Мистик Томас Свит
Шрифт:
– Представьте себе, пришла я вновь в то же незатейливое общество, словно в музей всеми известной мадам, так, ради эксперимента, проверить восприятие вчерашнего и какова будет реакция сегодня. И что же вы думаете? Они за ночь все хорошенько переварили, пропустили сквозь себя чужеродный поток информации, не согласились, привычка, знаете ли, вещь упрямая и непримиримая, однако нападки на меня не последовали. Они смотрели на меня как на безумного философа, которого готовы слушать, но не понимать. Передо мной поставили целую миску салата, фрукты, специально и предусмотрительно, что впрочем, им обошлось куда дешевле, чем те окорока и креветки. И мне стало вновь скучно, а когда тоскливо я просто-напросто показываю всем, какая я есть без прикрас, без грима вежливости и сдержанности. Выходка подобного рода обычно заканчивается скандалом, либо моральной катастрофой, но что поделать, если многие так укоренились, привыкли к привычному. Напротив, сидел всё тот же прищуренный джентльмен в пошлом галстуке в большой горошек, словно от платья моей бабушки отрезали лоскут и прицепили к его рубашке, даже не знаю, почему я выбрала его жертвой своих порывов. Но не в том суть. Этот самый человек, я слыхала, жениться на девушке, невинной и молоденькой, самому ему уже за сорок, самый расцвет глубокой старости, не женат, имеет дочь взрослую и устроенную. И я с места заявила ему кратко и арифметически точно – Во-первых, вижу в ваших отношениях порочные мотивы, она молода, красива, девственное тело, приятно, не правда ли, услаждает взгляд, вы отрабатываете на ней учительские и порою отцовские способности. Разве я не права, поправьте меня, если это не так. И самое главное, писание говорит, что не должно жениться на разведенной, так и выходить замуж за разведенного, то есть грех. Скажете, конечно, у вас любовь, любите, никто не мешает, но не женитесь, дружите, но не прикасайтесь, все просто, а вместо того я слышу как вы даже страшно сказать, целуетесь. – заявила я укорительно серьезно. Вам какое дело до моих отношений и личной жизни. – запротестовал он. На что я лишь улыбнулась, высказаться в защиту своих взглядов он не смог, он лишь пользуется наивностью девушки, пользуется на старость лет, и всё никак не может успокоиться, ничего здравомыслящего я от него не услышала.
Натаэль слушал внимательно, сидя в пол оборота вникал в каждое слово, чувства подсказали ему что ответить, или вернее, о чем спросить.
– Вы выйдете за меня замуж? – ненавязчиво, но с меланхоличным жаром произнес юноша.
Генриетта чуть отшатнулась, сделала глубокий глоток воздуха.
– Господин часовщик, к сожалению, вы не поняли, о чем я только что рассказывала, вы еще молоды, причем слишком, неравные браки не по мне, хотя я и выгляжу вполне подтянуто, всё же не представляю нас вместе, это правда, но не грустите, зачем вам “старушка”, когда вокруг столько свободных девушек.
– Мне нужна лишь одна. – продолжал Натаэль.
– Несерьезно, много ли у нас одиноких вещей, посмотрите, у всех есть пара, однако люди не вещи, потому блуждают в пустыне, где одни лишь камни. Вот романтики сравнивают женщин с цветами, здесь нужно уточнить, розовый цветок кактуса вот лучшее сравнение.
– Вы прекрасная лилия. – неуверенно но вдохновенно выговорил юноша.
– Мой наряд куда хуже, чем у царя Соломона. И вообще я думала, вы шутите, но говорите со всей серьезностью. Разница в возрасте более десяти лет для отношений это неприемлемо. Два, три года еще ничего, но дальше, увольте, верхи безрассудства. Сердце не выбирает, это истина, всё же любовь и брак должны слиться воедино. Также любовь может существовать и вне брачных уз, но мужчины горды и самолюбивы, им непременно необходимо владеть женщиной, прикасаться к ней, а не воздыхать издалека, в умах их одна сплошная физика. Разве они согласятся на дружбу, причем платоническую, нет, самоуважение не позволит им, словно напыщенные петухи, высоко задрав клювы, они оспаривают первородство, никак не могут различить плотскую греховную страсть, от настоящей духовной любви. Вы же успокоитесь, хотя и нестабильность и влечение к новому присуща более женскому нраву, всё-таки со временем вы избавитесь от столь безвыходной идеи. Представим, что предложение ваше было лишь шуткой.
Натаэль поник, словно громом пораженный, крепко сжал в руках часы, так, что казалось стекло вот-вот лопнет.
