Мистик Томас Свит
Шрифт:
Иногда желание творить у него явственно присутствует, под действием вдохновения, но порой всякое стремление пропадает, наступает кризис жанра, тогда необходимо длительное время, чтобы всё взвесить, тщательно обдумать, перо не перестает писать, но результаты, плоды трудов, выглядят неоднозначно. Вроде тот же слог, слова, мысли, но нет удовлетворения, радости или просто взаимности, (или всего этого никогда нет), просто должен. Для чего или ради кого? Есть ли этому конец, если ли предел мысли, когда перестанут появляться замыслы, ежедневно напоминающие о себе, пока не воплотятся в жизнь, пока не зашифруются на бумаге. Вечные вопросы; значит для кого-то это нужно, можно перечислить для кого, но ответ прозвучит обширней, для всех и точка в земной жизни непременно выразиться в простом символе. А пока, безвыходные вопросы будут возникать, чернила их непроизвольно будут убивать. Приводят подобные мысли к отчаянию, сомнениям, но как в карточной игре эти черные масти нужно покрыть козырными красными картами, добродетелями, да трудно, но кто сказал, что жить легко, мы рождаемся с болью, глаза слепнут от яркого света, легкие обжигает воздух, холодно. Нет в жизни однотонности, жизнь определенно не зануда, необходимо справляться с невзгодами, зачастую смиряясь. Так он с помощью пера затачивал былые страхи в белые клетки, сублимировал, безусловно,
Самоизоляция как способ ограничение влияния своего зла, встречается редко, поэтому если человек не разговаривает с вами, то не, потому что негативно враждебно относится к вам, а совсем наоборот не желает навредить вам, ведь слово смертоносней любого оружия. Астерий довольно пассивен, миролюбив. Но увлечен, слишком сильно поглощен процессом творения, чересчур устремлен собой, ведь довольствуется лишь своими мыслями, своим миром, некоторыми знаниями, затем складывает мысли в строки, периодически переживая их, исправляет, некоторые сжигает, но всё же дорожит ими, хранит как зеницу ока, это стало его страстью. Спрашивает себя, а если перестану делать это, что тогда, представить трудно, даже с таким детским воображением, будто одно от другого неотделимо, будто он предназначен для сочинительства писательства. Ответ на вопрос знает лишь один Бог, кому что уготовано, и как они распорядятся талантами. Ступаю на стезю высшей философии, так легко запутаться и так трудно подобрать верные суждения. Ad memorandum (для памяти), но вспомнит ли кто, человека без потомков, кому нужны книги, написанные отверженным писателем. Может люди в будущем и вовсе перестанут читать, и что тогда? Труды окажутся напрасными, ненужными никому, как и их создатель. Такова участь всякого несовершенного, ненормального в глазах тех, кто предопределяет искусственно созданные рамки, порой которые не могут вместить нестандартность, движимые завистью или отчуждением, готовы развеять прах по ветру еще живого человека. Все далеко непросто, и будет еще сложней.
Сей персонаж кажется незаурядной, простодушной личностью, он ни к чему не стремится (движение к видимой цели предметной или поверхностной общечеловеческой, духовное не берется в расчет в силу специфики творчества как вместилище духа), ничего не предпринимает, в стороне от общества, инфантилен, сущий ребенок или ветхий старик, одно из двух. Не желает радостей жизни: брака, детей, семейного очага, не норовит прославиться, гордыни в нем нет и в помине, настоящий отшельник среди городских джунглей, но с другой стороны движение в нем присутствует всегда, ведь его замыслы не стоят на месте, потому серьезен, образчик писателя, чьи моральные правила крепки, независим и свободен, потому и способен выражать свои мысли откровенно, кои противоречат извращенному современному пониманию мира, человеческих отношений, и мнение его разнится с выше упомянутым, это его нисколько не смущает, ведь никто не в силах на него повлиять. О чем именно пишет Астерий Мун, о разном, привести пример не составит особого усердия, в двух словах, возможно привести обычную хронологию произведений; кто-то ходит на свидания, любит, а кто-то лишь об этом пишет, потому что этому не бывать, но можно представить, описать, и в двух случаях удовлетворены подобной встречей, чувством, оба участника, один наяву всё видит, слышит, осязает, второй не участвуя, не ведая как это происходит, и каковы ощущения, также находится там, создает иллюзию, которую возможно олицетворить, прочувствовать, однако о схожести идти речи не может, по-настоящему всё ж изрядно лучше, чем придумывание, ведь он никогда не был на свидании с леди, однако довольствуясь этим, он мысленно переносится туда с помощью заблуждения, а не знаний сентиментального явления. Воображение