Мирянин
Шрифт:
Нет, право слово, еще немного, и я потребую себе погоны рядового, а лучше полицейского капрала. Чтобы Фидель смог распекать меня с еще большим основанием. Он и так уже взял за привычку обращаться со мной, будто я один из его служащих на побегушках, которых шеф постоянно раскатывает в блин за бестолковость и неумение читать начальственные мысли. Что же, я возомнил себя премудрым сыщиком и напросился к Фиделю в компанию, теперь и мой черед вкусить не только от роз, но и от шипов детективной профессии.
– Вы заберете
– Разумеется. И приложу к делу, – отрезал инспектор учительским тоном. – Только какая теперь от него польза? Вы, однако, молодец, что не дали подозреваемым разбежаться. Еще немного опыта в нашем деле, и вам цены не будет, Луиш.
Фидель похвалил меня и несколько свысока похлопал по плечу. Он, кажется, совершенно утратил ощущение разницы между мной и подчиненными ему сотрудниками. Я задумался, не заикнуться ли мне о значке? Или хотя бы о мандате внештатного работника?
– Теперь слушайте внимательно и смотрите в оба. Докладывать станете по телефону дважды в день, и чуть что – вызывайте меня немедленно. Мои ребята еще раз прошерстят отель на предмет случайных свидетелей, и надо опросить горничных этажа. Если понадобится помощь, – Фидель жестом подозвал какого-то низкорослого крепыша, – он будет поблизости и вообще присмотрит. Это Салазар. Имя легкое, достаточно припомнить нашего покойного диктатора!
Я пожал Салазару руку, а он в ответ посмотрел на меня, как на законченного придурка. Сразу видно было, что Салазару поручение шефа не показалось манной небесной. Подумаешь, обойдемся! Моя самоуверенность опять подняла голову.
Проделка призрака все же достигла своей гнусной цели. Наши опять перегрызлись между собой, до собачьей драки. Когда я в компании угрюмого Салазара вышел от инспектора, в холле стояла столбом виртуозная брань. Причем ругалась даже Наташа. На нее одновременно наступали Талдыкин и Олеська: почему не сказала и почему подслушивала не своих ушей дело. В защиту жены разражался громами и молниями Ливадин, да и сама Наташа не лезла за словом в карман. Так что Юрасик краснел и более предпочитал огрызаться на Антона.
– Все! Брейк! Я сказал, по углам! – прикрикнул я сурово. Тем более за моей спиной с увесистой солидностью маячил Салазар. – Построились и пошли на пляж. А вам, инспектор, спасибо за содействие.
– Я младший инспектор! – ворчливо на хорошем испанском поправил меня Салазар, хмыкнул и пошел прочь, всем своим видом как бы говоря «ну-ну…». Меня он явно не собирался принимать всерьез и тем более почитать за равного себе.
И тут, когда снова привычным гуськом мы все засеменили по коридору, я вдруг подумал, что упустил одну несуразность и никому она не бросилась в глаза. Я придержал за резинку от спортивных штанов Талдыкина, делая ему знак, чтобы отстал и шел дальше рядом со мной.
– Послушай, Юрий Петрович! Твоя невиновность,
– Чего я, блин, пропустил или недопонял? – вздрогнул бедный Талдыкин.
– Дело не в твоей невиновности, в которой я не сомневаюсь. А в том, на кой ляд вообще к тебе приставили детективного агента, ну? Соображаешь?
– Соображаю, – как бычок перед забором, подобрался Юрасик. – Спасибо тебе, братан. Вот о чем помыслить надо прежде всего. Верно я говорю?
– Верно говоришь. И красиво. Так и изъясняйся впредь, – похвалил я Талдыкина. – Ты послушай. Нельзя ли как-нибудь выяснить прямо отсюда, с острова, зачем тебя взяли под колпак? Понимаешь, можно запросить и через консульство, но это долго. Если у тебя есть нужные связи…
– Спрашиваешь! Да у меня такие связи! И по столице, и вообще… Бухарин отдохнет!
– Почему Бухарин? Какой Бухарин? – несколько ошалел я. – В смысле – Николай Иванович, лидер правых уклонистов?
– В смысле – Аверьян Григорьевич, что по делам несовершеннолетних меня вел. А никакого Николая Ивановича я не знаю.
– Ну ладно, поедем дальше, – вздохнул я над безграмотностью Талдыкина. – Так вот, напряги свои связи и узнай. Кому вдруг понадобилось засылать к тебе тайного агента?
– Будет сделано, Лексей Львович, – отрапортовал мне Юрасик и вскинул руку в шутливом военном приветствии. – И как я сам не сварил башкой? Сейчас же пойду и звякну кому надо.
Юрасик отошел, на ходу тиская кнопки мобильного телефона. А я побрел на пляж. Здесь меня дожидалось уже целое судилище. Я понял это еще на расстоянии. И первым, конечно, выступил Тошка.
– Ты почему не сказал, что свистнул письмо из Никиного номера? Прибрал потихоньку и молчок, а еще друг называется! – возмутился Ливадин, он, видно, сильно был обижен.
– Значит, так нужно было в тот момент, – возразил я. Фидель, вот балда, все же сдал меня с потрохами. Но может, так нужно было ему. – Я много чего еще не сказал, имей в виду, – предупредил я Тошку.
И он понял, о чем я. О его ночном походе и о подглядывании у лифтового холла.
– Это моя собственность, а ты поступил как вор! – Ну, только Олеськи не хватало.
– Письмо пришло на имя Никиты, когда он уже умер. Ты же не имеешь к этому отношения. И документ изъяли для следствия, между прочим, с согласия инспектора, – немного приврал я. Впрочем, Фидель и в самом деле одобрил мой дальновидный поступок. – А если бы я оставил конверт в номере, то, кто знает? На месте Вики могла бы быть и ты, – с некоторой долей мстительности припугнул я Крапивницкую.
Олеська мигом заткнулась. Видимо, представила себя на месте утонувшей Вики. А я, раз уж зашел средь нас разговор на повышенных тонах, нарочно напомнил: