Мистик Томас Свит

Козлов Евгений Александрович

Остался всего один день. Дальнейшая совместная жизнь в паре получила категорический отказ, всему виной его молодость, но разве виноват он в том, что родился так поздно? Он не увидит Генриетту девушкой, и это неважно, он полюбил женщину, состоявшуюся, экстравагантную, без обручального кольца на пальце. Однако заповедные пути их расходились, и кажется, никогда не сойдутся, они повстречались ради нескольких дней, дабы вскоре расстаться и забыться. В словаре любви нет слов никогда, разлука и нет слов забвения, любовь преодолеет всё.

Вновь погрузившись в размышления, Натаэлем вдруг овладело глубокое потрясение.

Глава вторая

Напрашивается вопрос, а что исключительно является нашим, собственным, преимущественно личным, заслуженным? Всё что мы имеем, даруется, а не приобретается, случайностей не существует, потому вещи, таланты, дары, всё то приходит вне нас, но зиждется в нас. Натаэль в пылу негодования, возроптал на судьбу, как впрочем, и на мироустройство в целом, то не были порывы к изменению

порядков, неприязнь его носила индивидуальный характер. Он думал, что находясь в рамках одного возраста, пропускаешь истинное счастье, сулящее, но отвергающее его как недозревший плод. Его не касались внешние позывы мира, ему желалось интерпретировать данную сцену в свою пользу, но в итоге выходила трагедия, с коей смириться попросту он не мог. Натаэль внешне молод, но душа его куда старше, никто того не замечает, особенно Генриетта. Отчего гений воплощается в злого гения? Это те, кого никто не любит в силу обстоятельств сложившихся не лучшим образом, отчего возникает навязчивая потребность заслужить любовь насильно, мораль, закрыв в темном шкафу, дабы она вскоре превратилась в очередной скелет. То была тайна ставшая явью. Они протягивают руки, и в ответ получают укор, ими движет любовь, неразделенная, цельная, представьте насколько она сильна и могущественна, как легко человеку ввергнутся в безумие. Он может вскружить любой ум, вывернуть любую душу наизнанку, однако феномен линеен и односложен, им движет не слава и не обогащение, а простое желание, чтобы любили, любили вопреки всему, чем больше людей в том признаются, тем более он необходим. Юноше же была нужна лишь одна Генриетта, он желал видеть ее и слышать. Ничего не понимая, его обуяло невоздержание, восторжествовала над его разумом гениальная безумная идея – ускорить само время, оно есть общее, но должно быть помимо прочего еще и частное, обволакивающее всякое живое существо, устаревая всё вещественное и материальное. Натаэль хотел раскрыть закономерность движения времени в пространстве, обнаружить те временные потоки вокруг себя, переправить их обычное течение, состарить свое тело на десяток лет, и только тогда леди обратит внимание свое, не как к странному ребенку, а как к взрослому мужчине она будет относиться. Замысел этот основательно покорил Натаэля Редклифа, он не ведал о том, что время не принадлежит ему, он желал воспользоваться тем, что неподвластно ему, он не помышлял уподобиться Богу, но возжелал лишь прикоснуться к краю одежды и забрать немного силы, дабы исцелиться, те мысли были эгоистичны. Лукавые помыслы завладели рассудком юноши, потупили его адекватность, который не смирился с тем, что живет в мире, где многое, если не всё, не может быть использовано им. Натаэль не ведал, о том, что двигателем чудес является не только желание, но и вера, без нее, человек беспомощен.

Натаэль, хотя его планы были направлены определенно в свою сторону, без вреда для других, решил взять основу времени и использовать ее в своих целях. Написано много, на самом же деле в душе его мелькала всего одна мысль, вновь вернуться к вопросу времени. Корыстный подтекст витал рядом, неподобающие ухищрения зародились в душе его.

