Миры Клиффорда Саймака. Книга 18

Саймак Клиффорд Дональд

Сколько эксцентричных гениев, возможно, не были ни гениями, ни тем более эксцентричными гениями до того момента, когда оказывались в каком-нибудь мрачном закутке перед человеком без лица, слушая его предложения?

Предположение, простое предположение, что единственной целью, стоявшей перед ним на протяжении прошедших тридцати лет, было добиться, чтобы сенатор Энрайт не оставил политическую жизнь и был готов в нужный момент взять на себя руководство Госдепартаментом? Но почему, для кого могло быть так важно, чтобы некое лицо заняло в определенный момент конкретный пост? Достаточно ли важным было это, чтобы оправдать использование целой жизни одного человека, чтобы реализовалось нужное кому-то событие в жизни другого человека?

Ключ к разгадке всего этого должен находиться поблизости, подумал Харрингтон. Поблизости, но где-то в прошлом; в этой путанице событий, произошедших за тридцать лет, должны находиться какие-то указатели, стрелки которых направлены на человека, на предмет, на организацию, на что-нибудь еще, что отвечает за все случившееся. Харрингтон почувствовал, как в нем рождается глухой гнев — гнев, не имеющий формы, абсурдный, почти лишенный смысла, не имеющий ориентиров и неспособный сконцентрироваться на чем-либо.

В помещение вошел мужчина. Подойдя к стойке, он обосновался на соседнем табурете.

— Привет, Глэдис! — оглушительно провозгласил он. После этого он обратил внимание на Харрингтона и дружески похлопал его по спине.

— А, это вы, старина! — гаркнул он. — Про вас тут опять пропечатали в газете!

— Полегче, Джо, полегче, — сердито бросила Глэдис. — Чего тебе подать?

— Дай-ка мне хороший кусок яблочного пирога, ну и еще чашку кофе.

Харрингтон отметил про себя, что мужчина был большим и очень волосатым. Он был одет так, как обычно одеваются водители грузовиков, выполняющие дальние рейсы.

— Вы что-то сказали по поводу моего имени в газете? Джо швырнул на прилавок сложенный в несколько раз номер газеты.

— Вот здесь, на первой странице. Статья с вашим фото.

Он нацелил на газету палец, обильно выпачканный в смазке.

— Только что из типографии! — рявкнул он и тут же залился продолжительным оглушительным смехом.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил его Харрингтон.

— Так давайте, читайте ее! — шумно потребовал Джо. — Если, конечно, она вас интересует.

— Что вы, что вы, конечно же, интересует.

Заголовок сообщал: «Знаменитый писатель уходит со сцены».

— Так вы решили завязать? — снова загрохотал Джо. — Что ж, уж я-то возражать не стану. Сколько вы их уже напечатали, этих книжек?

— Четырнадцать, — ответил Харрингтон.

— Соображаешь, Глэдис? Четырнадцать книжек! Да я столько не прочитал за всю свою жизнь!

— Лучше бы ты заткнулся, Джо! — в сердцах бросила Глэдис, резко швырнув на стойку тарелку с пирогом и чашку кофе.

Дальше в статье говорилось: «Холлис Харрингтон, автор знаменитого романа "Взгляните на опустевший дом", награжденный за него Нобелевской премией, прекращает литературную деятельность после публикации своего последнего произведения "Вернись, душа". На этой неделе очередной номер "Ситуации" официально сообщит эту новость за подписью своего литературного критика Седрика Мэдисона. По мнению Мэдисона, Харрингтон пришел к выводу, что в своем последнем романе он полностью исчерпал тезис, который начал разрабатывать около тридцати лет назад, написав первое из своих четырнадцати произведений…»

Пальцы Харрингтона судорожно сжались, скомкав газету.

— Что-нибудь не так, старина?

— Нет, все в порядке, — ответил он.

— Этот Мэдисон — настоящее трепло, — заявил Джо. — Я думаю, что ни одному его слову верить нельзя. Он просто…

— Нет, он прав, — прервал его Харрингтон. — Мне придется признать, что он прав.

«Но как он мог узнать об этом?» — подумал Харрингтон. Как мог Седрик Мэдисон, этот своеобразный тип, фанатик своей работы, проводящий почти круглые сутки в своем заваленном бумагами и книгами кабинете, где он пишет критические статьи, непрерывным потоком печатающиеся на страницах журнала, как он мог узнать о том, что Харрингтон бросил писать? Тем более что сам он ни о чем подобном не думал еще сегодня утром?

— Вам не нравится пирог? — поинтересовался Джо. — Да и кофе у вас давно остыл.

— Оставь его в покое, — настойчиво потребовала Глэдис. — Я сейчас пойду подогрею ему кофе.

— Вы не возражаете, если я оставлю себе эту газету? — спросил Харрингтон.

— Ну конечно, старина. Я уже прочитал ее. Я вообще читаю только спортивные страницы.

— Спасибо, — кивнул Харрингтон. — Ну а теперь я должен повидать кое-кого.

Холл в здании редакции «Ситуации» был пуст и великолепен. Он сверкал тем безукоризненным блеском, что был характерен для самого журнала и составлял гордость его издателей.

Гигантский глобус диаметром около четырех метров медленно и величественно вращался внутри прозрачной сферической оболочки. На его основании светилось множество циферблатов, показывавших время на разных меридианах. На поверхности глобуса то и дело вспыхивали огоньки — в этих точках планеты в данный момент происходило нечто, способное привлечь внимание.

Войдя в холл, Харрингтон был вынужден остановиться, чтобы осмотреться, так как его несколько дезориентировало великолепие обстановки. Наконец он разобрался: лифты находились слева от входа. Их светящиеся указатели сообщали, на каком этаже находятся кабины. С противоположной стороны он увидел стойку с табличкой «Справки», за которой сейчас никого не было. Дальше, в глубине холла, виднелась дверь с надписью «Харви». И ниже уточнялось: «Прием посетителей ежедневно с 9 до 17 часов».

Харрингтон подошел к информационному стенду. Вытянув шею, он отыскал нужное ему имя и номер кабинета: «Седрик Мэдисон. Каб. № 317».