Миряне
Шрифт:
— Даже если ты мне доплатишь, эти пять монет, то нет, — отмахнулся я, выслушивая в спину множество нелицеприятных слов о моих мужских достоинствах.
В порту, я пару раз безуспешно попытался договориться с бригадой грузчиков около главных причалов. Где стояли две большие баржи.
— Уон туды топай паря! — коротко послал меня здоровенный, килограммов под сто тридцать, бородатый мужик, — нам таких задохликов тут не нать.
Я, конечно, был противоположного мнения, но ничего доказывать не стал. И поплелся в самый конец порта. Никогда я не считал себя задохликом, всю жизнь
— Доброго здоровья, — поздоровался я со скучающим мужиком в хорошем купеческом костюме, который сидел около средних размеров кучи мешков с мукой.
— Я не подаю, — буркнул он в ответ и важно поправил картуз на голове.
— Грузчик не нужен, могу это все перетаскать, куда скажешь, — я кивнул на гору мешков.
— Сорок штук, один? — не поверил купец.
— Один, — просто ответил я.
— Даю две монеты серебром, если один перенесешь товар на ушкуй, — глаза мужика азартно заблестели.
— Три! Чтобы было, за что жилы рвать, — ответил я, в этом мире любят торговаться, так чего скромничать.
— По рукам! — обрадовался купец, — Но если один за час не сдюжишь, то два серебряника вернешь в обрат!
— Договорились! — я пожал руку мужику.
— Эй, Степка, иди спектаклю смотреть! — купец позвал кого-то с ушкуя.
На зов с судна высунулось человек пять корабельной команды, кто из них был Степка, для меня осталось загадкой. Я тут же при свидетелях разбил наше с купцом рукопожатие.
— Пупок не надорви! — крикнули мне с корабля.
— Тоже хочешь на серебряный поспорить? — не растерялся я.
Спорун, почувствовав неладное, решил не рисковать и просто скрылся за спинами товарищей. Я потер ладони и нарисовал своим воображением, что каждый мешок весит по килограмму. Выдохнул, и схватил сразу две поклажи. Ого! Нет, мешки весили не по пятьдесят каждый, но и не по килограмму. Наверное, по килограмм восемь, десять. Ничего, решил я, организм молодой, горячий, двадцатка для него не проблема. И с такими мыслями трусцой стал таскать муку на ушкуй. Всего-то двадцать ходок, то есть уже шестнадцать, я вытер первый пот со лба. На мое веселое представление подтянулись зеваки с соседних причалов.
— Сема, гля, что задохлик вытворяет, — сказал крепкий мужичок своему сто тридцати килограммовому бригадиру, который меня ранее забраковал.
— Ерунда, — усмехнулся богатырского телосложения Сема, — еще пару ходок и каюк.
— Спорим на серебряную монету, что все без отдыха перетаскаю, или слабо? — я остановился рядом и пару раз тяжело выдохнул.
— Это кому слабо! — заревел здоровяк, и вынул из своего кошеля серебряный кругляш, — Во! Ну и ты паря больше не отдыхай.
— Кто еще смелый? — посмотрел я с вызовом на зевак.
— А мы поперек бригадира не влезаем, — отмахнулся тот же мужичок.
— Известное дело, я не трус, но я боюсь, — хохотнул я и продолжил бег трусцой с тяжестями и без.
Восемь ходок осталось, отсчитал я про себя, когда мне показалось, что мешки стали тяжелее, наверное, по пятнадцать килограмм. Видать
— Ты там живый? — поинтересовался купец.
— Гони хозяин три серебряных гроша, — я улыбнулся и еле-еле встал.
— Мое слово купеческое крепкое, — мужик похлопал меня по плечу и отсчитал деньги.
На берегу я получил еще один серебряный от Семена.
— Нужна будет работа, завсегда буду рад, — здоровяк грустно улыбнулся.
— А я ведь чуть было не проиграл, — признался я, — сейчас ополоснусь, с меня пиво.
— Разве только по одной, — бригадир местных грузчиков махнул рукой, — мы обычно в «Пенной кружке» заседаем, подходи.
Когда мужики двинулись в свое увеселительное заведение, я в тряпицу к десяти медякам сунул четыре серебряника, и покрепче все это привязал к шее. Свои дырявые обноски бросил на бревна и пошел в реку в чем мать родила. Вода показалась мне как парное молоко. Интересно, какая здесь средняя погода стоит? И еще интересней, какой сейчас год и время года? Я взял со дна горсть глины и решил еще немного поколдовать, закрыл глаза, сосредоточился и представил, что у меня в руках шампунь. Через секунд десять я посмотрел, что у меня вышло. Непонятного цвета субстанция, однозначно была уже не глиной, но стала ли она шампунем, я принюхался. Вместо болотной тины в нос ударил запах мяты. Если волосы выпадут, то не придется тратиться на парикмахера, философски заметил я и намылил этим желе свою шевелюру. Желе приятно вспенилось, этой же пеной я намылил и тело.
— Красота, — сказал я сам себе, выйдя из Каменки, — как же мне теперь надевать эти обноски на тело?
Я посмотрел на солнце, оно было еще высоко, значит, рынок работает, сейчас сбегаю на барахолку, или как она тут называется, а потом в «Пенную кружку». Ну, не прилично даже в таком сомнительном заведении светить голой попой. Не так меня родители воспитали. И я обходными тропками легким прогулочным бегом вернулся к городскому торговому центру под открытым небом.
— Барышня, — обратился я к толстой тетке, — где у вас здесь секонд-хенд? Мне бы джинсы, кроссовки и пару футболок прикупить.
— Чего? — не поняла тетка простого вопроса, — какой сичиэнд? Здесь отродясь такого не было!
— Хорошо, — согласился я, — а штаны простые, где купить можно?
— Хосподи, да вон там для всякой голытьбы тряпками торгуют, — отмахнулась она и пошла по своим делам.
— Благодарю вас миледи! — крикнул я вслед, и услышал, как тетка громко захохотала.
Через двадцать метров в нужном направлении действительно раскинулся павильон винтажной одежды на каждый день.
— Чего тебе паря? — окликнул меня бойкий старичок.