опасное занятие, если оно полностью заменяет, затмевает реальность. Мистер Мун именно в таком возрасте, когда еще не пропала тяга к подобного рода личного плана отношений с женщинами. В чем он, конечно, нисколько не преуспевает, более того нисколько не заинтересован в переносе мыслей в жизнь. У него вовсе иные замыслы. Проза и поэмы наделены четкой идеей, по обыкновению, некие догматы взаимоотношений, нарушение которых неминуемо ведет к падению. Сложно определить формулу его сочинений, скорее всего всё гораздо проще, и главный апогей заключается в постановки вопроса, каждые выходят за рамки обыденности и поиск требует аналогично нестандартного ответа. Легко запутаться, настоящий лабиринт, он ученик, он же и учитель, играет по своим правилам, потому и держит ситуацию под тщательным контролем, если на то есть резон и силы. Рано или поздно он столкнется с закрытой дверью, повернет в тупик, тогда будут бессонны его ночи. Такова вкратце внешняя и внутренняя жизнь Астерия Муна, теперь пора и рассказать о его квартире в фешенебельном доме для не особо богатых, но и не для бедных, приют для среднего класса, как именует пресса, которого в природе может быть и не существует, как, в общем, и природы. Мистер живет там довольно долго, свыкся с этим местом, и даже не думает о другом месте проживания.
Трехэтажное здание располагается на Гард-Сквер, улице ничем не примечательной и не прославленной какими-либо событиями, революциями и тому подобными переворотами. Оно чуть покосилось от невидимых сдвигов земли, отчего под ножку стола привыкли подкладывать дощечку, картины и часы приходится постоянно поправлять, многие вещи попросту пропадали, уходя не по своей воле с должных мест, коих было и есть не такое обширное видовое собрание. Главные предметы находятся возле окна, письменные принадлежности или принадлежности для письма, не суть важно, но не понаслышке сыскали звание первых вещей в квартире. Представьте одну комнату, небольшую и немаленькую, чуть в полумраке, впереди одно окно из которого исходит свет, серо-синий, над ним стол, стул; и всё; остальное уходит в тень, как ненужное для композиции. Кухня, кладовая, имеются, не используются, лишь миссис Чойс иногда прибирается там, смахивает пыль, да и только. Питается поэт плодами, без излишеств, только бы они не оказались запретными, по обыкновению насыщаем плодами своих трудов, вот так можно описать. Оказывается духовная пища иногда, если уж не удовлетворит потребности тела, то усмирит и уменьшит перечень прав и пожеланий, что обычно велики и ненасытны. Доходы не позволяли мистеру Муну жить подобно его положению, и если бы расходы не были столь малы, то вскоре, он мог бы оказаться на улице с кипой бумаг подмышкой, которые, безусловно, пригодились бы в растопке костра в переулке нищих. Несколько раз его печатали, некое представление
Вид из окна не отличался роскошью, скорее безмятежностью стоячей воды, кажется, течет медленно, не торопясь, лишь изредка поглаживая песчаный берег, на поверхности именно так, а вот внутри бурлит настоящая невыдуманная жизнь, так и здания, аббатства, башни, будут скрывать бытие людское за масками прогресса и отчужденности, потребительским отношением к природе и холодности чувств.
Безразличие худшее из всех отношений, особенно во время беды, оно повсеместно практикуется, когда мы бьемся о свои четыре стены, в коробках, перестаем что-либо замечать, свили гнезда на одном дереве, разные птицы, разного полета, общности нет и взаимопонимания, собственное привычнее всего и с такой политикой вдыхая городские испарения кто-то ляжет на мостовую, на скамью в парке, окутается потрепанным одеялом, оставленным с самого детства, подложит под голову камень, либо руку, и уснет, всеми гонимый и проклятый, никому ненужный, всеми презираемый блаженный нищий. Вокруг него станут блуждать сотни ног, может быть щедрая рука подаст ему. Мимо проносятся сотни жизней, судеб сплетений, они разрознены, они в поиске, а кто-то уже всё нашел, можно искать Бога повсюду, объездить весь земной шар, полететь в космос, но не найти, а может Он ближе чем кажется, в тебе, в людях, в том нищем. Мы проходим мимо таких людей, они чужды для нас, словно прокаженные, заражены неизлечимой болезнью, но ведь они такие же люди, как и мы, столь же значимы и уникальны, так откуда берется несогласие, в очерствевших душах наших. Вот что можно было увидеть из окна Астерия, если видеть дальше глаз, понимать молчание и ощущать сердце без жизни. Он лишь на секунду отвлекся, устремил свой взор куда-то вдаль, затем перо снова заскрипело, а брызги чернил обильно оросили письменный стол, в этот момент рождалось нечто новое, никому ранее неведомое.
