Миры Империума
Шрифт:
— Иными словами, я должен попросту предать британцев.
Гаррон сузил глаза и наклонился ко мне через стол.
— Не заставляйте меня зря терять время. Я уверен, что вы предпочтете мое предложение презренной смерти на допросе.
— Вы меня не убьете, месье Гаррон,— сказал я, стараясь сделать вид, будто сам в это верю.— Я ведь народный герой, не забывайте.
— Оставим всю эту чушь между нами,— бесстрастно проговорил Гаррон.— Ваш маскарад не вызывает у меня никаких сомнений. Не было никакой леди Эдвины, никакого тайного убежища в Шотландии, никакого побочного наследника Плантагенетов! Кто вы? Откуда вы взялись? Кто вас сюда послал?
— Кто бы я ни был,— ответил
— Чушь. Современные методы убеждения основаны вовсе не на орудиях пыток. В конце концов вы выболтаете мне все, что я сочту нужным. Но если вы поступите так, как я вам велю, будут спасены многие жизни. Предложение его величества все еще в силе. Итак, кто вы? Кто вас послал?
— Если я не настоящий, то с чего вы взяли, будто мой ответ чем-то вам поможет?
— О вас уже разошлись слухи: мол, появился некто из древнего рода Плантагенетов, как и Ричард, но в отличие от последнего за ним не тянется хвост из просчетов и компромиссов. Если распространится известие о том, что вас убили, восстанут жители всех окрестных деревень и у меня не останется иного выхода, кроме как подавить мятеж.
— Вряд ли это будет легко. Повстанцы...
— Нет никаких повстанцев, никаких партизан, никаких мятежников. Все это фикция, которую сфабриковал я сам.— Он кивнул.— Да, я сам. Сопоставьте факты: волнения в Новой Нормандии нарастают уже в течение десятилетий, в особенности после Континентальной войны семнадцатого-девятнадцатого годов с налетами прусских дирижаблей и, мягко говоря, бесславного мира, который положил ей конец. Вновь возобновились старые крики о саксонском объединении — естественно, всего лишь идиотская чушь, основанная на воображаемых кровных узах. Мне необходима была сила, которая вновь вернула бы провинции под надежный контроль, и для этой роли прекрасно подходил герцог Ричард. Конечно, ведя достаточно свободный образ жизни, он основательно дискредитировал себя в глазах островитян, но благодаря воодушевляющему призыву следовать древним заветам народ начал объединяться вокруг него. А потом, когда уже вся Новая Нормандия поклялась бы безоговорочно ему повиноваться, должен был быть нанесен последний удар в виде «компромисса» — он получил бы все пустые почести, которых так желал, а революционный дух был бы усмирен в рамках мнимой автономии. Его убийство разрушило весь план, готовившийся в течение десяти лет.
— Вы сами его убили.
— Нет, его убил вовсе не я! Он был ценным орудием в наших руках, и если вы — кем бы вы ни были и каковыми бы ни были ваши первоначальные намерения — не окажетесь достаточно благоразумны для того, чтобы пойти на сотрудничество, впереди нас ждет настоящая трагедия!
— У вас есть доказательства?
— У меня есть печать герцога Ричарда, скрепляющая тайное соглашение между нами. У меня есть документы, подтверждающие денежные выплаты ему самому и агентам-провокаторам, якобы работавшим на его подпольную организацию. Конечно, они могут быть поддельными, но как я могу доказать обратное? Лучшее мое доказательство — очевидная логика моей версии событий, в противовес романтическому бреду, в который вас обманным путем заставили поверить! Поймите же, факты говорят сами за себя! Вам на блюдечке предлагают возможность за одну ночь подняться от неизвестности до всеобщего уважения!
Самое лучшее... единственное, что вы сейчас можете сделать,— это пойти на сотрудничество с нами!
— Я вам не верю. Мятежники вполне могут победить.
— Чушь.
