Мистические истории из красной папки

Ланиус Андрей

Леонид поднял ножовку, которую перед этим разыскал в чулане. При виде инструмента в облике искусителя что-то изменилось. То ли свет теперь падал с другой стороны, то ли тумбочка качнулась, но рубиновые глаза наполнились тревогой.

Леонид крепко прижал пепельницу левой рукой к тумбочке, явственно ощутив холодную дрожь дьявола. Затем с нажимом провел ножовкой по одному из его рожек.

Послышался легкий стон. На медной поверхности четко обозначился пропил.

— Ага, боишься…

Леонид отложил ножовку и обратился к идолу с проникновенной речью:

— Послушай, любезный! Я не желаю тебе

зла. К тому же ты — подарок. Вот мои условия. Всякий раз, когда ко мне будут приходить курящие гости, я обязуюсь предоставлять тебе свой уголок за столом. Я также обязуюсь содержать тебя в чистоте. Но за это ты обязуешься оставить меня в покое. Ты должен исчезнуть из моих мыслей и снов и не вторгаться в них впредь самовольно. В противном случае я попросту распилю тебя на мелкие кусочки, которые разбросаю по всему городу. Попробуй после этого собраться воедино! Я не шучу и готов начать хоть сейчас! — он снова взялся за ножовку. — Что скажешь? Заключаем договор?

Черт торопливо закивал.

Ночью Леонид спал спокойно. И в последующие ночи тоже. И он долго еще не курил. Целых три месяца.

Рукопись найденная в малиннике

Недавно мой добрый приятель Павел Иванович Перепечин, тот самый, рядом с дачным участком которого прошлой осенью обнаружили скрюченный труп с жуткой гримасой на лице, передал мне кипу блокнотных листков, исписанных торопливым мелким почерком. Эти бумаги, по его словам (а у меня нет оснований не верить Павлу Ивановичу), он извлек из бутылки, которую подобрал в своем малиннике. Хотел было выбросить их в костер, да вовремя спохватился, вспомнив о моем пристрастии к подобным находкам.

Должен сказать, что и я не сразу принялся разбирать эти каракули, тем более что бумага местами намокла и текст расплылся.

Но однажды в бессонную зимнюю ночь моя рука потянулась к неведомым запискам. Прочитав первую страничку, я уже не мог остановиться и просидел до рассвета, продираясь сквозь огрехи почерка, как через заросли шиповника. Открывшаяся мне история, история подготовки и осуществления коварного преступления, равно как и невероятный финал дьявольского замысла, потрясли меня, но одновременно укрепили веру в высшую справедливость.

На мой взгляд, эта поучительная история достойна внимания читающей публики.

Я не менял в ней ни слова, лишь восстановил по смыслу испорченные места (а таких набралось совсем немного) да исправил ошибки, вызванные скорописью.

Впрочем, довольно пояснений.

Вот рассказ человека, душу которого, надо полагать,

Господь обрек на вечные муки в аду.

«Времени остается мало, а объяснить нужно все. Буду писать коротко, главное, суть. Итак…

В мой смертный час память возвращает меня к тому дню, когда мы — несколько старинных приятелей — собрались после сауны за накрытым столом. В углу комнаты мирно потрескивал телевизор. Никто

его не смотрел, тем более что шла передача на осточертевшую всем криминальную тему. Наверное, один только я услышал прозвучавшую с экрана реплику милицейского полковника, что, дескать, органы встревожены ростом числа немотивированных преступлений. Эта сентенция вызвала у меня улыбку, которую я поспешил адресовать Константину, сидевшему напротив. Тот широко улыбнулся в ответ и приподнял свой бокал с пивом, совершенно однозначно истолковав мой взгляд.

Славный, прямодушный, деликатный Костя! Мог ли он догадываться, что вот уже второй год я вынашиваю планы его убийства и сейчас шлифую последние детали? Лгут, что человек предчувствует беду. Костя начал обсуждать, у кого соберемся после сауны в следующий раз, не подозревая, что следующего раза для него не будет. Жить ему оставалось несколько дней.

Костя — мой самый близкий друг, чуткий и бескорыстный. Для меня в его лексиконе отсутствует слово «нет». Попроси я у него почку для пересадки — отдаст без колебаний. Такие друзья воистину редки, их нужно цени п. и беречь.

Я и ценил, пока в один прекрасный день не понял,

ненавижу его до умопомрачения. Ненависть, это одно из| самых сильных человеческих чувств, затопила мою душу до краев (ау, тов. полковник!).

Конечно, какой-нибудь крючкотвор может вывести, будто я безудержно завидовал Константину. Дескать, у того и положение посолиднее, и доходы повыше, и жена помоложе… Клянусь: чем-чем, а завистью здесь и не пахнет. Да и как можно завидовать доверчивому олуху, которого ничего не стоит обвести вокруг пальца? Если он чего и добился в жизни, то не благодаря уму и талантам, а лишь оттого, что родился в сорочке. Меня посетил каприз: испытать на разрыв нить его удачи. Только и всего.

Вот тогда-то — чисто теоретически — я начал прикидывать, нет ли безопасного способа навсегда спровадить с моих глаз этот раздражитель. Поначалу это походило на азартную игру или фантазии полуночи.

Но тайные мысли имеют странность самопроизвольно перемещаться по слоям нашего сознания и внезапно всплывать на самый верх, становясь навязчивой идеей. С трепетом я ощутил, что игра требует реальной жертвы. Я понял, что должен сделать это, если не хочу сойти с ума. Но осуществить акцию надо изящно и красиво: железное алиби, толпа свидетелей и, конечно, полное отсутствие крови. Ведь я не мясник.

Едва я принял такое решение, как на меня снизошел покой. Я без труда загнал свою ненависть в самый далекий закуток души и удвоил знаки дружелюбия по отношению к Константину, не уступая ему в приветливости и бескорыстии.

Как раз в этот период Константин получил в наследство от близкого родственника благоустроенную дачу под городом (еще одно доказательство его нескончаемой везучести!). Я охотно согласился его сопровождать…

… А теперь мне придется сделать небольшое отступление.