Мир под лунами. Начало будущего
Шрифт:
Я остановилась. Почесывая левой босой ногой правую, висела между небом и землей, повернувшись спиной к ветру, и прислушивалась к себе, стараясь понять, что чувствую. Искать их или не надо? Куда лететь? Само это слово "люди" жжет меня огнем. Что я им скажу? "Я убила своего друга, возьмите меня к себе"? Разве для этого меня забрал туман? Умирала и воскресала, летала я - для этого? Чтобы снова все стало как раньше?
Страус щелкнул клювом в полуметре от ступни. Ух ты, как меня снесло! Размышления отнимают столько внимания, что на полет его не остается. Вроде ничего не решила, а голова гудит от усталости. Я зашипела на страуса, отлетела подальше, помчалась на него, подставляя левую руку, а когда он к ней потянулся, врезала по башке правой. Он обиженно заклекотал и погнался за мной, подпрыгивая и изо всех сил вытягивая шею.
Черт. Черт! Как можно было потерять топор?! Только сейчас я поняла, что натворила. Единственное оружие, с которым я прошла весь этот мир и часть земного, лежит сейчас под полярным сиянием, зарастает кристаллами инея. Я даже помню, где скинула его, чтоб не болтался за спиной на крутых поворотах: посреди замерзшего болота, в выбоине скалы, что растет прямо из воды, - вот где он ждет меня. И рюкзак там же, а в рюкзаке - смена одежды и сапоги. О чем я думала, когда штаны протерлись на коленях и куртка вся истрепана ветрами!
Лицо и люди были забыты. С наслаждением ругая себя, я полетела обратно. Так мне и надо, идиотке.
Дорога к полюсу заняла в два раза больше времени, чем путь оттуда, и не раз заставила меня вспомнить все возможные оскорбительные слова, которыми я себя щедро награждала. На каждой стоянке какой-нибудь зверь пытался попробовать меня на зуб. У некоторых и зубов-то нет, но все они точно сговорились: одни заползали под одежду, другие пытались отпилить пальцы, пока я спала, третьи безо всякой деликатности рвались к горлу. Я потеряла много крови, едва не лишилась руки и осталась без рукава куртки. Самое обидное, что, ощутив вкус моей крови, звери сразу оставляли меня в покое. Но это не мешало им пытаться меня погубить. А топора нет!
Я летела, лежала, спала, летела, лежала, снова спала и снова летела... Прошла прорва времени, прежде чем наконец нашлось то самое болото. Уж и не верила, готова была сдаться. Черная вода была покрыта ледяной пленкой, совершенно прозрачной и почти неразличимой в сгустившихся сумерках. Ближе к скале эта пленка шла трещинами, а прямо у основания камня торчала вертикальными пластинами. Казалось, похожий на зуб пик постепенно вырастает из болота, разламывая лед. У воды он был в обхвате метров пятьдесят, а заканчивался острым шпилем толщиной с руку. Я помнила его хорошо. В прошлый раз он стал удобным тренажером. Весело было на большой скорости лететь вдоль него вверх, на самой вершине схватиться за шпиль, разворачиваясь - каждый раз все быстрее и быстрее, - и мчаться вниз ногами вперед. В единственной расщелине, которая, возможно, когда-нибудь расколет скалу пополам, лежали затвердевший от мороза рюкзак и топор, такой холодный, что я с трудом удержала его в руках. К этой минуте усталость была так велика, что и помыслить нельзя было о том, чтоб лететь куда-то еще. Я устроилась в расщелине со всем возможным удобством, прислонившись спиной к скале и поджав ноги к груди, потому что вытянуть их было некуда, между бедром и рюкзаком пристроила топор и заснула, не обращая внимания на то, что камень сквозь одежду холодит кожу.
Словами не описать, как я устала от себя. Час за часом, год за годом вокруг меня - только я. Сколько уже времени я провела наедине с собой? Почти целый здешний день, пять или восемь земных лет. Не слышала ничьего голоса, не видела ничьей улыбки... Только в сон время от времени приходят другие люди, да и то каждый раз оказывается, что они - это снова я, ненадолго попавшая в чужое тело.
Опять я замираю в воздухе, в ужасе наблюдая, как в небе проступает огромное чужое лицо. Помимо воли мои глаза приковываются к его глазам, желая и страшась встретить его взгляд. Медленно, очень медленно, так что сердце останавливается в холодном томлении, зрачки поворачиваются ко мне. Я гляжу в них... и страха нет. В круглых зрачках отражается солнце. Глаза серо-коричневые с желтыми вкраплениями, цвета здешних грибов. Цвета крапивного супа, говорит мне далекий голос Теривага.
Я проснулась с криком, вскочила, не понимая, где нахожусь. Рюкзак упал на ноги, я запнулась и повалилась на него, потянув лодыжку.
– Это мои глаза!
