорошо себя показали, но только в отходных промыслах. А надо это полезное дело внедрять, как говорит Нина Викторовна, и в сельском быте. Если мужики смогут хорошо зарабатывать, будут сыты, то они о всяких революционных идеях и думать забудут. Кроме того, наша российская промышленность не может развиваться, пока большая часть жителей России вообще не в состоянии покупать никаких товаров, и живут натуральным хозяйством, как во времена Киевской Руси. Заводам и фабрикам нужно не только сырье, станки и работники, им нужны и покупатели. А пока таковых нет, наша промышленность будет развиваться медленно, и мы будем постоянно аутсайдерами.