Мир приключений 1984 г.
Шрифт:
— Ты о чем? — прервал его Лесов. — А, о вчерашнем? Знаю уже, Золотухин доложил. Я тебя о жизни твоей спрашиваю.
— Так что жизнь! Повоевал с контрой совсем чуть-чуть. Не повезло. А теперь вот никак на фронт отсюда не выберусь.
— Ну, это ты, браток, брось! Фронт революции сейчас везде.
— И здесь тоже! Что у тебя вчера не бой разве был? Да еще рукопашный!
— Бой, только…
— Никаких “только”! Знаешь, какой враг здесь — коварный, жестокий, из-за угла, втихую действует, пощады не жди. Вчера небось сам почувствовал?
— Почувствовал…
— Вот-вот, и я говорю: ты парень понимающий. Мы тебя хорошо знаем — и происхождение твое, и образование, и преданность делу революции. А порыв твой — повоевать с врагами… У нас сколько угодно для этого условий есть. Ну как, пойдешь к нам?
— А куда — опять курьером?
— Да нет. Подрос ты, опыт кой-какой накопил. Будешь помощником у Золотухина. Он уже за тебя просил. Подучишься у него — настоящим чекистом станешь. Помни: не просто это. Знаешь главную заповедь чекиста?
— Нет.
— В ЧК. можно работать только с чистыми руками и горячим, до конца преданным революции сердцем.
— Попятно…
— Да, кстати, и ты Золотухину кое в чем поможешь. Парень ты грамотный, начитанный. А у него с грамотностью дела неважно обстоят — два класса церковноприходской школы. Как напишет протокол допроса, так сам разобраться в нем не может. Вот и обогащайте друг друга знаниями. Будет польза и делу и вам обоим. Борис Васильевич, — обратился Лесов к Крайнову, — значит, с сегодняшнего дня зачислить Ромашова в штат СимбгубЧК помощником уполномоченного. Оформи ему все документы и перевод из отряда сюда. Ну вот, желаю успеха…
В это время в комнату вошла девушка, которая печатала на машинке, быстро подошла к Лесову и что-то зашептала ему на ухо.
— Ромашова? — громко спросил тот. — Пригласи-ка ее сюда.
Андрей весь напрягся, даже подался вперед на стуле. Мать?.. А в кабинет уже входили Евдокия Борисовна и Федор Кузьмич. Вслед за ними вошел Золотухин. Лесов внимательно, не перебивая, выслушал рассказ заведующей швейной фабрикой, затем спросил:
— Кто еще, кроме вас двоих, знал о запрятанном сукне?
— Катя Кедрова, кладовщица, — ответила Евдокия Борисовна. — Но она человек надежный, со мной вместе в тюрьме за тот материал страдала. А сейчас, после этого, вот сразу и свалилась — сыпняк… Да еще товарищ Стежкин из воензага. Но он как ушел тогда на фронт, так и воюет где-то по сей день.
— Как вы думаете, почему белые так охотились за сукном?
— Да Катя как-то случайно услышала перед допросом: те двое полковник безносый и заместитель его, рыжий, — хотели на этом сукне у своих же заработать…
— Рыжий? — вскочил, прервав мать, Андрей. — Так это ж, верно, тот самый! — И, тут же сообразив, что вмешался не в свое дело и перебил важную беседу, густо покраснел и опустился на стул.
— Тот самый, говоришь? — спросил Лесов — Это становится интересным. Оче-ень… — Он взглянул на Золотухина. — Соображаешь? Ну ладно, потом поговорим. А вы, товарищи, не беспокойтесь, вы сделали все, что велел вам революционный долг. Поищем вашу пропажу Он вышел из-за стола и пожал руки Евдокии Борисовне и Федору Кузьмичу.
Когда посетители ушли, Лесов сказал Андрею:
— Ну вот, товарищ помощник уполномоченною, не успел ты приступить к исполнению своих обязанностей, а уж первое серьезное дело тебе подворачивается. Будешь искать сукно вместе с Золотухиным. Не возражаешь, Золотухин?
— Нет, конечно, товарищ Лесов! Я же ею сам просил себе в помощники, — весело ответил Никита.
— Ну вот и хорошо! — отозвался Лесов. — А теперь, товарищи, давайте-ка подведем предварительный итог по “делу” рыжего.
Лесов снова уселся на свой стул, взял карандаш и стал что-то чертить на лежащем перед ним листе бумаги.
— Значит, так. Перед нашим отступлением из города какой-то человек — рыжеволосый — предлагал Ромашову крупную взятку за бланки губчека. Затем тот же рыжий пытался с их помощью освободить из тюрьмы заключенных там руководителей левоэссровского мятежа. Помните, Андрей тогда узнал его? Потом вдруг появился в городе рыжеволосый заместитель начальника белогвардейской контрразведки — палач, каких мало. Тот ли самый, надо еще установить.
Теперь дальше. Белые отступили, а мы в городе столкнулись с целым рядом диверсий. Чувствуется чья-то опытная рука: весьма точная корректировка огня белой артиллерии, поджоги продовольственного склада и казарм, наконец, вчерашняя попытка взорвать мельницы. И вот что интересно: Ромашов считает, что человек, сбежавший от него, — тот самый рыжеволосый. Похож, мол, очень, только волосы черные. Так я говорю, Андреи? У тебя, видно, память на лица хорошая
Давайте рассуждать дальше. Ромашова после неудачной операции с тюрьмой пытались убить на пристани, хотя он всего-навсего был курьером в ЧК. Значит, месть за провал. А вчера тот убийца — “крючник” — попался нам на мельницах, Ромашов узнал его. И опять обратите внимание: там и тут участвовал твой старый знакомец, Андрей. Как фамилия заместителя начальника контрразведки белых, Борис Васильевич? — обратился к Крайнову Лесов.
— Логачев, штабс-капитан.
— Итак, и тут Логачев, и там Логачев — везде. Даже в деле с шинельным сукном он замешан. Любопытно, не правда ли? Ну так вот. Дело о штабс-капитане Логачеве поручаю вам, товарищ Золотухин. В помощь — товарищ Ромашов. Общее руководство за тобой, Борис Васильевич. Мне регулярно докладывать о ходе расследования.
…Андрей был крайне раздражен. Третий час допрашивает он эту старуху, а толку все нет: то плачет, то начинает нести какую-то несусветную чепуху про спасение души да про отца Константина, который ей уж наверняка обеспечит царство небесное. Какое отношение может иметь поп к его вопросам? Знает он этого отца Константина года два — поп как поп, служит в их церкви, на Куликовке. Бабка Аграфена Ивановна только к нему на исповедь и ходит. Днюет и ночует в этой церкви. Видно, всех старух в округе околдовал попик. Ну да ни к чему это для дела, просто никак не вяжется с тем, что у этой старухи на квартире проживал “крючник”. Путает бабка. Кто же все-таки привел его к ней, поставил на квартиру? Третий раз ее вызывает Андрей, и все бабка не отвечает толком.