Мистик Томас Свит
Шрифт:
Посмотрите на окружающих и увидите, как каждый мнит, возвышает себя, считает что достоин почитания и уважения, заслуживает того чтобы с ним говорили, слушали, любили, будто маленькая крупинка золота в мутном песке. Безусловно, все мы уникальны, каждый имеет свое место, предназначение, выбор, и в отношении с людьми нужно всячески это подчеркивать, находить индивидуальность, то, чего нет в других. К примеру, вы решили приготовить рис, вот два действа, необходимо положить в воду крупу, первый способ – сразу высыпать одной общей массой, второй способ – брать по зернышку, так дольше, зато вы осмотрите, продумаете каждую, каждого человека, таково самое оптимальное отношение к людям. Но, взгляните, сколько гордости, будто сооружаются при жизни памятники, сколько желания понравиться, дабы потешать себя мыслью о знатности, они придумали жизненный путь, по которому слепо движутся, боясь придумать нечто новое, страшатся выйти за пределы рамок, что моментально приведет
Растопив камин сухими поленьями, Астерий мирно уселся возле огня, день пролетел незаметно, белый лист так и не вкусил чернил. Собрав свои записи в определенные стопки, он по странице без доли сожаления бросал их в пламя, что медленно, но верно уничтожались, превращались в пепел, в прах. Можно все разом сжечь, однако камин не выдержит столь чудовищной нагрузки, тогда может сгореть не только бумага, да и какое тогда из этой сцены таинство. Как на исповеди мы говорим, каемся в каждом грехе, перечисляя их, начиная с самых тяжких, так и мистер Мун, в порядке очереди отправлял свои рукописные мысли в последний путь. Теряя с очередным кусочком частицу себя.
И чтобы люди не говорили, как бы ни любили или ненавидели свою жизнь, мы ищем бессмертие, зачастую это стремление “вечного земледелия” заключается в продолжение рода, думаем, что наши дети будут помнить о нас, затем внуки, правнуки, будет составлено семейное древо, да и кровь ваша расселиться по миру, и будет жить; еще один поиск бессмертия обусловлен заключением своей души, то есть своих размышлений, всего духовного в нечто вещественное, например, в книгу, вас будут читать веками, и имя ваше будут произносить вслух еще не раз; не стоит загадывать, ведь мы не знаем будущего, родим ребенка, будем надеяться на то, что он продлит род, подарит внуков, но вместо этого он уйдет в монастырь, примет обет безбрачия и ваша мечта рухнет, сын ваш умрет не оставив потомков и о вас забудут; напишите книгу, но ее запретят, или она окажется неинтересной, скучной, не подходящей под нынешнее время и всё, вы смертны.
Beati paupers spiritu, quoniam ipsorum est regnum caelorum (Блаженные нищие духом, ибо им принадлежит царство небесное), чем дальше, тем ближе он подходил к сей истине.
Стемнело. Огонь в камине работал не покладая рук, вернее углей и пучков пламени. Запас творений иссекал, внутренний мир пустел, казалось вот-вот должно произойти нечто важное. В полумраке ночи, тускло горело всего одно окно, некоторые горожане выглядывали и сонными глазами смотрели сквозь стекло, говоря про себя – “Должно быть мистер Мун вновь пишет, сколько же терпения ему нужно. Он вообще когда-нибудь отдыхает?” – спрашивали они у луны, но она слыла молчанием, сияла в виде золотой броши, слегка посмеиваясь над не спящими людьми, над тем как они заблуждаются.
Глава третья
“Разве можно считать человека сумасшедшим лишь за то, что он видит то, чего другие не видят, то, что они не желают видеть, но о чем забыли, и то, о чем молчат”.
Комната стала наполняться дымом, несильно, но запах не оставил выбора, ему пришлось распахнуть окно. Осенняя пора на удивление веяла прохладой, дождей не так много, зато понижение температуры мучило горожан, особенно бедняков. Мы всегда недовольны погодой, что ж, нам не угодить, как и для урожая, или слишком много солнца, либо слишком мало, засуха, безветрие, наводнение, ураганы вырывающие побеги с корнем, всегда есть к чему придраться. И когда нас спросят, почему мы не поступили по-доброму, почему именно так, найдем кучу оправданий, помешало то-то, не оказалось того-то и тому подобное, не привыкли мириться с тем, что дается, и порой не хотим задуматься над нравственностью решений. Астерия мало волновали капризы природы, дым рассеялся под натиском свежего, хотя и городского воздуха. Впрочем, у него наступил некий эпилог, огонь почти погас, а в руке его последний листок, примерно до пяти часов он с добросовестностью палача избавлялся от своих творений, и вот, стоит бросить бумагу в угли, и, можно попрощаться…но, что-то не дает ему привести свой приговор в исполнение. Он прочел заглавие и оцепенел, одно слово, не позволяющее опустить руку, разжать и отпустить.
“Ad memorandum Alicia.”
Душа его дрогнула, потухшие чувства воспылали из пепла подобно фениксу. Этот клочок бумаги оказался дороже, чем все сочинения, одно имя имеет больше смысла, чем во всех сгоревших афоризмах.
