Мир и война в жизни нашей семьи
Шрифт:
Работа идет, виден уже конец. Отметки начерно подсчитываются. Но еще предстоит пройти 5 поперечников, и вдруг приезжает из треста заместитель начальника Муравьев Николай Иванович, работавший до этого начальником изыскательной партии.
Что-то, говорит, ты здесь задержался. Пора бы закончить. Я ответил, что мне пришлось второй раз нивелировать окружную.
Он проверил мои изыскательские материалы. Ругать не стал. А когда я ему признался, что такая самостоятельная работа у меня впервые, он даже похвалил меня. Неважно, что задержался. Важно, что все ошибки понял и исправил.
Сделал мне замечание, чтобы в журнале никогда не исправлял цифры стиранием их резинкой, следует неправильную цифру зачеркнуть и написать сверху другую.
Эту
После этой работы я зарекомендовал себя уже как могущий работать самостоятельно, и мне стали давать небольшие объекты. Я произвел самостоятельную съемку участка в Измайлове вблизи меховой фабрики под предполагаемый стадион. Правда, затем от строительства отказались и стадион построили в Лужниках. Затем произвел съемку участка у станции Кратово под зверосовхоз.
Затем в составе большой изыскательной партии производил съемку большого участка на Ухтомских полях (поля по очистке канализационных стоков г. Москвы). Здесь мы не только производили съемку, но одновременно тут же проектировали оросительные каналы, и тут же при нас по нашим проектам производилась планировка площадок и рытье каналов.
Сюда к нам в партию прислали на практику из Калуги, из гидромелиоративного техникума, студентов, в большинстве своем девушек. Ко мне были прикреплены несколько студентов. Они работали реечниками, делали разбивку трасс. И попутно я их знакомил с геодезическими инструментами – нивелиром, теодолитом. И постепенно научил работать с инструментами.
И вот по партии отдан приказ. В одном из первых пунктов мне объявлена благодарность за то, что я 3-х практикантов обучил в полном объеме работать с нивелиром и теодолитом. И в этом же приказе, несколько ниже, мне был объявлен выговор за ошибку в нивелировочном журнале. В нем была описка, указана отметка одного пикета на 1 метр ниже действительной. И при рытье канала это обнаружилось. Это еще раз говорит о том, что надо очень внимательно всё проверять.
Мы жили в бараке. На воскресенье я да и все наши сотрудники уезжали домой. Оставались только практиканты.
Барак от станции Ухтомская был на расстоянии около 2 км, дорожка к бараку проходила вдоль железобетонного канализационного коллектора, по которому подавались канализационные стоки из г. Москвы на поля орошения (вернее, поля фильтрации). Карты полей заполнялись стоками, и вода профильтровывалась через песчаную толщу в сборные отводящие каналы, из которых уже очищенная затем отводилась в Москву-реку.
В отводящих каналах вода была совершенно чистая, и специалисты рассказывали, что когда производилась приемка полей государственной комиссией, то якобы академик Вильямс в доказательство того, что очистка производится безупречно, зачерпнул стакан воды из отводящего канала и выпил, не поморщившись. Правда, остальные члены комиссии отпить глоток этой воды отказались.
Один наш техник жил в Сокольниках и имел велосипед, и он не стал жить в бараке, а каждый день ездил домой и от станции Ухтомская добирался на велосипеде. Дорожка от станции на большом участке проходила вдоль самотечного коллектора. Железобетонный коллектор был размером 1400 х 1400 см, и верх был перекрыт железобетонными плитами. В некоторых местах плиты были сняты и коллектор открыт. Тропинка проходила вплотную к каналу и на одном уровне с верхом коллектора. И случилось так, что под колесо велосипеда попал какой-то выступ. Колесо повернулось, и велосипед с Васей съехал в коллектор. Вася купается в коллекторе. Коллектор работал не полным заполнением. Но во всяком случае Вася искупался выше пояса. И еле выбрался из канала. Приехал к бараку весь мокрый и пропахший. Хорошо в конторке была чистая спецодежда, и он сменил белье. После он рассказывал, что когда он вечером ехал домой, то в поезде все от него шарахались. От него всё еще
В этот период мною тоже был только что получен по велообязательству велосипед Пензенского завода. И вот мы договорились с Васей из Сокольников совершить пробег. У него получилось бы расстояние от Сокольников до Ухтомской, а у меня из Павшина через Москву до Ухтомской. Мы договорились с ним встретиться в Москве у Красных ворот.