Он показал на висевшую на стене карту, где через канал от Дюнкерка до Бреста были нацелены синие стрелки.
— Войска его величества сильны как никогда. Единственным исходом войны может стать полное уничтожение повстанцев, что не выгодно никому.
— Почему бы просто не дать британцам независимость и на этом успокоиться?
Гаррон устало покачал головой.
— Милорд, то, что вы предлагаете, есть и всегда было лишь экономической и политической фантазией. Эти острова в силу самой своей природы неспособны существовать самостоятельно. Сам их размер препятствует какой-либо иной роли, нежели нищая зависимая территория, не способная поддерживать сама себя и отданная на милость любой силы, которая пожелала бы ее захватить. Свободная Британия, как ее именуют фанатики,— несбыточная мечта. Нет, милорд, Франция никогда не пожертвует своими законными интересами, которые она здесь имеет, да, по сути, и не может это сделать. Впрочем, обсуждение подобных фантазий — лишь пустая трата времени. Вы слышали о милостивейшем предложении его величества. Пока мы тут сидим, время идет, с каждым мгновением приближая нас к грядущей трагедии. Примите предложение, и через час вы будете находиться в собственных апартаментах в городе, в должности главы местного магистрата Новой Нормандии, со всеми полагающимися почестями и привилегиями; если же откажетесь исполнить свой долг перед монархом, вас ждет печальный конец. Выбор за вами, милорд!
Он уставился на меня через стол, ожидая ответа. Золотые часы на каминной полке позади него громко тикали в тишине. События разворачивались чересчур быстро, и мне казалось, будто я что-то упустил или забыл. Мне нужно было время, чтобы подумать.
Открылась дверь, и вошел маленький сморщенный лакей в белом парике и с бантами на коленях. Подковыляв к стоявшему рядом с большим столом столику, он поставил на него поднос с приземистой коричневой бутылкой, парой бокалов на высоких ножках и свернутой конусом белой салфеткой. Старик приподнял салфетку и выхватил из-под нее маленький плоский пистолет. Повернувшись, он трижды выстрелил в грудь Гаррону с расстояния в шесть футов.
Я увидел, как дернулись от ударов пуль накрахмаленные черные кружева на груди наместника, увидел щепки розоватого красного дерева, отлетевшие от спинки кресла, услышал, как пули с глухим звуком вонзились в штукатурку. Звука выстрелов почти не было слышно — глушитель или, возможно, сжатый газ. Гаррон судорожно вздрогнул, вскинул руки и упал лицом вниз на большой фолиант в кожаном переплете. Старик стащил с головы парик, и я узнал Вилибальда. Он сбросил длинную, золотую с синим мантию, расшитую розовыми цветочками, и под ней оказался обычный, не слишком чистый серый костюм.
— Пора уходить, милорд! — сказал он с беззубой улыбкой, убирая пистолет.
Обойдя вокруг стола, на котором расплывалось ярко-алое пятно, он отдернул портьеру возле края большого окна. Там обнаружилось темное отверстие в выложенной деревянными панелями стене. В свете его фонаря я увидел грубую кирпичную кладку и потемневшие от времени доски, а за ними — ведущий в темноту узкий проход.
— Сюда, ваша милость. Нельзя терять ни минуты! В его голосе звучали раздраженные нотки. Я не двинулся с места с тех пор, как раздались выстрелы.
— Куда спешить, Вили? — спросил я.— Никто не ворвется без спроса к наместнику во время совещания — разве что преданный слуга с чашкой утреннего чая.
— То есть как? Прошу прощения, ваша милость, но здесь лежит мертвец! Наказание за убийство — виселица! Если вас здесь поймают...
Я подошел к нему и, вместо того чтобы шагнуть в проход, схватил его за руку.
— А что, если здесь поймают нас обоих, Вили? Это как-то помешает исполнению плана?
— Нас повесят! — Он попытался вырваться, но я крепко держал его.