– Не сердитесь, женщины непостоянны. Взгляните, например, на моду, кто так охотно желает выпрыгнуть из платьев, надевая сугубо мужские брюки. Джентльмены более консервативны, можно даже предположить, что Ева вкусила запретный плод, лишь потому, что другие кушанья наскучили ей, и змей подначивая ее, смотрел прямо в корень. Вот такие выходят непослушные ребрышки, конечно, всё это глупости, ненужно создавать очередную систему, все люди разные, а мода для тех, кто уже не в состоянии блеснуть умом, потому сверкают новыми нарядами. А еще я не люблю, когда бедных деток наряжают словно кукол, причем до вашего возраста…
Генриетта еще долго о чем-то говорила, в то время как Натаэль затворив скорлупу своей души, никак не хотел выбираться наружу. Он сильно огорчен, ведь предложение его отклонено без апелляции, произнеся вполне серьезно, слова его приняли за шутку, не обладая чувством юмора, он и не думал совершать каламбур, она восприняла речь его снисходительно, сославшись на возраст, достаточно вежливо упрекнула и посоветовала обращать внимание на сверстников. Но разве у любви есть возраст, любовь не брак, ее не считают, не называют золотой, серебряной, любовь по идеи весна, потому какой смысл отсчитывать года. Леди не принимала такой ветреный подход, создав свод правил, определила степень возрастных отношений, она, как впрочем, многие, думает что молодость есть неразумность, неразборчивость, безответственность, несерьезность, потому приписывает автоматически всё это многообразие с одинаковым значением и Натаэлю, как представителю подрастающего поколения, хотя он имеет работу, жилье, всё это не играет особую роль в значении жизни. Он видится корешком с тоненьким стебельком, куда ветерок подует, туда он и нагнется, устремится, сегодня она живет в его сердце, завтра заселится другая, ее это положение не устраивало. Люди в средних летах склонны к предписанию своих юношеских пороков и ошибок другим, особенно своим детям, как бы все должны через это пройти, не думая, о том, что те повзрослевшие детки могут оказаться умнее своих родителей и предыдущего поколения, тем самым выбеливая себя, считая не одинокими в злодеянии. Юность пора искушений, здесь уже не одно запретное древо, а десятки, сотни. Посмотрите сколько женщин, но любимой впоследствии супругой может стать только одна. Генриетта не была особо критична или предвзята, вовсе наоборот, она видела Натаэля порядочным молодым человеком, и всё же убеждения ее тяготели здравыми суждениями. Натаэля не на шутку раздосадовало решение леди.
– Что мне сделать, чтобы понравиться вам? – спросил он.
– Лишь одно, прожить еще примерно десять лет, повзрослеть, возмужать, обрести уверенность и стойкое мировоззрение. Но боюсь к тому времени, вся моя красота и грация потускнеют, словно картина, хотя предназначалась для того, чтобы радовать и вдохновлять зрителей если не вечно, то хотя бы долго. Я же более изменчива с летами, моя краска трескается и ниспадает куда быстрее, чем у масляного полотна, лицо мое покроется морщинами, руки погрубеют, личико можно припудрить, но руки выдадут мой возраст, я вряд ли пополнею, с моим рационом это невозможно, в общем, я скоро перестану быть вам интересна. Вы положите, точнее, переведете взгляд на другую прелестницу, или станете постигать мудрость, охладевая к женской внешности, скорее всего, познаете многое, смысл жизни, стороны мира, приблизитесь душою к Богу, но женщину так и не познаете, рука ваша не прикоснется к тому, что было так близко, рядом. Сколь странно, не правда ли. Мы можем трогать камни, деревья, воду, землю, но до людей так боимся дотрагиваться, мы гладим домашних животных, а людей не ласкаем.
– Иногда я завидую соседскому коту, его так нежно гладят по головке, он всего лишь зверь, а я человек, кот лишь спит и ест, а я мыслью, говорю, обладаю талантом, но я лишен внимания, никто не проведет ладонью по моей голове.
Натаэль отбросил главенствующую мысль речи Генриетты, он не хотел верить тому, потому уцепился за последнее не столь важное.
– Боюсь и ту леди, обладательницу счастливого кота, также никто не гладит. Порою, животные заменяют людей, и это, скажу я вам, нехорошо. Вы так грустно смотрите на меня.
– Всегда размышляю о тайнах мира и в то время, будто жизнь проносится около меня, не задевая, для чего мне все эти знания и познания, когда я разучился улыбаться, когда не разговариваю с ближними, для чего все великие тайны, если я не ведаю простого счастья жизни.