И вот в одно из воскресений я рано утром выехал в пробег. Велосипед новый, мне ехать в охотку. Вот только у деревни Спас пришлось в гору не ехать на велосипеде, а везти его на себе. К Красным Воротам приехал немного ранее условленного времени. Васи не было. Не было его и в условленное время, прождал я его еще 20 минут и больше ждать не стал. В Ухтомскую поехал один. В дороге не отдыхал. Прибыл что-то около 2 часов дня. Хотя ехал и не быстро, но все же устал.
Как я чуть не утонул в болоте. Кажется, для рассмотрения вопроса о расширении площади ухтомских полей фильтрации необходимо было произвести уточняющую съемку заболоченного участка вблизи Люберец.
Я работал с одним рабочим. Рабочий устанавливал вешки и носил при переходах ленту от стоянки к стоянке, теодолит я переносил сам.
В одном месте я для ускорения пошел напрямик по болоту. В начале пути грунт был твердый, вода была по щиколотку. Затем воды стало больше, грунт пошел вязкий. Но сухое место уже недалеко, и я продолжаю идти. Вода доходит до колен. Сапоги у меня специальные – с раструбами выше колен. До сухого места остается совсем немного – рукой подать. Мой рабочий сразу пошел в обход заболоченного места, а я торопился и по лужам ходить не боялся. Сапоги у меня были хорошие, воду не пропускали. Ноги стало засасывать, я инструмент держу над головой. Рабочего не вижу. И никого кругом нет. Место безлюдное. Вода выше колен. Что делать? Назад идти уже далеко, сухое место близко, но я с трудом вытаскиваю ноги из засасывающего дна. Становится всё глубже, я еле вытаскиваю ноги, вода уже выше бортов сапог, но вниз в сапоги вода еще не попала. Выше колен сапоги перетянуты ремешком. Я не чувствую под ногами твердого дна, начинает засасывать. Я, держа всё время инструмент над головой, невероятным усилием делаю движение вперед. И даже непонятно, как я двигаюсь. Не то иду, не то как бы ногами дрыгаю, не то, как бы стоя, плыву. В этот момент и страха-то не было. Цель была – добраться до сухого и не замочить инструмент. И вот я дрыгающей ногой почувствовал твердое дно, в тот же момент ощутил спад напряжения, и тут пришел страх: я испугался – меня только что могло засосать. Как только я почувствовал твердое дно, у меня появилась такая сила, что участок длиной 10 метров до сухого берега я преодолел в один миг.
Раздвинув треногу, поставил инструмент, а сам скорее разуваться и снимать брюки. Было тепло, солнце жарко светило. Вода все-таки в сапоги проникла, я разложил сушить портянки, брюки и все документы, которые находились в бумажнике. Бумажник у меня был в брючном кармане, всё промокло.
Как память об этом происшествии, сохранились те документы. Они все пожелтели от торфяной воды.
Кстати говоря, мне в то время было 20 лет, а вновь знакомые мне всегда давали 25–26 лет. По всей вероятности, на это повлияли и страхи, которые я пережил в детстве, и последний страх, связанный с возможностью быть засосанным в болоте.
Изыскатели, как правило, летом работают в поле, а зимой производят камеральную обработку материала.
Вычерчивают карты с горизонталями, профили и занимаются проектными работами.
В отделе я включился и в общественную работу. Опять был активным комсомольцем.
За хорошую производственную работу и активное участие в общественной жизни неоднократно премировался.
В то время в практике были не денежные премии, а ценные вещевые подарки.
Однажды меня премировали хорошими полуботинками на каучуковой подошве. Второй раз – отрезом сукна на костюм.