Натаэль, пока что сидел за столом, разглядывал женские часики, после долгих раздумий, перевернул их, ему показался обнаженный механизм. Затем достал пинцетом шестеренку с семью зубцами, начал досконально изучать и тут замечает на ней крошечную трещинку. Так вот значит в чем проблема, она сломалась, а с нею и вся конструкция деталей. Однако он торжествовал недолго, ведь починка займет много времени, пока будет сохнуть грунт, нужно будет полировать и не факт что часы заработают, в запасе осталось только чуть больше двенадцати часов, а он так мало спал, и почти не ел, силы медленно, но верно покидали его. Натаэль был человеком одаренным, потому вскоре здраво решает не заниматься сломанной деталью, возникла более заманчивая идея, взять от других часов нужный компонент, к счастью их было достаточно много, всех видов и размеров. Поискав, он находит подходящее, затем тонким напильником разделяет широкий зубчик на двое, остальные подгоняет под диаметр, готовая семеренка удачно подошла, ставя на нужное место, запускает некогда мертвый механизм. Часы вновь обрели движение, их сердце будто забилось, юноша справился, даже выдохнул и потянулся, его шея ныла от несвойственных ей изгибов и напряжений, на пальце появилась мозоль. Но все трудности не имели никакого значения по сравнению с торжеством таланта. Юноша смотрел на часы, и торжествующая радость сменялась грустью, появилось желание, чтобы они перестали работать.

Отныне Генриетта заберет часики, наденет их на свою тонкую ручку и покинет его жизнь навсегда, не из сердца, из пределов видимости. Для нее он слишком мал и глуп, она не пожелает более общаться с ним, доверять ему свои мысли. Картина вырисовывалась в невзрачной серой гамме, она не смысл, но отдушина, в образе лиры на коей играют ее пальчики, исходит благовестная мелодия, стоит отпустить струны и звуки прекратят изливаться. Теряет то, чем не обладает, как и не хотел жалеть себя. Потому идею вознамерился воплотить.

В жизни великое множество непонятностей, например, та причина, по которой мы что-либо делаем, совершаем, берем в руки кисть, пишем, затем по окончании в результате трудов видим лишь свои ошибки, недовольны, более того расстроены, корим себя и так изо дня в день, почему, ведь все это не приносит удовлетворение и счастье, ответ очевиден, так мы духовно возрастаем чрез лишения и преодоление, через боль, только тогда будем чувствовать, что истинно трудимся, если что-либо дается легко и непринужденно, доставляет удовольствие, то зачем тогда оно. Нет никакого желания брать предмет для письма в руку, вопреки отрицанию естества,

хватаешь знакомый карандаш, и начинается нечто невообразимое. После, в угнетенном настроении, задаешься вопросом, неизменным во все века, что же придает мне движение, если не я сам, то вера – вот что невидимо поднимает мою ленивую десницу, надежда – вот что встряхивает спящую душу, и любовь – реанимирует некогда мертвое сердце, таковы три причины всякого творения.

Мерцали нити времени опоясывающие всё вещественное. Натаэль Редклиф возжелал состариться на ровно десять лет, но так, чтобы они показались не годами, а всего-навсего секундами. Ему позволили прикоснуться до тайны времени. Однако минутами ранее он вовсе отчаялся, стал считать, что времени просто не существует, мы придумали его, дабы рассчитывать, успевать, у нас есть часы, но скоры ли мы на дела, большую часть жизни проводим праздно. Натаэль усомнился, если что-то не понимаешь, вскоре начинаешь отвергать, исторгать из сердца своего, но если не понимаешь злое и отрекаешься от него, то это к лучшему, жаль только что зло есть простая и не увлекательная наука. Он устранил вопрос, не найдя ответа. Потому что осталось несколько часов. После произошло чудо, действенное свершение, он чувствовал, как течет время, как меняется, три ипостаси в одном потоке отсрочивали срок всему живому и неживому, ему была дана способность управлять временем. И взяв часики Генриетты, он начал вращать колесико сбоку, сдвигая и крутя стрелки часов, они двигались, затем по велению мысли его, начали наверстывать круги всё быстрее и быстрее. Дни стали секундами, затем миллисекундами, они делали оборот вокруг циферблата, ускоряя время жизни Натаэля Редклифа, тело его старело, год за годом, секунда за секундой, и вот когда часики отсчитали ровно десять лет, остановились и затикали в обычном ритме. Нити времени растворились, ибо желание юноши было исполнено.

