Мистик Томас Свит
Шрифт:
Чтобы не вспоминать ошибки в старости, не нужно совершать их в молодости, но дедушка рос иначе, подойдя к преклонным годам, он собрал столько падений, что и не вспомнить их точное количество. Человек он неплохой, просто имея пылкий неугомонный характер, его всё время куда-то швыряло, зачастую в неприличные места и ситуации вон выходящие. Своего внука, безусловно, старик любит, но немного по белому завидует ему, так случается, когда грешник видит чистое непорочное сердце, и начинает корить себя – почему я не такой, чувство самоуничижения доставляет тому некоторое неудобство, потому и зарождаются негативные чувства, появляется желание исправить чье-то незнание порока. Отсюда вытекает следующее желание отправить Натаэля в открытое плавание и посмотреть выстоит ли его незапятнанная репутация, его девственная душа. Однако старче сокрыл те притязания глубоко в себе, предложив молодому человеку самому выбирать дальнейший жизненный путь.
В мастерской витала гармония, порою ломались инструменты, но то были неурядицы, не приносящие особых хлопот. Жизнь текла однообразно и размерено, дедушка с сединой в волосах утопично дремал в кресле, изредка взирая на пришедших клиентов, такое положение бытия его вполне устраивало. Натаэля впрочем, также. Он творил в мыслях, никто не мог выяснить, о чем он размышляет, но мы-то знаем, какой неосязаемый предмет его затрагивает. Его развитие продвигалось, и вскоре он прикоснулся к таинственному времени. Жаль только, он чувствовал, что никогда не постигнет время до конца, если не произойдет нечто одаряемое, что сотрясет его душу, перевернет, и под воздействием неописуемого значимого порыва, он, наконец, прозрит насквозь божественную тайну. Ему необходимо было вдохнуть жизнь в искусственные мысли, всего один толчок и его сердце возобновит некогда утраченный ритм.
Повествование в очередной раз можно с легкостью окончить, но однажды в утренний час, в мастерскую наведался загадочный посетитель. Двери мастерской открыты, старик в благоприятном расположении духа принял очередное поручение с некоторой долей почтительности и трепета. В помещение приема посетителей ветром ворвалась леди в средних летах, она не спешила, просто имела столь размашистый как широкая кисть художника непрекословный темперамент, однако характер ее в общем виде довольно мягок. Явилась незнакомка не просто так, а по важному неотлагательному делу, по профилю заведения.
Иногда, Натаэль отвлекался от работы, подходил к двери и слушал речи, доносившиеся вне комнаты с часами. Порою приходили вовсе нестандартные личности с уймой взглядов и тем для разговоров, коими они так щедро желали поделиться, изливая имеющиеся мысли на добродушного старика. Некоторые не удостаивали обширного внимания, обходились несколькими фразами, не имея лишних слов. Подслушивать, безусловно, занятие плохое и лживое, ведь слушают обыкновенно, чтобы в последствии оклеветать оратора, но юноша также был участником сцены, причем непосредственно самим часовщиком, не последней фигурой в ремонте часов, к тому же дурных намерений он не питал, да и рассказывать услышанное ему было некому. В этот раз он вникал вдумчиво, его очаровал тот голос леди, в коем чувствовалась уверенность и целеустремленность. Юноша осознавал, что происходило нечто важное, немыслимо важное.
– Генриетта Лабри, так и запишите. Наслышана о том, что у вас много клиентов. Всё же надеюсь вы не станете отказывать в починке ценных мне часов. Они мне очень дороги, не представляете как. – говорила леди одетая в розоватое но не вульгарное пальто, на головке ее покоится шляпка, на плече висит сумочка, а глаза прибывают в радостном настроении духа. – Столько мастеров, знаете ли, отчего трудно было выбрать среди огромного перечня фамилий лучшего. Ваша фамилия мне сразу понравилась. Но не подумайте, выбор пал на вас не только потому. Всему виной место расположения мастерской, вполне удачное для меня. Крайне легко добраться до вас. Однако не обещаю, что буду частой гостьей, хотелось бы, чтобы часики более не ломались. А вот и они самые, взгляните. Маленькие, с тончайшим ювелирным механизмом, должно быть потому с такой грандиозной легкостью останавливаются. В них нет ни одной крупицы золота или бриллиантов, они обыкновенные. Но думаю, вы как ценитель, найдете их крайне занимательными.