Мы желаем большего, чем способны осилить, требуем кучу талантов, земные блага, богатство и любовь людей, святость и бесстрастие, непоколебимую веру, удачу и сочувствие ближних, но Господь дарует семена, которые мы должны вырастить, даже, тогда, когда считаем себя ничтожными. Он копил все эти тома, оказавшиеся ничем, по сравнению со страничкой, это именно то малое, что способно стать большим. Начал читать, чуть шевеля губами, плавно переходя к одной строчки на другую. От волнения его руки задрожали, будто держал любовное письмо, написанное женской рукой, жаль, что писатель пишет для всех, ему же никто не пишет, и ни одна дама не удостоит его хотя бы долей своего внимания, немного драгоценного времени.
Астерий не заметил, как в распахнутое окно влетел черный ворон, сначала он стоял на подоконнике боком, чуть нагибая голову и разглядывая человека. Затем перемахнув через стол, взлетел, взмахивая огромными крыльями, плавно приземлился на запястье руки мистера Муна, впившись когтями в плоть. Затем ловко выхватывает клювом последний лист сочинений и, хлыстнув крылом ему по лицу, тем самым пробуждая поэта, улетает восвояси. Не дочитав несколько строк, он оборачивается и, осознавая, что произошло, бежит к окну, и видит: повсюду особенно на деревьях сидят десятки воронов, тот злосчастный с обрывком в клюве присоединился к своей стае, и хвалится украденной вещью. Рассветало. Различить птицу было достаточно трудно, однако такое немыслимое количество не заметить просто невозможно. Безусловно, сей выходка привела его в ярость, дорогая вещь украдена, невообразимо дерзко. Недолго думая, ведь дорога каждая минута, что взбредет этой птице в ее маленькую душонку, самое что ни на есть коварное, безо всяких сомнений, поэт накидывает второпях на себя пальто, шарф. Наспех обувая правый ботинок, он потушил остатки огня в камине, и, закрыв дверь на один поворот, когда нужно три, выбегает на улицу в возбужденном и подавленном состоянии, хотя недавно походил на спокойную восковую статую.
Вороны облюбовали небольшой скверик, уместились на фонарях, некоторые на припаркованных автомобилях, в общем, чувствовали себя как дома, что есть правда, они свободны, бездомны, но от этого не несчастны, они странники в черных одеждах. Они все разом обратились в его сторону, будто следя за ним, а тот воришка, не упуская добычу, смело прохаживался по дороге. Астерий, дабы не спугнуть птицу медленно зашагал к ворону, протянув руку вперед, чтобы схватить свое сокровище, если выдастся удобный случай и если он окажется, достаточно ловок. Когда он стал приближаться к птицам, они навострились, некоторые перелетели на более безопасные места, меняя точку обзора.
Город спит, на улице ни души, не считая слегка безумного мистера Муна. Утренний туман завесой уходит вдаль, размывая крайний план. Слышен лишь лай собаки несколько кварталов к востоку и шум пекарни на западе. Странно увидеть стольких воронов в одном месте, некоторых бы это испугало, немало удивило. И вправду, определенно картина выглядит мистически зловеще. Ведь это маленькие голуби разлетаются от малейшего движения, вороны в свою очередь, иные пернатые создания, их нрав самоуверен и упрям. Не забудем и об их размерах, конечно, они не павлины, но всё же выглядят внушительно, не говоря еще и о колдовских мифах связанных с воронами. Поговаривают (может даже они сами) что они могут говорить, тем самым заводить людей в самые неприятные ситуации и ловушки. В городах их не часто встретишь, поэтому эффект неожиданности всегда парализует, а может даже пугает нежданного очевидца.
Движимый одной целью, вернуть “свою прелесть” мистер Мун шел, не особо вникая в детали происходящего. Ворон же сделал следующий шаг, немного потоптавшись на месте, совершил взмах крыльями и улетел прочь. Далее Астерий переходит на бег и пытается не упустить из виду черное пятнышко, жалея о том, что у него нет крыльев, или хотя бы воздушного шара. Остальные вороны вслед за вожаком разлетелись на все четыре стороны света, словно рой пчел, издавая не особо приятное карканье. Он мог бы с лихвой сойти за умалишенного, в такой-то час, да еще и преследуя птицу, бежит сломя голову, будто за ним гонится сама смерть, но к счастью обвинить или вынести диагноз ему никто не смел, не хотел, да и отказался бы, если того потребовали. Сонливым казалось всё, начиная от закрытых магазинчиков вдоль тротуара с вывеской chose, оканчивая тихими не в привычку кабаками и борделями. Иногда Астерий выбиваясь из сил, намеревался бросить погоню, сбавлял шаг, ворон пропадал, на минуту, и вновь появлялся кротко сидящий силуэт на дереве или вывеске, нахально смотрел на мистера и вновь улетал, как только расстояние между ними сокращалось до нескольких метров. На первый взгляд поступок Астерия покажется глупым, стоит ли так убиваться из-за такой мелочи? Но второй более снисходительный укажет на весомые доводы, которые разом рухнут под харизмой расчетливости и здравого рассудка, третий же творческий уловит мельчайшие нити скрепляющие смысл с выбором, с ним и держится вся конструкция на столпе провидения. Этому есть объяснение, которое не поддается объяснению. Бездействие тоже действие, но правильно или оно, не всегда, потому что под маской порой скрывается безразличие. Всё же одно ясно, бег его не напрасен, иногда стоит остановиться и задуматься взвесить, иногда просто необходимо бежать из-за всех сил, потому что можно не успеть, былого не вернуть, нужно торопиться, ведь времени так мало.