Миры Империума
Шрифт:
— Сражайся, Плантагенет,— прошипел Рузвельт мне в ухо, наваливаясь на меня всем своим весом.
Мою руку отбросило назад, в сторону от меча...
— Балингор! — крикнул я.
Меч шевельнулся и прыгнул через разделявшее нас пространство прямо мне в ладонь.
Мне показалось, будто мою руку охватил огонь — не обжигающий, но животворный, снимающий усталость. Отшвырнув Рузвельта назад, я замахнулся шестифутовым куском поцарапанной ржавой стали, держа его обеими руками. Рузвельт попятился, не отводя взгляда от старого меча, затупившегося и выщербленного, но теперь целого. На лице его появилось
— И снова я тебя недооценил,— сказал он.— Теперь я начинаю понимать, кто ты на самом деле такой, Плантагенет, и что ты такое. Но отступать уже слишком поздно. Мы встретились, как нам и было суждено, лицом к лицу, твоя судьба против моей!
Он сделал выпад, и ложный Балингор устремился ко мне, а истинный Балингор, сверкнув, метнулся ему навстречу. Два лезвия столкнулись со звоном, подобным удару железа о наковальню, и звук этот заполнил весь мир...
...Я увидел летящую ко мне из клубов пыли стрелу и почувствовал обрушившийся на плечо страшный удар, который едва не вышиб меня из седла.
— Сир, вы ранены! — крикнул Трампингтон, пытаясь пробиться ко мне сквозь сражающееся войско.
В один миг меня охватила слабость, но я удержался в седле и пришпорил коня, устремляясь вперед.
— Милорд, отходите назад, я должен перевязать ваши раны! — послышался позади голос Трампингтона, но я не обратил на него внимания.
Он на всем скаку поравнялся со мной, пытаясь занять позицию между мной и врагом.
— Сир, вернитесь! — кричал он.— Даже король может умереть! .
На мгновение наши взгляды встретились. Вокруг нас вставали на дыбы лошади и отчаянно дрались люди.
— В отличие от многих других король знает, как умереть достойно,— сказал я.— И когда — тоже.
Затем вражеская атака разделила нас, и я больше его не видел...
Я заметил, как изменился взгляд Рузвельта, устремленный мне в глаза. Он попятился, недоуменно глядя на собственные пустые руки. На моих глазах лицо его сморщилось, щеки ввалились, шелк и парча превратились в серые лохмотья, которые свалились, обнажив худые ребра и желтую старческую кожу. Он упал, что-то бормоча беззубым ртом, а его пальцы, словно птичьи когти, заскребли по каменному полу. А потом остались только кости, рассыпавшиеся в прах.
Меч обжег мне руки. Взглянув на него, я увидел, как отражается свет по всей длине безупречного лезвия, как сверкает украшенная драгоценными камнями рукоятка. Убрав меч в ножны, я пересек пустую часовню и вышел под яркие лучи солнца.
Когда я вернулся назад, следуя сигналу маяка, полковник Баярд уже ждал меня в ангаре для челноков Империума. Неделю я провел в прекрасной постели под опекой не менее прекрасной медсестры. Баярд немало времени просидел со мной, посвящая меня во все подробности.
— Нам удалось собрать из кусочков почти всю историю,— рассказал он.— Семьдесят лет назад, когда Пустошь уничтожила большую часть известных нам мировых линий, одному человеку удалось избежать всеобщей гибели. Это был высокопоставленный правительственный чиновник с одной из ключевых мировых линий, охваченных Пустошью, который способствовал вышедшим из-под контроля экспериментам, в конечном счете приведшим к катастрофе. Ему удалось с помощью недоработанной экспериментальной машины перебраться через Сеть на линию ноль-ноль — одну из немногих, имевших достаточно стабильную вероятностную структуру и потому переживших катастрофу.
Мир этот не пришелся ему по вкусу. Дома он обладал немалой властью, стоя возле трона оранской династии, правившей половиной планеты. Здесь же он был никем — хотя и не без способностей. Со временем ему удалось подняться до высокого поста в имперской Службе транссетевого надзора, но душа его не лежала к подобной работе. Его честолюбивый замысел заключался в том, чтобы восстановить старую империю. В течение жизни ему не удалось этого добиться, но он передал свою идею сыну, а тот, в свою очередь,— внуку.
Естественно, один человек не в состоянии был свергнуть правительство Империума. Ван Рузвельтам нужна была другая линия, за пределами Пустоши, где они могли бы воплотить в жизнь свой план. Они выбрали Новую Нормандию, поскольку та находилась на приемлемом уровне технологии, отличалась политической нестабильностью и давно созрела для сильной руки, к тому же там имелся подходящий исторический фундамент. Рузвельт намеревался спровоцировать мятеж, натравить французов на британцев, а когда обе стороны полностью истощили бы свои силы и дискредитировали себя, выступить самому во главе небольшой, но хорошо организованной банды наемников и захватить власть.
Вскоре он понял, что все далеко не столь просто, как он предполагал. Герцог Лондрский был влиятельной фигурой, которой не так-то легко было манипулировать. Рузвельт убил его — и обнаружил, что из-за его вмешательства серьезно нарушилось вероятностное равновесие, последствия чего вы могли наблюдать здесь и у себя дома. Стабильность нужно было восстанавливать, а это означало уничтожение всех Плантагенетов раз и навсегда, поскольку пока оставался в живых хотя бы один из них, где бы он ни находился, вероятностные силы сосредоточились бы на нем, бросив его в гущу событий и создав вокруг него вероятностное субъядро. Рузвельт же нуждался во всей доступной вероятностной энергии, которую он мог бы направить на обеспечение стабильности избранной им линии, достаточной, чтобы противостоять Пустоши.
Однако просто убить всех Плантагенетов было мало. Он нуждался в их силе, их харизме, которые мог бы добавить к своей. Именно тогда и дошло дело до вас. Он воспользовался некоторыми весьма специфическими приборами, которые привез с собой его дед в своем челноке с оранской линии, для поиска в Сети по заданным параметрам,— и нашел вас. Я знаю, что вы всего лишь рыбак и ничего не слышали о Плантагенетах. Но вероятностные линии были сосредоточены вокруг вас. Он намеревался использовать вас в качестве подставной фигуры, чтобы восстановить стабильность линии Новой Нормандии, позволить вам потерять власть в ходе безнадежной войны, а затем предложить вам бежать. И ценой за это должно было стать ваше признание власти Рузвельта.