– Не беспокойтесь мисс. – смягчал атмосферу старик Редклиф.
– Недавно я обеспокоилась, услышав утверждение одной своей подруги. Так вот, случилась у нее беда, и я по-доброму решила посоветовать решение ее проблемы при помощи священного писания. И что вы думаете, я услышала в ответ? Она сказала, что это всё устаревшее и никак не подходит под современную действительность. Она сильно огорчила меня таким замечанием, и воспрянули тогда во мне некоторые нотки протеста. “Ты считаешь, что добродетели устарели, а страсти, они искоренились, изменились?” – спросила я ее, и подруга задумалась и провозгласила лаконично – “Нет, всё по-прежнему”. “Это означает, что и добрые дела остались прежними, время тут ни причем, а оправдания всегда искали и будут искать, уверена и сотни лет назад люди говорили также как ты, поэтому, дорогая, не воротись, прими заповедь в свое сердце”. – так я поставила жирную точку в нависшем серьезном вопросе. И вообще меня просто кипятят надменность и самоуверенность некоторых людей.
– Вы вполне уверены, мисс.
– Порою жуть, как раздражают, особенно в те моменты, когда нужно стать ласковой кошечкой, но не могу, у меня столько неурядиц, да еще и вдобавок часы износились. Я требую от вас скорой работы, притом знаю, если сломана деталь, то, с превеликим трудом вы сможете отыскать ей замену. Ведь экземпляр редкий, не какая-нибудь безделушка из сувенирной лавки. Всё же, хотелось бы поскорей, они мне так идут. Замечательный аксессуар к вечерним платьям, а их у меня предостаточно.
– Не сомневайтесь, мисс, приходите ровно через три дня, либо каждый день, проверяя, только тогда вы сможете уточнить степень поломки, ведь сейчас определить невозможно, потому точных сроков не могу сказать.
– Приду, если позволит распорядок дня. Может быть завтра, послезавтра. – говорила леди осматриваясь. – Вижу, у вас имеются настенные часы, давно хотела приобрести релитет за умеренную плату, думаю, это возможно.
– Конечно, богатый ассортимент, взгляните.
– Покажите, буду весьма польщена.
Натаэль всё то непродолжительное время с жадностью слушал стоя за дверью, ловя каждый доносившейся звук. Прилепился к дереву ухом, прижался щекой, внимательно внимал голосам, особенно голос леди показался интригующе увлекаемым и чарующим, даже холодок пробежал по его телу, он совсем позабыл о своих обязанностях, подслушивать оказывается иногда куда поучительней, чем ничего не знать. Толком и не осознав истинную причину столь притягательного отношения, он, дабы не пропустить ни слова, неудачно облокотился на дверь, отчего та своевольно отворилась, заведомо не предупредив. Отчего Натаэль падает на пол. Выглядела эта сцена довольно комично. Дедушка, сразу распознав, в чем дело, не растерялся.
– А вот, смею вам представить, часовщик Натаэль Редклиф, юный мастер, немного неуклюжий, но прекрасный ювелир в отношении мелких деталей. Достаточно прилежен. Однако с крупными вещами, как правило, дело у него обстоит весьма трагично.
Генриетта некоторое время рассматривала юношу, так внезапно появившегося, который ощущая на себе всю глупость ситуации, явно мечтал испариться, либо притвориться ковриком, и чтобы леди непременно отвела свой столь пристально изучающий взгляд. Дабы разрядить обстановку мистер Редклиф начал демонстрировать настенные грузные часы всех мастей и родов, леди кажется, отвлеклась, а юноша сумел ретироваться, то есть встать, отряхнуться, потупить глазки в пол и “закопаться в землю”.