Миры Империума
Шрифт:
Покинув свое укрытие, я перебежал через улицу и нырнул в узкий переулок, ведший к задней части дворца, держа автомат наготове,— мне вовсе не хотелось, чтобы меня подстрелили как с той, так и с другой стороны. Когда я уже был возле ворот, за спиной послышались чьи-то шаги. Бросив автомат, я перелез через стену и оказался в дворцовом саду, в пятидесяти футах от того места, где я оставил челнок в режиме полуфазы.
Тенистые деревья и кусты показались мне не совсем такими, как раньше; на ухоженных клумбах пустили ростки дикие цветы неизвестной мне разновидности. Где-то заливался трелью соловей, не обращая внимания на огонь орудий.
На моем пальце все еще было надето кольцо, которое дал мне Баярд, с миниатюрной кнопкой вызова челнока, вмонтированной в искусственный рубин. Я оставил челнок на другой мировой линии, пришпиленный подавляющими лучами Империума, словно бабочка к доске, но сейчас было не время об этом раздумывать. Если сигнальное устройство сработает, у меня будет еще одна попытка, если нет — игра окончена. Я нажал на камень.
Пела птица. Легкий ветерок шевелил высокую траву. В дальней стороне сада появился какой-то человек в покрытой пятнами пота синей форме, без фуражки. Увидев меня, он остановился, что-то крикнул и побежал туда, где стоял я. Он преодолел половину разделявшего нас расстояния, когда челнок замерцал и приобрел четкие очертания. В лицо мне ударила воздушная волна. Шагнув внутрь, я щелкнул переключателем режима полуфазы. Изображение вечернего сада на экранах приобрело зловещий голубоватый оттенок. Бегущий человек резко остановился, поднял автомат и выпустил полный магазин в то место, где только что находился челнок. Послышался отдаленный приглушенный звук выстрелов. Человек отбросил автомат, дико расхохотался, повернулся и пошел прочь. Я мог ему только посочувствовать, прекрасно понимая, что он сейчас ощущает. Мир рушился у него на глазах, и пути назад не было.
На панели управления моргала лампочка — датчик, настроенный на челнок Рузвельта. Он все еще работал — и цель его перемещалась.
И снова я не стал тратить время на подсчет собственных шансов, а просто повернул рычаг включения привода и устремился в погоню.
Мне уже приходилось видеть подобное прежде, но тем не менее зрелище оставалось все столь же захватывающим. По мере того как шли часы, мир вокруг плавно менялся. Теперь я знал, что вижу непрерывную последовательность
А-линий, каждая из которых лишь слегка отличалась от предыдущей, подобно кадрам кинофильма. На самом деле ничто не двигалось, и момент времени в течение всего путешествия через четвертое измерение оставался тем же самым. Но зловещая активность энтропии продолжалась: растения сражались друг с другом за место под солнцем, лианы атаковали деревья, сорняки разрастались, вытесняя другие сорняки. Покрытые плющом стены дворца стали ниже и толще, превратившись в окруженную рвом крепость. Деревья отступили назад, медленно скользя по расступавшемуся, словно вода, дерну, пока челнок не оказался посреди открытого поля, окруженного древним лесом. Крепость превратилась в каменный дом-усадьбу с мансардами и трубами, возвышавшимися под нисколько не изменившимся небом; трубы сдвинулись и соединились, превратившись в кирпичные башни с заостренными верхушками.
Внезапно гудение двигателя начало стихать и в конце концов смолкло. Изображение стабилизировалось. Передо мной тянулось вспаханное поле, а за ним — одинокий дом на вершине низкого холма среди высоких деревьев.
Высокий каменный дом с башнями из кирпича, который при нормальном освещении был бы красным. Из всех возможных мест, существовавших во всех вселенных, Рузвельт привел меня к дому Генри Плангета.
Дождавшись наступления темноты, я переключил челнок в режим полной фазы и вышел наружу, после чего переключил его обратно. Одиноко прозвучал легкий хлопок ворвавшегося на освободившееся место воздуха.
За прошедший час через дом прошло немалое количество людей. Подъезжали верхом курьеры, а другие галопом скакали прочь по немощеной дороге с полными седельными сумками на боках лошадей. Во всех окнах первого этажа горел свет. Перед входной дверью вышагивали часовые. Казалось, дом напоминает военную штаб-квартиру. Где-то внутри его Рузвельт смешивал последние ингредиенты своего величайшего заговора против всего мира.