– Жаль, что не только глаза ваши грустны, но и сердце. Я послужила тому виной, не принимайте так близко, вот почините мои часы, так сразу забудете болтливую леди с не самыми лучшими манерами. Перед нами встает выбор, либо жить беззаботно, не вдаваясь в смысл бытия, веселясь, однако это суета, либо размышлять и постигать науки метафизики, теологии, но не видеть радости жизни, не участвовать в них. Малый не знает большего, больший не знает малого. Такова, правда жизни, хотя думаю в ранних годах больше шутов, чем мыслителей. Снова стереотип, что ж, я сужу сугубо по себе нелюбимой. Я всегда не слишком вдавалась в подробности, для чего весь этот мир, (окромя нынешнего времени, временами по-дилетантски интересуюсь), какой смысл человеческой жизни, не задумывалась, а просто жила встречами с друзьями, отношениями с молодыми людьми, мимолетными и ни к чему не обязывающими. Разного рода посиделки и прогулки занимали всё мое свободное время, изнурительная учеба днем, вечером же начиналось сущее прожигание жизни и тяга к непознанным удовольствиям. С улыбкой вспоминаю те годы, знаю, мне нужно жалеть о них, что я так поступала, теряла то, чего уже не вернуть. Оправдываться малолетством не стану, я действовала вполне осознано, со знанием дела и знания неминуемых последствий, я пыталась выжить сок из кислого лимона жизни, приправить сахаром и выпить залпом, но после, всё равно останется горечь во рту и лимонная кислота вновь взбудоражит желудок. Не сожалею, современный человек без опыта, подобен слепому котенку, всюду заблудишься, будешь гоним, я же желаю быть “своим человеком”, однако я и не без врожденной харизмы. Вы другое, неземное существо, это точно, вас не интересует порочный опыт, вы не боитесь быть отстраненным, у вас другой путь. Даже если вас будут уважать, то в глубине души они никогда не пожелают себе и своим детям такой противоречивой и антиобщественной жизни. Одно ясно, все мы чувствуем некоторую пустоту и усталость, делая разного рода беззакония против души и тела своего, ощущаем, что помимо этого звериного, есть еще нечто глубинное, потаенное, духовное, вам же, Натаэль, не достает земных обыденных изысканий. Выбираем ли мы путь, или путь выбирает нас, не могу сказать, заложен в нас с самого рождения, или события и ситуации подталкивают нас на дорожку, не знаю.
Генриетта затаилась, заметила, как ее слова задевают юношу. Пустословить она не любила, потому высказать мысли спешила с постоянством древнеримского оратора.
– Кажется, я задержалась. Пойду, не буду вам мешать. Не забудьте, на третий заключительный день ожидаю часы видеть готовыми. Справитесь, буду благодарна, нет, тогда примите мои искрение соболезнования, и мне придется обратиться к другим мастерам. Вряд ли они будут так слушать мои суждения, всё же мне надоело опаздывать, на меня и так смотрят с небрежением пуще обычного. До завтра юный мистер часовщик. – кокетливо произнесла последнюю фразу леди и поспешно удалилась.
А Натаэль остался один в душной комнате, зализывать раны, оставленные острым языком Генриетты. Двуликой она предстала, говорила о своей ветреной юности, и сейчас желает быть как все, нет, то было неправдой, она говорила для него те небылицы. Разве столь протестующая леди может быть как все, она лишь убеждала его в недостойности своей, его чуткое сердце различило подвох, но получив ответ, долго не могло поверить в правдивость.
Он вдыхал благоухание духов, будто слившиеся с молекулами кислорода, ныне бороздят затхлые просторы его легких, рядом бьется безжалостное любящее сердце, вот-вот глядишь и выскочит. Что он знал об отношениях, только замужество, женитьба, пышная свадьба, которую устраивают молодожены для себя, а не для других, и только. Потому и высказал так рьяно и скоропостижно весь свой скромный багаж представлений, излил в виде простой фразы, которую нестерпимо жаждут услышать многие женщины, думал, что это единственный верный способ связать его с Генриеттой. По иному не смог выразить, объяснить свои чувства, переживания, несмыслие в подобного рода деликатной стороны личной жизни почти каждого повзрослевшего человека, сыграло столь убедительно совсем не смешную шутку. Обыкновенно, и в то же время таинственное бесшумно прокралось в сердце юноши, и более, никогда, не покидало те пределы. Он разглядывал то место, где недавно стояла леди, прохаживалась, и изредка прикасаясь к маятникам часов, приводила их в движение, казалось, теперь они больше никогда не остановятся. Юноша благоговейно трепетал вдохновленный мгновением, столь важным, что и вся жизнь не сравниться с ним.