Мираж
Шрифт:
— Да я... да ваше благородие... да творожок продаю...
Дымников сразу узнал её, мог не вмешиваться, но не всегда можно оставаться благоразумным:
— Ваше превосходительство, я эту женщину знаю, — сказал он. — Катерина из деревни Павловки, из которой женский монастырь в Томаровке обеспечивали продуктами, а теперь она сюда ездит. Екатерина Прохорова — честная женщина. Муж воюет где-то в наших частях...
Кутепов махнул рукой и молча вошёл в вагон.
Лежать бы тебе, Катенька, в луже крови... С этой картиной Леонтий не мог смириться.
1919.
Собрались в тайной комнате на складе в Холодной горе. Чтобы избавиться от Паши Макарова и его слежки, ему обещали полуторную долю. Глухие забелённые стены, глухие запертые двери, одна неяркая лампа, но Стефан, сидевший во главе стола, вроде бы светился изнутри.
— Дорогие панове и господа, товарищей вроде нет среди нас, — говорил он, расплываясь в улыбке, — настал наш час послужить Великой Речи Посполитой. Начальник Государства ясновельможный пан Пилсудский решил начать переговоры с Деникинской армией о совместном наступлении на Москву.
— Позвольте два уточнения, пан Стефан, — перебил его тайный курьер из Варшавы Марек, очень серьёзный, патриотически и религиозно настроенный. — Judica me Deus [40] , но, во-первых, окончательное решение будет принято лишь только после взятия Курска, а во-вторых, польская делегация готова к переговорам не с деникинской армией, а с вооружёнными силами Юга России.
— Учёный малый, но педант, — пробормотал Дымников.
— Вы хотите что-то сказать, Леонтий Андреевич? — спросил Стефан, сидевший напротив капитана.
40
«Judica me Deus» — от лат. judica — суд, судебное разбирательство, Deus — Бог — Бог-судья, судить Богу.
— Я хочу сказать, что дорога на Курск открыта. Красные сдадут его без боя, — ответил Дымников, который все взоры направлял на Марысю, сидящую во всём блеске аристократически дипломатического наряда — японский красный шёлк и белоснежный французский шифон.
— Вот тогда в Таганрог и приедет наша делегация, — сказал Марек. — А теперь надо точно знать позиции всех крупных военачальников и советников Деникина по вопросам, касающимся границ Речи Посполитой. До Днепра и Киев наш!
Стефан и Марыся захлопали в ладоши. Дымников и Рыжицкий скептически улыбались.
— Мы занимаемся позицией военных, — сказал Рыжицкий.
— Как с Кутеповым, — съязвил Стефан.
— Но мы же...
— Не спорьте, Панове, — вдруг вступила Марыся, — лично Кутеповым будет заниматься капитан Дымников, которому мы все доверяем.
— Кутепов это... это... — не находил слов Марек. — Его корпус нацелен на Москву. С ним хорошо надо заниматься, господин капитан.
— Ещё Романовский, Юзефович, Туркул, Штейфон, Врангель, — напомнил Рыжицкий.
— Юзефович —
— Май-Маевский, — вставил своё слово Рыжицкий.
— Вот и Май-Маевский, — согласился Марек. — А сейчас надо готовиться к совещанию. Тексты выступлений Деникина и представителя Речи Посполитой готовы. Разумеется, предварительные. По личному распоряжению Начальника я передаю их пани Крайской. Он просит её быть особым его личным секретарём и переводчиком. Тексты изучить, подумать, что надо убрать, что добавить. Помимо вас, разумеется, работают другие люди. Все вы, кроме, конечно, русских офицеров, получите в Таганроге паспорта Речи Посполитой и станете полноправными польскими гражданами. Споем:
Марш, марш, Домбровский, Веди в край наш польский...После тайного совещания машины были в разгоне, и Дымников с Марысей взяли извозчика. Харьковский сентябрь — ещё лето. У вокзала на площади толпа торгующих, пьющих, закусывающих, спорящих.
— Как жаль, что тебе приходится уезжать, — сказала Марыся, но Леонтий почувствовал в этом «жаль» — «не очень жаль».
— Могу по телефону уговорить дежурного и остаться на ночь. Таганрогский есть ещё рано утром.
— Стоит ли? На днях я совсем туда приеду. А сегодня... Ты же знаешь, я должна быть в той группе, в которой ты меня, помнишь, поймал.
— Отложить нельзя?
— Никак не можно. У нас всё так запутано. Вокруг Начальника несколько групп советников. Нельзя, чтобы Стефан знал о моих связях с той группой. Они готовы перебить друг друга. Те хотят союза, — она покосилась на извозчика и зашептала, — не с Деникиным, а с Лениным. Вот я и должна их предупредить.
Проводив Таганрогский поезд, Марыся накинула лёгкий плащ, укрыв свой неуместный блеск.
Свидание Яскевича с Лидой было назначено у кассы первого класса. Лида оказалась не одна — рядом с ней сияла красотой и ласково улыбалась Виктору та самая пани Крайская, поразившая его в ресторане. Лида познакомила их, сказала, что у неё срочное дело, и исчезла.
— И цветы, и яблоки теперь мои, — сказала Марыся. — Вам легче, чем Парису — не надо выбирать.
— О! Если бы все богини собрались здесь, я выбрал бы только вас.
— Спасибо, Виктор. Я это почувствовала, когда вы смотрели на меня в ресторане.
— Мы и сейчас можем пойти...
— Нет, нет. Лида любезно оставила мне ключи.
В квартире всё было приготовлено для любви — даже постель со свежими простынями, не говоря уже о бутылке французского вина.
— Боже, как жарко, — сказала Марыся. — Раздень же меня, Витя.
После полуночи он отвёз её на извозчике до угла Садового и, прощаясь, долго не мог оторваться от поцелуев.
— Витя, ради бога, не забудь — никому! Иначе ты погубишь меня. Да и себя тоже.