Мир всем
Шрифт:
Он говорил негромко и только нам, но его слова услышали и подхватили находящиеся рядом люди:
— На путях! Кошки на путях!
Взволновавшись, толпа зашевелилась и медленно потекла к дверям вокзала. Я почувствовала тёплое прикосновение к локтю и поняла, что Олег Игнатьевич взял меня под руку. Галя быстро искоса посмотрела на нас и отвернулась, но я заметила, как её лицо болезненно передёрнулось.
— Не надо, Олег Игнатьевич, уверяю, я не потеряюсь. — Я мягко высвободилась и подошла к Гале:
— Поедем домой?
— Нет. Вы как хотите, а я иду ловить
— Я пойду первым, — заявил Олег Игнатьевич, — хоть я не служил в армии, но зоркое зрение имею.
Огибая прохожих, он ледоколом двинулся на Лиговку, а я, Галя и Рая посеменили позади, как арабские жёны за своим шейхом. Те углы, куда мы заглядывали в поисках кошек, кишели крысами. Их было столько, что любая кошка и даже лев пали бы в неравной борьбе. Когда я заглянула в очередной мусорный бак, ко мне подошёл милиционер:
— Гражданочка, я уже с полчаса наблюдаю, как вы копаетесь в мусоре. Если вы мне немедленно не объясните свой поведение, то придётся пройти со мной в отделение для выяснения личности.
Я откинула со лба прилипшие ко лбу пряди волос и глубоко вздохнула:
— Вряд ли вы поймёте. Но я ищу кошку. Говорят, что из Сибири в Ленинград…
Он не дал мне договорить и усмехнулся:
— Эх, гражданочка, выглядите культурной женщиной, а верите всяким слухам. Стыдно. Никаких кошек никто не привозил. Идите по месту прописки и ложитесь спать, завтра рабочий день. А кошки пусть вам приснятся, говорят — к нежданным знакомствам.
Обратную дорогу мы ехали в мрачном настроении. Рая с Галей успели вяло поцапаться, а Олег Игнатьевич интимно шепнул мне на ухо:
— Лучше бы мы пошли в театр на «Летучую мышь».
— Зачем театр, если мы смогли побывать в цирке? Причем бесплатном и в виде клоунов, — огрызнулась я в ответ.
Он протяжно вздохнул:
— Ценю ваше чувство юмора, дорогая соседушка.
Квартира встретила нас каким-то бурным обсуждением на кухне.
— Что ещё случилось? — снимая туфли, простонала Галя и босиком пошла разбираться.
Мы с Олегом Игнатьевичем подтянулись за ней.
Прямо посреди кухни в кругу соседей сидел полосатый донельзя грязный одноглазый котяра и неспешно вылизывал вытянутую лапу. Рядом с котом стояли перепачканные сажей Энка с Васькой, и на их сияющих физиономиях можно было печь блины.
В воцарившейся тишине соседи молча уставились на нас.
— Принесли кошечку? — первой подала голос Лиля Алексеева.
— Не привезли котов, — отрезал Олег Игнатьевич, — ложная тревога.
— Так мы что, оставим этого? — пролепетала Алексеева, прячась за спину мужа. Её глаза округлились, как два медных пятака.
— Придётся, другого-то нет, — сказала Маша Крутова — мать Энки и Васи. — Как назовём?
— Фунтик, — предложила Алексеева. — У меня был котик Фунтик. Такой рыженький, с бантиком.
Котяра бросил вылизывать лапу и зло прищурился
— Пионер! — мы назовём его Пионер! — внезапно брякнул Энка. — Отличное имя!
Алексеевы с тревогой переглянулись, Олег Игнатьевич сдержанно хихикнул. Маша Крутова по-матерински крепко трепанула Энку за ухо:
— Чтоб я такого больше не слышала! Разве ты не знаешь, что пионеры не коты, а юные ленинцы, будущие строители коммунизма? Назовём его, — она на секунду задумалась, — назовём его Мурзик или Барсик.
Но слово не воробей: вылетит — не поймаешь, потому что кличка Пионер прямой наводкой намертво приклеилась к бандитской морде кота, и отныне все называли его только так и никак иначе.
Не знаю, почему из всех соседей по квартире Пионер выбрал именно меня, но каждое утро я находила под своей дверью отборную дохлую крысу. В первый раз я наступила на неё голой пяткой и потом долго отмывалась в ванной под струёй ледяной воды из крана. В дальнейшем пришлось стать осмотрительной и запастись веником и совком, чтобы паковать истреблённых крыс в газету и выбрасывать в мусор по дороге в школу.
Где-то к ноябрьским праздникам, к моему огромному облегчению, крысы стали заканчиваться, но нет-нет, на моём коврике появлялся очередной сюрприз. Пару раз у меня мелькала озорная мыслишка подкинуть добычу Пионера под дверь Лили Алексеевой или Олегу Игнатьевичу, но я отметала её как неблагородную. Всё-таки добыча предназначалась мне, а значит, именно я оправдывала доверие кота Пионера. Правда, не знаю чем.
Приоткрыв дверь на щёлку, я обозрела чистый пол и смело пошагала в ванную мыться. В ожидании дани от подданных Пионер валялся на пороге кухни и при моём появлении изогнулся дугой и лениво поцарапал когтями пол. За время пребывания у нас он распушился, заблестел и научился нахально выпрашивать еду у всех без исключения.
Я вспомнила, что сегодня у моих учениц первая контрольная работа по арифметике, и улыбнулась. Наверняка они сейчас волнуются и переживают, не понимая, какое счастье — первая в жизни контрольная. Будут ли они помнить свои перепачканные чернилами пальцы и тихое шуршание счётных палочек посреди напряжённой тишины? Лично я первую контрольную запомнила огромной кляксой на всю страницу, которую я догадалась вытереть школьным фартучком.
Осеннее пальто я себе так и не купила и в школу ходила в армейской шинели со споротыми погонами. Около школы я увидела завхоза Николая Калистратовича и помахала ему рукой.
— Здравствуй, дочка!
Он называл меня только так, и от его бесхитростной ласки теплело на душе. Как славно, когда утро начинается с улыбки, и как важно, чтобы рядом был человек, который может улыбнуться тебе просто потому, что ты есть.
Я вошла в класс, когда по школьным коридорам прокатился весёлый звук колокольчика. Девочки встали и замерли.
— Садитесь. — Я бегло осмотрела класс и придвинула к себе журнал. — Абрамова.
— Я.
— Баранова…
— Здесь.
Моё перо летало по бумаге, проставляя галочки напротив фамилий.