На стене в груде часов висели огромные громогласные часы в метр высоту и полметра в ширину, внутри за стеклом находился маятник, Натаэль подошел и увидел свое новое отражение, и вправду он состарился. Его лицо потеряло миловидность, кожа огрубела, появилась щетина, расправились плечи, чуть стал выше, одежда не подходила по размеру, готова была разъехаться по швам. Поначалу ужаснулся, однако остался прежним в общих чертах, никто теперь не узнает, лишь фрагменты выдают во внешности потерю остатков юности, ему даже понравилось, как он теперь выглядит. Мечта начала воплощаться, Генриетта не откажет ему, он обворожит ее зрелостью и статностью, заполучит ее словно дорогой трофей. Но костюм нужно было менять, порывшись в дедушкином шкафу, он обнаружил лишь свадебный костюм черного окраса, изрядно поеденный молью и с въевшейся пылью, выбора не было, переоделся. Выглядел неплохо, если не всматриваться и не быть чересчур критичным.

Разрознена человеческая душа и многогранна, словно создана ради добра, но имеет самовольную наклонность ко злу, когда все уже свершилось, Натаэль осознал в полной мере, изрек свет правды из побуждений своих, он пытался постичь время, если бы узнал всё, то успокоившись, бескорыстно оставил бы сей вопрос и принялся за постижение нового, но появление Генриетты подвигло его на полноценное использование знаний и таланта. Десять лет его пролетели зря, минутами они показались, он мог бы совершить так много деяний, столько всего узнать, достичь, но время вспять не повернуть, десять лет канули в Лету безвозвратно. Но ради чего? Она стала двигателем по оси времени, он мог бы ускорить время по всей земле, но ему это было не нужно, будучи скромным, увлеченным лишь одним шедевром, остальные потеряли для него всякую цену, размылись. Осознал что поступок ужасен и противоестественен, юноше вдруг стало укоризненно горько, он смотрел на себя и кажется, начинал желать вернуть того юношу, которого так порою недооценивал. Будучи детьми, нам желается побыстрее вырасти, тогда будем кушать что захотим, ложиться спать когда угодно, гулять ночью, покупать кучи игрушек и сладости. Но вот вырастаешь и понимаешь, что всё то уже без надобности, есть средства, возможности, однако желание куда-то пропало, игрушки неинтересны, конфеты также, спать ложишься по графику, ведь устаешь на работе. В детстве грезили независимостью, теперь же свободны от родительской опеки, они больше не ухаживают и не лелеют нас, желали то, и что получили, лишь недовольство жизнью, лишения и скорби, вечная усталость, вот она взрослость, зачем только так долго ждали, для чего хотели ускорить время. Парадокс, и у юношества есть свои желания, но они к счастью или, к сожалению неосуществимы, зачастую олицетворяют порочный круг. Натаэль шагнул на следующую ступень, толком не постояв, не задержавшись на предыдущей ступени.

Простодушный юноша не совладал с искушением и поплатился. И в момент немого отчаяния, в мастерскую заглянула Генриетта, ей не терпелось примерить починенные часики, продефилировать, показаться на светских раутах, скомпрометировать еще нескольких распущенных особ и всячески воссиять на небосклоне. В приподнятом настроении ворвалась в гостиную и увидела джентльмена во фраке, презентабельного вида, который смущенно смотрел на часы и что-то разглядывал, хмурился и морщил лоб. Она не упустила возможности познакомиться.

– Добрый вечер. Также ждете свои часы? Прекрасный экземпляр, только довольно громоздкий.

Натаэль взглянул на нее и ужаснулся, она не узнала его, значит и вправду он стал взрослым мужчиной, отныне непременно ей понравится, ведь возраст подходит под ее вкус, именно так должен выглядеть ее жених. Он попытался ответить как можно ровнее и увереннее, ведь женщины не любят слабых.

– Приятно познакомиться. Боюсь, сегодня мы останемся без времени, часовщик, кажется, вышел, или у него сегодня заслуженный выходной, вот видите, мастерскую забыли запереть, таким образом, мы очутились здесь с желанием забрать свои вещи, но останемся ни с чем.