Обойдя дом, я двинулся под прикрытием тополей вдоль стены, пока не оказался возле ближайшего окна. Группа людей в разукрашенных зеленых мундирах стояла вокруг стола, на котором под газовой люстрой была расстелена карта. Рузвельта среди них не было. То же самое происходило и в соседней комнате, если не считать того, что здесь люди были одеты в обычную форму цвета хаки и работали с какими-то документами. Я обошел дом наполовину, используя в качестве укрытия живую изгородь, когда наконец нашел того, кого искал. Он сидел в одиночестве за столом и, слегка улыбаясь, что-то быстро писал шариковой ручкой — курьезная аномалия в столь старомодной обстановке. На лбу у него виднелся небольшой порез. На нем был все тот же костюм, что и на церемонии в Новой Нормандии, но покрытый пятнами и обожженный. Похоже, генералу нелегко пришлось, прежде чем он покинул поле сражения.
Закончив писать, он вышел из комнаты. Я подошел ближе и проверил окно. Вечер был теплый, и окно было приоткрыто на полдюйма. Десять секунд спустя я был уже внутри.
Я постоял у двери, прислушиваясь, затем открыл ее и взглянул вдоль оклеенного обоями коридора, тускло освещенного единственным газовым рожком. В дальнем его конце стоял часовой, весь в сверкающей коже и бронзе, с мушкетом на плече. Я притворился, будто я всего лишь движущаяся по коридору тень, скользящая в сторону безлюдной лестницы. Он даже не повернул головы.
Лестница с отполированными перилами из красного дерева была устлана красной ковровой дорожкой. На площадке я прислушался, затем поднялся в другой темный коридор с дверями по обеим сторонам. Я стоял, ожидая, когда инстинкт подскажет мне, что делать дальше, когда вдруг ощутил легкое прикосновение к бедру. Я быстро повернулся, и моя рука потянулась к рукоятке меча, прежде чем я сообразил: моего бока мягко касался сам меч. Я вытащил его, следуя в указываемом им направлении.
В конце коридора три ступени вели к двустворчатым дверям из резного дуба. Толкнув их, я оказался в большом помещении, залитом падавшим через круглое окно лунным светом. Я никогда раньше его не видел — и тем не менее я здесь уже побывал. Я знал, хотя и не понимал, откуда именно, что это аналог часовни, из которой Рузвельт похитил ковчег. Эта комната была меньше и проще, почти без украшений, однако каким-то образом в непостижимой географии Сети альтернативных реальностей она занимала то же самое место. Алтарь под высоко расположенным окном состоял из двух тяжелых дубовых опор с лежащим поперек них грубо обработанным плоским камнем — но в каком-то смысле это был тот же самый алтарь. В тусклом свете он казался мне каменной плахой для жертвоприношений. Я двинулся вперед и вдруг услышал за спиной тихий звук открывающейся двери. Обернувшись, я увидел стоявшего в дверях Рузвельта. Его черные глаза, казалось, пылали в темноте, а позади него стояли вооруженные люди.
— Вот видите, Плантагенет,— негромко сказал он.— Как бы вы ни сопротивлялись, вам все равно суждено оказаться в моих руках. Должен сказать, я недооценил вас при нашем знакомстве — и потом, в Новой Нормандии. Я полагал, что вы ухватитесь за предоставленный вам шанс бежать, стремясь освободить угнетенную нацию. Крестьяне восстали бы по вашему призыву, и вы бы поднялись к вершинам славы во главе отряда сторонников под лучами яркого солнца. Почему вы поступили иначе?
— Вы умный человек, Рузвельт,— ответил я.— Но не настолько, чтобы играть роль Бога. Люди все же не картонные человечки, которыми можно вертеть как угодно по собственной прихоти.
— Люди — всего лишь орудия,— бесстрастно сказал Рузвельт.— Что же касается вас — вы инструмент, который пытается вырваться из руки, к тому же с исключительно острыми краями.— Он покачал головой.— Я считал вас человеком чувств и действия, Плантагенет, а не разума!
— Хватит решать за меня, Рузвельт. Ваш план лопнул, как мыльный пузырь, у вас на глазах. Вы проиграли точно так же, как проиграл ваш отец, пытаясь подчинить своей воле Генри Плангета.
На самом деле мои слова были лишь выстрелом наугад, просто чтобы хоть что-то сказать. На мгновение на его лице промелькнуло удивление, затем его зубы блеснули в улыбке.
— Это был мой дед,— ответил он.— Интересно, как вы об этом узнали? Но сейчас это не имеет никакого значения, не так ли? Вы пришли сюда, в единственное место, куда могли прийти, и обнаружили, что я уже вас жду.
— Вы не слишком бдительны. Я мог вас пристрелить, когда вы писали за столом.
— Что-то я не вижу у вас оружия.— Он все еще улыбался, почти дружелюбно.— Нет, Плантагенет, вам не суждено выстрелить мне в спину. Нам предстоит встретиться лицом к лицу, и это судьбоносное время пришло.