Глава вторая
“Если я станусь нем, то книги мои возопиют”.
Незваные гости, ожидаемо ли их внезапное появление или неожиданность приходит вслед за ними? Как бы то ни было, мистер Мун задумавшись на секунду над одной строчкой, услышал, как поворачивается ручка входной двери. Цоканье каблуков, шарканье о коврик для обуви, два раза правой ногой, один раз левой, затем звук вешалки, на которую повесили пальто, тихие женские, но уверенные шаги. Заиграла музыка, и на сцену выходит миссис Чойс, но зал не встретил ее бурными овациями, ведь в комнате находится один человек и тот слишком задумчив, чтобы отвлекаться по пустякам. Однако может отвлечься, он позволил себя побаловать произнеся несколько слов, того требовали приличия, и желание самого оратора.
– Доброе утро. Что-то вы сегодня рано, неужели в вас так сильно желание убирать весь мой беспорядок. Хотя всё лежит на своем месте, если убрать тот листок, то поэма станет неполной. Да, каждый имеет свое место в мире, а вы, миссис Чойс, нашли себя?
– Мне сегодня необходимо по некоторым делам успеть вовремя, поэтому справиться о вашем состоянии я решила как можно раньше. Вашу бумагу я не трогаю, вы знаете, а что касательно другого, позвольте не мешать. И мое место везде, но точно не здесь. Надеюсь скоро положение дел улучшиться, и я смогу покинуть эту службу.
– Я сегодня ужасно выгляжу, не так ли?
– Как обычно, сэр. – невозмутимо проговорила леди.
– Вы пришли узнать как мое состояние, разве я болен? Может и так, я гнойник на теле общества, постоянно раскрываюсь, мешаю и всё никак не успокаиваюсь.
Миссис Чойс пропустила эту фразу мимо ушей, не впервой ей слышать подобное принижение достоинства. Стала прибирать раскиданные вещи с пола, со стульев, работа всюду, куда ни глянь. Разговор нужно было поддерживать, пока мистер Мун снова не принялся писать.
– Вот жду, когда вы перестанете пачкать чернилами ни в чем не повинные листы бумаги. Приобретите себе печатную машинку, и станете, наконец, настоящим писателем. – заявила мисси Чойс в который раз.
– Нет. Все эти современные новшества не для меня, к тому же нажимать на кнопки искусственно, мертво, посмотрите, как она скучно выглядит, машина никогда не заменит перо, я надеюсь. Один недостаток всё же есть, он заключается в написании текста, довольно часто я не могу разобрать свой подчерк, ведь чтобы успеть за мыслями нужно быстро черкать, от того расшифровка занимает много времени. Единожды я пробовал печатать, но занятие, скажу я вам, утомительное, и мысли гораздо быстрее пальцев, особенно видения, например, идешь куда-нибудь, возникает идея, а записать не можешь, потому что так привык нажимать на клавиши, потому что разучился писать. Лучше я останусь при своем.
– Над чем работаете? – сразу же произвела второй вопрос она вслед за первым, словно заучено.
– Обыкновенно я задаю себе вопросы, вот перед вашим приходом, подумал и …не могу найти нужное решение. – он задумался, чуть ли не сел на стуле в позу лотоса, готовый отрешиться от всего, но вдруг его разум вновь отворился и он продолжил. – Мой любимый вопрос – а что если? А что если Адам и Ева не продолжили человеческий род, что было бы тогда? Как вы решите эту задачу?
– По-моему это полная чушь, извините, конечно, во-первых, противоречит Библии, и во вторых если бы так было, то мы бы сейчас с вами не разговаривали, нас бы просто-напросто не существовало.