Миры Клиффорда Саймака. Книга 18
Шрифт:
Теперь он осознал, что давно ощущал это принуждение. Его заставляли видеть комнату не такой, какой она была в действительности. Его заставляли читать вымышленное имя на незнакомом надгробном камне. Его вынудили поверить в то, что он часто ужинал со своей матерью, в действительности умершей много лет назад. Его заставляли видеть роскошный лимузин вместо ржавой развалины… да и многое другое тоже.
Думать обо всем этом было унизительно, но было и нечто совсем иное за пределами простого унижения: существовал метод и имелась цель; теперь очень важно, исключительно важно срочно понять,
Харрингтон швырнул газету на пол и подошел к бару. Взяв бутылку и стакан, он плеснул себе приличную порцию спиртного и залпом проглотил его.
Сначала нужно определить отправную точку, подумал он. Седрик Мэдисон был в какой-то степени именно такой точкой; к сожалению, это еще не все. Вероятно, он был всего лишь несущественным признаком наличия чего-то несравненно более важного; но по крайней мере, с него можно начать рассуждение.
Он отправился к Седрику Мэдисону, и они беседовали несколько дольше, чем Харрингтон рассчитывал. Где-то в ходе этой беседы он изменился и снова стал последним джентльменом.
Используя логику и память, он попытался отыскать какую-нибудь брешь, определить тот момент, в который произошло изменение, но ничего не нашел. Путь был ровным и гладким, зацепиться было не за что. И все же в какой-то точке этого пути он изменился или, точнее, его изменили; в результате он вернулся к этому маскараду, что был навязан ему много лет назад.
Каков же смысл всего этого? Зачем менять жизнь человека, даже скорее всего жизни многих людей?
Может быть, это что-то вроде филантропического предприятия? Страстная потребность делать людям добро, горячее стремление вмешиваться в чужую жизнь…
Или за всей этой историей скрывалось сознательное целенаправленное желание нарушить ход мировых событий, изменить судьбу человечества с целью добиться какого-то четко определенного конечного результата?
Это подразумевало, конечно, что тот, кто действовал подобным образом, кем бы он ни был на самом деле, обладал надежным методом предсказания будущего и способностью выбирать в настоящем наиболее существенные моменты, которые следовало изменить так, чтобы получить в дальнейшем нужный вариант будущего.
Телефон на письменном столе яростно затрезвонил. Харрингтон резко обернулся, испуганный неожиданным резким звуком.
Телефон зазвонил снова.
Он подошел к столу и снял трубку. Это был сенатор.
— Ах, это вы, — сказал он. — Надеюсь, я не разбудил вас?
— Нет. Я только собирался отправиться в спальню.
— Вы, конечно, уже слышали новость?
— Да, по радио, — ответил Харрингтон.
— Белый дом обратился ко мне с предложением…
— Да, конечно, но после этого…
На другом конце провода послышалось дыхание, похожее на хрип, как будто сенатор вот-вот задохнется.
— В чем дело, Джонсон? С вами что-то происходит…
— После этого у меня был посетитель, — словно собравшись с духом, продолжил сенатор.
Харрингтон молчал, ожидая дальнейшего.
— Престон Уайт, — сказал наконец сенатор. — Вы, конечно, знаете его.
— Да, это издатель «Ситуации».
— У него был вид заговорщика. С легким оттенком драматизма. Он говорил едва ли не шепотом, крайне конфиденциальным тоном. Как если бы мы с ним были связаны каким-то секретным контрактом.
— Ну и что же он…
— Он предложил мне, — рявкнул сенатор, едва не захлебнувшись от бешенства, — исключительное право на использование Харви!
Харрингтон прервал сенатора, не совсем отдавая себе отчет в том, зачем он это делает. Он словно боялся услышать продолжение.
— Знаете, — торопливо произнес он, — я помню — это было очень и очень давно, и я был тогда совсем еще зеленым, — как Харви был установлен в редакции «Ситуации».
Его поразило, насколько отчетливым было воспоминание об этом нововведении и последовавшем за этим всеобщем одобрении. Несмотря на то, что публика относилась в общем-то довольно скептически к журналу и взглядам его издателя, известного своим пристрастием к дешевым сенсациям, позволявшим время от времени резко увеличивать тираж. После появления в редакции Харви все коренным образом изменилось. Все или почти все принялись с энтузиазмом читать статьи Харви; даже в наиболее солидных и осведомленных кругах его то и дело цитировали и ссылались на него.
— Харви! — с презрением бросил сенатор. — Счетная машина, набитая дурацкими шестеренками… Механический пророк!
«Вот оно что!» — подумал Харрингтон, неожиданно оказавшийся словно на гребне волны необычного эмоционального подъема. Это было именно то, чего он так отчаянно пытался доискаться.
Потому что Харви действительно был пророком. Каждую неделю он выдавал очередную порцию предсказаний, которые журнал регулярно печатал в специально отведенной для этого рубрике.
— Уайт показал себя на редкость красноречивым и убедительным, — прервал ход его мыслей голос сенатора. — И весьма дружелюбно настроенным. Он предоставил Харви полностью и целиком в мое распоряжение. И пообещал, что будет показывать мне первому все предсказания, как только машина их будет выдавать. Он даже поклялся, что не станет публиковать те из них, которые я по какой-либо причине захочу оставить в тайне.
— И он, конечно, не упустил возможности подчеркнуть, насколько все это будет полезным для вас, — добавил Харрингтон.
Потому что Харви, несомненно, был отличной машиной. Неделя за неделей, год за годом он выдавал абсолютно точные предсказания по любым вопросам.
— Я не хочу даже слышать об этом! — проревел сенатор. — Я не хочу иметь какие-либо дела с этим Харви. Харви — самое отвратительное, что только можно придумать в сфере формирования общественного мнения. Человеческая раса способна на основе своих собственных суждений принять или отвергнуть предсказания какого угодно человеческого пророка. Но наше технологическое общество сумело сформировать у своих членов рефлекс, в соответствии с которым машина автоматически считается непогрешимой. Я полагаю, что, используя человекоподобный аналитический счетный механизм, получивший имя «Харви», чтобы предсказывать тенденции мировых событий, «Ситуация» просто-напросто сознательно влияет на общественное мнение. И я не хочу никоим образом участвовать в этом надувательстве. Я не хочу, чтобы меня могли упрекнуть в том, что…