Мираж
Шрифт:
— Вот, вот. Они не хотят договариваться с Единой неделимой. Это для них синоним той России, которая держала их в Варшавской губернии. Мы договоримся с другой группой, и Пилсудский поддержит договорённость. Поручаю это вам лично и Мархлевскому. Главное условие: никаких письменных документов. Обещайте Пилсудскому всё. «Од мора до мора», как они говорят, но ни слова на бумаге. Джентльменское соглашение. Поляки держат нейтралитет, мы снимаем с Западного фронта все войска. Главное, Латышскую дивизию. Мы получаем 46 тысяч свежего пополнения для удара по зарвавшемуся Кутепову. Возможно, он ещё успеет взять Орел, но это — последние судороги.
Настоящий текст речи Карницкого легко нашли в бумагах Стефана:
«Мы счастливы, что наша встреча кладёт конец исторически ошибочной, надолго затянувшейся вражде двух великих славянских народов. Наше будущее основывается на общности социальных, политических и военных интересов. Начальник нашего государства пан Пилсудский и председатель Правительства Падеревский, напутствуя меня, подчёркивали необходимость создания военного союза между Войском польским и Вооружёнными силами Юга России. Поднимаю бокал за наш будущий нерушимый кровный союз!»
Эту речь напечатали в газетах, переговоры продолжились, но Стефан постоянно чувствовал чью-то крепкую противодействующую руку. Капитан Дымников, друг Марыси, близкий Кутепову человек, а тот каждый день выступает с резкими заявлениями против военного союза. Ведь стоит Кутепову сказать Деникину, что он заключил этот союз — и через две недели белые будут в Москве. Для Май-Маевского можно из Диккенса найти цитату, подтверждающую необходимость союза. Впрочем, он и так согласен с любым решением — лишь бы стол был полон. Врангель ждёт окончательного решения Деникина, чтобы немедленно выступить против.
Произведя самую тщательную проверку, Стефан установил, что пани Крайская была последней, кто держал в руках текст злополучной речи. Значит, ни с ней, ни с Дымниковым говорить об этом нельзя.
Сначала всё обдумать самому. Кому выгоден срыв переговоров? Ленину. Значит, действуют красные, причём действуют методично. Статьи в газетах, резкие высказывания Кутепова, анонимное угрожающее письмо Юзефовичу — всё это направляется из одного центра. Красные не жалеют золота для решения политических вопросов — Стефан же общался лично с Троцким, когда тот был в Харькове. Сорвут переговоры, и кутеповский корпус будет, конечно, разбит — только из ненависти к Врангелю Деникин направил на Москву не барона, а солдафона-недоучку. Рухнет всё. Не бывать Речи Посполитой до Днепра.
С Макаровым тоже говорить нельзя — он друг Дымникова в вообще тёмный человек. Единственным, с кем Стефан мог поделиться сомнениями и опасениями, оставался Рыжицкий.
Разговаривали на улице, прогуливаясь. С моря несло Холодом, и чайки кричали зловеще, словно предупреждала, что никому верить нельзя.
— Скорее всего действует какая-то подпольная большевистская организация, — сказал Рыжицкий.
— Но пани Крайская с ними! Она что? Красная?
— Большевики могут действовать и под польским флагом.
— Просто убрать её нельзя — она личный секретарь Пилсудского. Ваши прежние наблюдения могут нам помочь? У вас же есть сильный агент у красных, передавший план Селивачёва. Кстати, Селивачёв умер — не вынес поражения.
— Попытаюсь, но надо ехать в Харьков.
— Даю машину, шофёра и пропуск.
В Харькове Рыжицкий остановился в гостинице, на извозчике доехал до Заводского переулка. Постучал:
— Это к вам дядя Иван из Ростова.
Игнатий Николаевич по обыкновению был хорошо одет и вежлив. Угостил чаем. Узнав суть дела, задумался, затем сказал:
— Переговоры должны продолжаться. Надо бы эффектно разоблачить красную шайку, пытающуюся их сорвать. Объявить на весь мир. Это даже его ударило бы.
— Кого?
— Не важно. Помимо всех прочих действий, сразу уберите Кутепова. На фронте это просто.
— Он сейчас в Таганроге.
— Это ненадолго. Связь с Литератором установлю. Пани обязательно связана, и её надо выследить. Попросите для неё охрану штабных унтер-офицеров. Вот вам и слежка. И Стефан пусть её оберегает. Она будет возмущаться, избегать охраны, и здесь можно разыграть различные эпизоды. Разумеется, следить за друзьями. Только не надо стрелять.
— Сегодня вечернего заседания не будет — у нас уйма времени, — сказала Марыся, которая отдыхала в кресле в роскошном халате, листая французский журнал мод.
Дымников приглядывался, присматривался, обдумывал.
— Теперь, когда тебя охраняют два молодца-унтера, мы можем всю ночь спокойно гулять по Таганрогу.
— О-о! И ещё как.
— Стефан выбил для тебя охрану, чтобы снова не подменили текст?
— Наверное. Смотри, какое красивое платье.
— А ведь ты переживаешь, нервничаешь.
— С чего бы? Что дождь пошёл?
— Тебе самой надо идти к тем, о которых ты мне не говоришь, но теперь тебе не уйти — мешает охрана.
— А ты хочешь мне помочь?
— Если б и хотел, то не смог — за мной будут следить.
— Но ты хочешь помочь мне?
— Во имя чего?
— Во имя Великой Польши, которая будет дружить с Великой Россией. Ты же знаешь, что мне сам Начальник поручил заниматься переговорами. Не Стефану, а мне. И Стефан не может знать то, что я знаю. Не может знать тех людей.
— Как я их найду?
— Греческая кофейня на Зелёном бульваре. Там за ней угольные склады, где можно спрятать целую армию. Сегодня до полуночи я должна передать туда бумагу. Кофейня почти всегда закрыта — кофе нет, но если стукнуть три раза, они откроют. За стойкой там Зайцевич. Очень всего боится. Скажешь: от меня.
— И в этот момент ворвутся контрразведчики.
— А ты как-нибудь их обмани. Ты же хитренький.
Владимир Макаров остановил автомобиль у дверей кофейни, на которых навечно, наверное, прилипло объявление: «Кофе нет». Три крепких удара Леонтия — и дверь приоткрылась, за ней показалась испуганная бледная лопоухая физиономия, накрытая белым колпаком.