Миры Клиффорда Саймака. Книга 18
Шрифт:
Вот еще одна полученная сегодня утром новость, последствия которой пока оценить невозможно. Пекин сообщает о перестановках в правительстве и о приходе к власти сравнительно умеренных элементов. Пока еще, разумеется, рано утверждать что-либо конкретное, но эти изменения несомненно могут привести к решительной смене политического курса коммунистического Китая…»
Передача внезапно оборвалась: выключив приемник, водитель выбрался из машины, громко хлопнул дверцей и неторопливо пошел куда-то по улице.
Харрингтон открыл автомобиль и сел за руль. Он испытывал странное ощущение, что забыл что-то очень важное. Он
Крепко стиснув руль, он почувствовал, как по всему телу пробежала дрожь, мелкая, словно от небольшого озноба. Нет, это была скорее дрожь облегчения, хотя он и не представлял, почему он должен испытывать облегчение.
Наверное, это связано с новостью об Энрайте, подумал Харрингтон. Потому что это действительно хорошая новость. И совсем не потому, что Энрайт не подходил на пост руководителя Госдепартамента. Совсем наоборот. Но существуют ситуации, когда человек не только имеет право, но и обязан оставаться самим собой.
И человечество тоже имеет это право, подумал он.
А изменения в китайском правительстве были просто поразительным событием. Как будто злые гении человечества с наступлением рассвета внезапно исчезли на всей Земле.
«Кстати, что-то такое я думал в связи с гениями», — мелькнуло в голове у Харрингтона. Что-то такое, что обязательно нужно вспомнить. Что-то о том, в каких формах может проявиться гениальность…
Но он не мог вспомнить ничего конкретного.
Опустив стекло, Харрингтон полной грудью вдохнул живой и свежий утренний воздух. Резко выдохнув, он выпрямился и поднял голову. Мужчина должен чаще вспоминать о своей осанке, с удовлетворением подумал он. Да, в рождении сегодняшнего утра было что-то бодрящее тело и душу.
Он включил сцепление и отъехал от тротуара.
Жаль все же Мэдисона, подумал он. Что ни говори, а все же он был неплохим парнем.
И Холлис Харрингтон, последний джентльмен, двинулся навстречу утренней заре.
Кимон
Он был единственным пассажиром, направлявшимся на Кимон, и на борту космического корабля уже за одно это все носились с ним, как со знаменитостью.
Для того чтобы доставить его к месту назначения, кораблю пришлось сделать крюк в два световых года. Селдону Бишопу казалось, что деньги, которые он заплатил за проезд еще на Земле, не возмещали ущерба и вполовину.
Но капитан не роптал. Он сказал Бишопу, что считает делом чести доставить пассажира на Кимон.
Бизнесмены, летевшие на том же корабле, домогались его общества, платили за выпивку и доверительно рассказывали о перспективах торговли с новооткрытыми солнечными системами.
Но, несмотря на все эти доверительные разговоры, смотрели они на Бишопа с плохо скрываемой завистью и повторяли: «Человек, который разберется в обстановке на Кимоне, сделает большой бизнес».
То один, то другой бизнесмен толковал с Бишопом наедине и после первой же рюмки предлагал миллиарды на случай, если потребуется финансовая поддержка.
Миллиарды… а пока у него в кармане не было и двадцати кредиток, и он с ужасом думал о том, что ему тоже придется угощать других. Он не был уверен, что на свои кредитки сможет угостить всю компанию.
Представительные матроны брали его на свое попечение и осыпали материнскими ласками; женщины помоложе, завлекая его, осыпали ласками отнюдь не материнскими. И куда бы он ни направился, позади говорили вполголоса:
— На Кимон! Милочка, вы знаете, что значит отправиться на Кимон! Для этого нужна положительно сказочная квалификация, надо готовиться годы и годы, а экзамен выдерживает один из тысячи.
И так было всю дорогу до самого Кимона.
Кимон был галактическим Эльдорадо, страной несбыточных грез, краем, где кончается радуга. Мало кто не мечтал о поездке туда, многие стремились осуществить свои мечты на деле, но среди тех, кто пытался добиться своего, преуспевали лишь очень немногие.
Немногим более ста лет назад до Кимона добрался (было бы неправильно говорить, что его открыли или что с ним вступили в контакт) неисправный космический корабль с Земли, который сел на планету и подняться с нее уже не мог.
До сих пор никто так и не узнал, что же там, в сущности, произошло, но в конце концов экипаж разломал свой корабль, поселился на Кимоне, а родные получили письма, в которых члены экипажа извещали их, что возвращаться не собираются.
Совершенно естественно, что между Кимоном и Землей никакого почтового сообщения быть не могло, но письма доставлялись самым фантастическим, хотя и, впрочем, самым логичным способом. И, возможно, этот способ убедительнее всего показал земным властям, что Кимон именно таков, каким он изображался в письмах… Письма были свернуты в трубку и помещены в своеобразный футляр, напоминавший футляр пневматической почты. Он был доставлен прямо на стол руководителя мирового почтового ведомства. Не на стол какого-нибудь подчиненного, а на стол самого главного начальника. Футляр появился, пока начальник ходил обедать, и, как было установлено тщательным расследованием, на стол его никто не клал.
Тем временем чиновники почтового ведомства, по-прежнему убежденные, что стали жертвами какой-то мистификации, отправили письма адресатам со специальными курьерами, которые обычно добывали себе хлеб насущный службой в Бюро Расследований.
Адресаты все, как один, утверждали, что письма подлинные, так как в большинстве случаев узнавали знакомый почерк. И, кроме того, в каждом письме содержались подробности, знакомые только адресатам, и это было еще одним доказательством, что письма настоящие.
Затем каждый адресат написал ответное письмо, их поместили в футляр, в котором прибыли письма с Кимона, а сам футляр положили на стол руководителя почтового ведомства, на то самое место, где его в свое время нашли.
С футляра не сводили глаз, и некоторое время ничего не происходило, но потом вдруг он исчез, а как исчез, никто не заметил — футляра просто не стало, и все.
Через неделю-другую перед самым концом рабочего дня футляр появился снова. Руководитель почтового ведомства был увлечен работой и не обращал внимания на то, что происходит вокруг. И вдруг снова увидел футляр. И снова в нем были письма, но на сей раз конверты раздувались от сотенных кредиток, которые потерпевшие крушение космонавты посылали в подарок своим родственникам, хотя тут же следует отметить, что сами космонавты, по-видимому, не считали себя потерпевшими крушение.