– повторяла снова и снова. В ужасе, с которым сон и не сравнится, ощупывала лицо и находила те самые морозные струпья на лбу и подбородке, морщины на щеках. Ущипнула себя за нос - ничего: он потерял чувствительность. Выбралась из расщелины, скатилась по отвесному боку скалы и приникла к гладкому льду болота, силясь разглядеть свое отражение. Солнце стояло у горизонта и светило сквозь плотную дымку, да его и не видно было за дальними горами. Задержав дыхание, чтобы не затуманить лед, я едва не прижималась к нему лицом. Еще раз провела рукой по коже. Она была твердой, как у змеи или ящерицы. Попыталась разгладить морщины, но они казались вырезанными в щеках. Потянула за волосы - плотно свалявшийся войлок, из которого не выбивается ни одна прядь.
Было так плохо, что я даже не смогла заплакать. Упала уродливым лицом на лед и пролежала несколько часов. Сколько раз я засыпала вот так, на земле, на льду, на камнях! Сколько лет уже меня треплют злые ветра, обжигает солнце! Может быть, я еще человек, но уже не женщина. Разве женщина могла бы не узнать саму себя?! Разве могла бы довести до такого?!
Что-то надломилось во мне, если только осталось, чему надламываться. Быстро и решительно я собралась. Ни о чем не буду думать. Ничего не буду чувствовать. У меня нет сейчас на это сил. Надо вернуться в теплые края, как можно скорее. Найти хорошее место неподалеку от нихегг, с источником сладкой воды и мягкой постелью в тени, и тихо там жить. Но даже эту мысль я поскорей запрятала как можно глубже. Все потом. Главное - улететь отсюда!
В небе стоял прощальный мираж: два одинаковых закрученных ветром в спираль облака, одно на юге, другое на севере. Днем я без труда определила бы, какое из них настоящее, а сейчас солнце до них уже не достает, и в полумраке понять это невозможно. Но я разгадаю загадку! Вам меня не победить! Забыв, что минуту назад пообещала себе ничего не желать, я помчалась к тому облаку, что было северней. Если оно - мираж, то либо будет отодвигаться по мере моего приближения, либо трусливо растает.
Ветер стих. В небе светили звезды - несколько едва заметных белых пятен. Земля отступала, болото превратилось в черную кляксу, не видна стала острая скала. Да, это настоящее облако! Не снижая скорости, я обернулась, показала язык его двойнику, светившемуся вдали. Затвердевшие щеки раздвинулись неохотно, они отвыкли улыбаться. Торжествуя, я влетела в облако, и оно ласково раздвинулось, обернулось пухом, который нежно касался лица, теплый и совсем не влажный. Я еще наддала, чтобы, вылетев с другой стороны, кинуть последний торжествующий взгляд на мираж. Но облако оказалось больше, чем я думала. Ласковая дымка светлела на глазах, и вот уже меня обнимают знакомые белые волокна тумана.
...А ведь можно было догадаться! Опять я обманута и мгновенно покоряюсь. Нет сил сопротивляться. Туман победил. В прошлый раз я его искала; теперь он нашел меня сам.
Я замерла, вытянув руки, чтобы вовремя понять, чем встретит очередной чужой мир. Но ничего не происходило. Не было ни слабости, как в первый раз, ни боли и галлюцинаций, как во второй. Белый морок рассеивался, открывая краски, которые я уже видела... Видела не раз. Это уже было, было здесь же, в чудесном мире, где сквозь туман проступают миллионы оттенков цвета и живые узоры узнают и встречают меня как родную. Твердь внизу размякает и тонет. Она не была настоящей, как я не поняла это сразу? Ни она, ни Земля, ни далекий Эркой - все они лишь призраки, сны, фантазии. В истинном мире нет места грубой материи. Свет и цвет! Они живут вечно и так понятны, что я знаю, как они изменятся через минуту и как - через тысячу лет.
О нет, нет! Забудь эти примитивные понятия! Время так же иллюзорно, разве иначе ты могла бы видеть это? Время и пространство - ничто, сполохи света, которые приближаются, стоит о них подумать, и исчезают, едва отвернешься. Весь мир во мне, и я - весь мир. Об этом я не забуду.
Как глупо было беспокоиться о будущем! И зачем тревожиться о том, что осталось позади? Вот нанья, мудрые обитатели имруру, - здесь их настоящая жизнь, а тот, грубый мир - лишь сон, куда они вынуждены уходить, потому что сами выбрали такую судьбу. И вот я - чересчур зримая, чересчур грубая со своим телом для этой прозрачности. Скоро я стану иной. Я подношу руку к глазам, велю ей исчезнуть, и пальцы растворяются, как туман. Тончайший луч сознания в океане вечного света - вот чем я должна быть. И это прекрасно! Мой путь зрим, вечность открыта, история Вселенной вливается в сознание, и скоро я стану такой же, как мудрые нанья, если... если только...