МИССИОНЕР

Кабанов Евгений

– Я подумаю.

– Ну, думайте, думайте. А пока давайте-ка займёмся "портретом героя". Я ж ещё ничего не знаю о вашей жизни: где родились, где учились, в общем, как докатились до жизни такой, геройской, – Яков Моисеевич засмеялся, довольный своим каламбуром.

– Послушайте, может быть, не надо никакого "портрета"? Я всего пару недель проработал на этом заводе, и, думаю, рановато мне ещё лавры стяжать. Яков Моисеевич, напишите-ка, лучше, "портрет" какого-нибудь старого заслуженного работника… Солодовщицы тёти Дуси, например…

В планы Аполлона вовсе не входило выставлять придуманную, "легендарную", так сказать, биографию на всеобщее обозрение широких масс.

– Да вы что! – возмутился Вишневский. – Старый совсем не означает заслуженный,

а заслуженный – это не обязательно герой. Геройские поступки каждый день не совершаются. Уж вы поверьте мне, старому газетчику! Всю жизнь, можно сказать, я охотился за этими самыми героями… Так вы говорите, всего две недели проработали на этом заводе? Так это же замечательно! Человек только-только начал осваиваться на новом месте, сживаться с коллективом, ещё, можно сказать, никого толком не зная, уже спасает их, этих совершенно незнакомых ему людей. На такое способен далеко не каждый, даже старый и заслуженный. Уж вы поверьте мне, за годы работы в газете я научился хорошо разбираться в людях. Спасать своих близких, родных – отца, там, мать, сына, брата, свата, тёщу… хотя, нет, свата с тёщей не обязательно, – не мудрено. Это, можно сказать, врождённый инстинкт. Нет, это даже просто объективная необходимость, необходимая для продолжения рода. Это всё равно, что для курицы нести яйца, или для коровы давать молоко, или для свиньи – мя… ну, про свинью не будем… Уж так устроена природа. Я за свою жизнь сделал немало репортажей из колхозов и совхозов, и, вы уж поверьте мне, знаю, что это такое. Вот не догонит петух курицу, не снесёт курица яйцо, не вылупится цыплёнок, не вырастет новая курица – всё, цепочка оборвалась, конец куриному роду. Вы, молодой человек, любите курятину? То-то же!.. То же самое и со спасением родственников. Так что, это всё равно, что петуху догнать курицу. Это просто природный инстинкт. Одно удовольствие! А вот спасти совершенно незнакомых людей, среди которых даже могут быть враги, не думая о себе, рискуя жизнью…

Яков Моисеевич, похоже, входил в свой привычный рабочий ритм. При этом он сопровождал свой монолог очень красноречивой жестикуляцией, так что, даже заткнув уши, можно было ещё более ёмко и зримо представлять всё живописуемое им действо: вот петух догоняет курицу, запрыгивает на неё, топчет; вот курица, бедная, тужится, в муках производя на свет божий яйцо; вот из яйца вылупляется цыплёнок, расправляя затёкшие в тесной скорлупе члены…

– Так откуда, вы говорите, приехали?

– Из Закидонска, – нехотя выдавил Аполлон.

– Из Закидонска? Замечательно! Каких прекрасных богатырей плодит закидонская земля!.. Вы, конечно, успешно прошли все ступени, необходимые для нормального развития советского человека: первый звонок, внучок Ильича, вступление в пионеры, затем – комсомол, последний звонок…

Аполлон смотрел на Вишневского с удивлением, смешанным с любопытством. Те факты его биографии, относящиеся к детству и отрочеству, которые излагал корреспондент "Зари коммунизма", в его легенде не значились – видимо, в этнографическом обществе посчитали их мелочью.

А Яков Моисеевич, между тем, продолжал со всё возраставшим энтузиазмом:

– Вы по специальности варщик? Замечательно! Многие в детстве мечтают стать космонавтами, моряками, артистами… Но нашей любимой родине просто не нужно столько космонавтов и артистов. Если бы все мечтающие становились космонавтами и артистами, кто бы тогда пахал и сеял, кто бы пёк хлеб, варил сталь, добывал уголь, качал нефть, гнал само… спирт? Кто, я вас спрашиваю?

Аполлон рассеянно пожал плечами.

