Мишель Лерма, или Упоение юности
Шрифт:
Входит Шан-Гирей, что-то жуя; вслед за ним Андрей.
АНДРЕЙ. Шан-Гирей, а ужин?
ШАН-ГИРЕЙ. А где Мишель? Я подожду его.
АНДРЕЙ. Бабушки нет, так все в бегах и на ходу. ( Уходит.)
СВЯТОСЛАВ. Занимается. Но, думаю, не пьесой, иначе меня бы позвал.
ШАН-ГИРЕЙ. Письмо пишет в Москву.
СВЯТОСЛАВ. Только вопрос – кому? От последних новостей из Москвы он весьма призадумался.
ШАН-ГИРЕЙ. Да у него все на устах. А если призадумался, это я знаю о ком.
СВЯТОСЛАВ. А Елизавета Алексеевна знает?
ШАН-ГИРЕЙ. Знает. Слыхала, по крайней мере, от меня. Думаю, поэтому она заторопилась в Москву.
СВЯТОСЛАВ. Елизавета
ШАН-ГИРЕЙ. Могла бы к весне поехать.
СВЯТОСЛАВ. Погостит в Москве.
МИШЕЛЬ ( просматривая письмо). Любезная кузина! ( Про себя.) Гусарскую браваду пропустим. ( Читает.) «Алексис мог рассказать вам кое-что о моем житье-бытье, но ничего интересного, если не считать таковым начало моих приключений с m-lle Сушковою, конец коих несравненно интереснее и смешнее. Если я начал за нею ухаживать, то это не было отблеском прошлого». ( Поднимает голову.) Конечно, нет. ( Читает.) «Вступая в свет, я увидел, что у каждого есть какой-нибудь пьедестал: богатство, имя, титул, связи… Я увидел, что если мне удастся занять собою одну особу, другие незаметно тоже займутся мною, сначала из любопытства, потом из соперничества.
Я понял, что m-lle S., желая меня изловить(техническое слово), легко себя скомпрометирует со мною. Вот я ее и скомпрометировал, насколько было возможно, не скомпрометировав самого себя».
ШАН-ГИРЕЙ ( обратив внимание на рукопись). Это пьеса?
СВЯТОСЛАВ. Первое действие. Оно уже оформилось. Завязка есть.
ШАН-ГИРЕЙ. Маскарад?
СВЯТОСЛАВ. На маскараде и завязывается действие. Молодая жена Арбенина, ужасного типа, теряет на маскараде браслет; его подбирает легкомысленная дама и дарит князю, у которого супруг узнает браслет жены, и ревность в нем вспыхивает…
ШАН-ГИРЕЙ. Как у Отелло?!
СВЯТОСЛАВ. Боюсь, да. Только у нас цензура ничего подобного не пропустит.
МИШЕЛЬ ( пишет, проговаривая вслух). «Итак, вы видите, я хорошо отомстил за слезы, которые проливал из-за кокетства m-lle S. 5 лет тому назад…
Но довольно говорить о моей скучной особе, побеседуем о вас и о Москве. Мне передавали, что вы очень похорошели, и сказала это г-жа Углицкая; только в этом случае уверен я, что она не солгала: она слишком женщина для этого.
Она мне также сообщила, что m-lle Barbe выходит замуж за г. Бахметева. Не знаю, верить ли ей, но, во всяком случае, я желаю m-lle Barbe жить в супружеском согласии до серебрянойсвадьбы и даже долее, если до тех пор она не разочаруется!..» ( Бросает перо и выходит в гостиную.)
ШАН-ГИРЕЙ. Мишель! Если Арбенин задушит Нину, то цензура не пропустит твою пьесу к постановке.
МИШЕЛЬ ( расхохотавшись). Ты ошибаешься, Шан-Гирей! Он ее отравит.
ШАН-ГИРЕЙ Ну, так, скажи, в каком живем мы веке? МИШЕЛЬ Он прав! У нас же виселицы в моде! СВЯТОСЛАВ Гусарскою бравадой заигрался! МИШЕЛЬ МнеВходит Андрей.
АНДРЕЙ. Печь остыла. Самовар весь выкипел. Лишь печеные картофелины остались в золе, едва тепленькие. Достать?
МИШЕЛЬ ( переглянувшись с друзьями). Если тепленькие еще!
Сцена 3
Маскарад у Энгельгардта. Бал в полном разгаре. Проносятся голоса: «Государь император! Его величество!» Между тем движение публики, прежде всего маскированной, продолжается, как ни в чем не бывало, поскольку явление в толпе царя в мундире кавалергардского полка и в венециане, пусть и без маски, носит вполне маскарадный характер, так сказать, частный, казалось, совсем без свиты и охраны, - маскарадные плащи, небрежно наброшенные на мундиры и головные уборы, которые и назывались венециане, не выделяли их из общей массы.
Голоса: «А где императрица?»
Три гвардейских офицера, высоких, статных, один красивее другого, держатся вместе, привлекая особое внимание дам, а с ними и невольное внимание мужчин. Заметив издали государя императора, они, переглянувшись, отходят в сторону. Диалог между ними: «Где Мишель?» - «Он всегда от нас отстанет, чтобы что-нибудь выкинуть». – «Уж он такой неугомонный!»
Между тем уехавшая вместе с августейшим супругом императрица, переодевшись, в голубом домино и маске в сопровождении двух дам и одного придворного, вернулась в дом Энгельгардта инкогнито, чтобы повеселиться всласть.
Войдя в залу, где яркое сияние люстр и канделябров, шум и смех множества публики в разнообразных и разноцветных одеждах, музыка производили впечатление нескончаемого праздника, дамы в голубом, красном и белом домино покинули кавалера и погрузились в круговорот карнавала, при этом императрицу, высокую, худую, подвижную и легкую, как и ее спутниц, толкали локтями, теснили, как простых смертных, что ее лишь забавляло и веселило.
Она заметила престарелого царедворца, который в придворном мундире, со звездами, набросив однако на плечи плащ, и в венециане, важно прохаживался в стороне, словно все ожидая – с молодых лет – хоть какого-нибудь приключения, может быть, в память посещения некогда карнавала в Венеции или Флоренции.
ГОЛУБОЕ ДОМИНО. Подойдем к Головину. ( Головину.) Мсье, вы, должно быть, очень важное лицо при дворе.
ГОЛОВИН. А-с?
ГОЛУБОЕ ДОМИНО. Я хочу сказать, ваши ордена изумили меня.
ГОЛОВИН ( покачнувшись в сторону дамы). Что-о?!
ГОЛУБОЕ ДОМИНО. Не могу ли вам чем помочь?
ГОЛОВИН. Мне, сударыня? Вы очень добры. Но время неумолимо. Веселитесь, пока молоды! ( Машет рукой.)
ГОЛУБОЕ ДОМИНО ( обращаясь к спутницам). Мсье Головин меня не узнал. Он принял меня за молодую искательницу приключений. Это восхитительно!