Мир приключений 1984 г.
Шрифт:
— Товарищи, товарищи! — раздался голос от окна. — Прошу побыстрее рассаживаться. Начинаем заседание нашей ячейки Российского Коммунистического Союза Молодежи.
Сквозь туман табачного дыма Андрей рассмотрел высокого курчавого паренька в военной форме.
— Сегодня на повестке, — продолжал тот, — у нас двенадцать неотложных вопросов. Первый — прием в члены РКСМ, второй — об организации театра рабочей молодежи, третий — мобилизация комсомольцев на фронт, четвертый — мобилизация девушек в симбирские госпитали и больницы, пятый…
Андрей задумался, и голос оратора
— Кошелев Алексей здесь? — донеслось до Андрея. — Товарищ Кошелев, подойдите к столу.
К длинному, застланному кумачом столу пробрался невысокий краснощекий паренек в расстегнутой телогрейке и огромных валенках.
— Товарищ Кошелев в своем заявлении о приеме в РКСМ пишет, что хочет вместе с рабочим классом воевать за мировую революцию. Какие будут вопросы к нему?
— Пусть расскажет свою жизнь, про отца-мать! — крикнул вихрастый парень в матросском бушлате.
— У меня нет ни отца ни матери, — ответил Кошелев. — Я воспитывался у дяди, крестьянина-бедняка. А сейчас работаю на почте.
— Брось ты, Кошель, заливать! — снова поднялся вихрастый. — Я тебя специально спросил. Обманом в комсомольцы хочешь пролезть! Я, товарищи, сам сенгилеевский и дядю его хорошо знаю. На весь уезд мельницы этого Кошелева известны, кулак он, мироед…
У окна кто-то громко свистнул. Со всех сторон раздавались выкрики:
— Ишь гад! Обмануть хотел!
— Давай-ка отчаливай на легком катере!
— Видали, какой бедняк? В ЧК его для проверки!
Под свист и крики Кошелев быстро исчез из комнаты.
— Ромашов Андрей Васильевич, — раздалось от стола.
Андрей встал, чувствуя, как краска заливает лицо. Он плохо помнил, что говорил, как отвечал на вопросы. И только когда секретарь ячейки сказал: “Кто хочет высказаться”, он взглянул на сидящих. Молодые лица, горящие глаза, сурово сжатые или улыбающиеся губы. Да это же свои все ребята — точно как его друзья детства, с которыми гонял в лапту, купался в Волге, таскал яблоки в подгорных садах, учился в церковноприходской…
— Я хочу сказать, — поднялся в темном углу человек в кожанке.
Андрей вздрогнул: Никита! Ну, сейчас начнет перечислять его проступки.
— Знаю я товарища Ромашова, — продолжал Золотухин, — недавно сравнительно — около года. Он у нас в ЧК до прихода Каппеля курьером работал, потом в Красной Армии воевал, а сейчас на оперативной. В общем, жизни для революции не жалеет. Мать — швея,
Когда Андрей возвратился на свое место, Оля Капустина с удивлением посмотрела на него:
— Давно с тобой знакома, а не знала, что ты такой.
— Какой?
— Да геройский. Обязательно напишу Генке, пусть тоже знает…
— Борчунов Вадим, — раздалось от стола.
С дивана не спеша поднялся высокий красавец, с тщательно, на пробор причесанной шевелюрой.
— Мне девятнадцать лет, — начал он. — Я родился в Самаре, в семье служащего. Учился в гимназии. Отец работает в железкоме Волго-Бугульминской железной дороги, а я второй год там же телеграфистом.
— Зачем вступаешь в комсомол?
— Чтобы вместе со всеми бороться за победу мировой революции, — так же медленно ответил Борчунов, — чтобы помочь уничтожить всех буржуев и контриков…
— Какие еще будут вопросы?
Вопросы сыпались со всех сторон: почему такая фамилия — Борчунов, не от барчука ли? Верует ли он в бога? Что слышал о вождях мирового пролетариата? Состоит ли членом профсоюза… Борчунов отвечал спокойно и обстоятельно, но члены ячейки минут десять спорили между собой, стоит ли его принимать сейчас или подождать, проверить на деле. Наконец решили принять — большинством в один голос.
— Переходим ко второму вопросу, — объявил председательствующий. — Кто хочет из вновь принятых товарищей, может остаться.
Только было Андрей решил, что остается, как его толкнул в плечо Золотухин:
— Пошли, дело есть.
Глава 4
КОНЕЦ ШТАБС-КАПИТАНА ЛОГАЧЕВА
Почернели и осели сугробы, задули порывистые сырые западные и теплые южные ветры, ослабли крепкие симбирские морозы. Весна стремительно приближалась к городу. А жизнь становилась все тревожней и тревожней. Снова над молодой Советской Республикой нависла опасность. С востока надвигались полчища белогвардейских армий Колчака. В начале марта 1919 года они развернули общее наступление. Симбирск опять стал жить под угрозой удара контрреволюции.
Колчаковцы забросили в Поволжье большую группу своих агентов. И вспыхнули в Симбирской губернии кулацкие мятежи — “чапанки”. Сенгилеевский, Сызранский, Мелекесский, Ставропольский уезди где только не побывал Андрей с чекистскими отрядами в течение февраля — марта; сколько повидал истерзанных большевиков, замученных бандитами их жен и детей, сожженного хлеба, взорванных домов!
В сизом дыме лица председателя губчека почти не было видно. Опять Андрея после бессонной ночи сильно клонило ко сну. Он совсем замотался. Даже дома после двухнедельной отлучки не успел еще побывать. Как там все, как мать? И дела-то его следственные из-за этих восстаний приостановились; сукна он не нашел, рыжего штабс-капитана тоже, а “крючник”-то уж, верно, решил, что о нем забыли совсем.