– Пушкин! Вот кто!.. Поэтому вы с раннего детства понимали, что не может наша родная земля обойтись без варщиков…

– Но я по специальности не варщик, а шофёр, – успел, наконец, вставить слово в свою биографию Аполлон, воспользовавшись тем, что на нос Вишневскому села муха.

– Ах, шофёр! – воскликнул тот, отогнав назойливое насекомое. – Замечательно! Это ещё даже лучше, чем варщик! Многие в детстве мечтают

стать космонавтами…

Аполлон по второму кругу прослушал рассказ о своей школьной жизни, в течение которой он ежедневно мечтал стать шофёром.

– …И вот ваша мечта детства стала осуществляться… Многие с детства мечтают поступить в университеты, институты, академии, консерватории… Вы же очень хорошо понимали, что стране нужны шофера в гораздо большем количестве, чем пианисты, учёные, писатели…

Из яркого повествования Вишневского о своих отрочестве и юности Аполлон узнал, что он всю свою жизнь, в отличие от некоторых, мечтал поступить в профтехучилище, что мечта эта сбылась, и что похвальная грамота и красный диплом явились венцом его прилежания и трудолюбия.

Разморённый герой склонил голову на свою "окровавленную" грудь и стал посапывать, пока спецкор делал беглые пометки в своём блокноте.

– …И многотысячная армия доблестных советских шофёров пополнилась новым, на первый взгляд, ничем не примечательным, кадром. Работа в автоколонне в родном Закидонске. Но душа настоящего героя рвётся к новым неизведанным горизонтам, в новые дали и выси. И вот он на спиртзаводе. Понадобилось сменить профессию? Производственная необходимость? Пожалуйста! И случилось это в самый подходящий момент… Герои всегда были в первых рядах строителей коммунизма…

Через полчаса, не известная до последнего момента даже самому герою, его исчерпывающая биография оказалась в блокноте спецкора "Зари коммунизма".

Глава XIV

Факир-ягодник

По тропе, идущей позади огородов, Аполлон подошёл к висячему деревянному мостику, перекинутому через небольшую речку. Несмотря на раннее утро, было уже тепло, и Аполлон вырядился соответствующим погоде образом: на нём были только шорты и рубашка, а на ногах – сандалии.

Он огляделся. Лес был рядом, сразу за мостиком. В противоположной стороне, там, откуда он пришёл, из-за дальних деревьев, за которыми скрывалась тропа, виднелся купол заводского здания и труба.

Аполлон посмотрел на часы. Вчера, когда Маша после некоторых колебаний согласилась взять его с собой по ягоды, она предупредила, что, если он опоздает, она ждать не будет. Если честно, то он не горел особым желанием идти с ней по ягоды, выполняя обещание, которое дал Васе. Судя по всему, Васина жена и впрямь была поразительно морально устойчива, так что, ожидать какого-то любовного приключения с ней не приходилось. К тому же ему было неприятно, хоть и с чужих слов, знать, что она обещала "выколоть бесстыжие зенки" Кате. Маша тоже не горела желанием брать его с собой, и, разговаривая с ним, постоянно оглядывалась по сторонам, беспокоясь о том, как бы слишком пристальные посторонние взгляды не нанесли урон её безупречной моральной репутации. Если бы на месте Аполлона был кто-либо другой, она бы даже и разговаривать не стала. Но, поскольку сам Аполлон за время своего вынужденного двухнедельного воздержания приобрёл не менее безупречную репутацию, особенно в свете последних нашумевших событий, то Маша, в конце концов, согласилась, рассудив, что даже если их и увидят вместе, то вряд ли кому придёт в голову подумать о них что-либо плохое. Однако на всякий случай предупредила, что об их совместном походе в лес не должна знать ни одна живая душа – сплетников в посёлке хватает.

До условленного часа оставалось ещё немного времени, и Аполлон опустился в траву. Откуда-то из кустов выполз уж и скрылся под настилом мостика. Аполлон уже знал, что змеи с двумя жёлтыми пятнышками на голове, которые ползают по посёлку как домашние животные, совершенно безобидны. Мало того, если верить местным жителям, там, где водятся ужи, нет гадюк, поскольку эти два представителя змеиного рода вместе никак не уживаются. А посему Аполлон, чувствуя себя под защитой пресмыкающегося телохранителя, во весь рост растянулся в траве и, пригретый утренним солнышком, задремал.