Миттельшпиль
Шрифт:
— Плохие новости, — Николай сразу посмурнел лицом.
— Откуда… Понял, — лицо князя приняло виноватое выражение. — Никак не привыкну… паясничать, — попытался оправдаться он.
— А ты привыкай, — жестко ответил император, — привыкай, а то дело испортишь своим открытым характером. Может тебя в обучение актеришкам отдать? В каком-нибудь провинциальном театре фигляры лучше своим лицом владеют и роли наизусть помнят… Тебя Евстратий и Саша[3] обучают, обучают, а ты все никак не учишься.
— Не получается, Николай Александрович, — потупился князь. — Никак не привыкну.
— Получится, Василий, — царь встал, подошел к князю. И попытался хлопнуть его правой рукой по плечу, — чай не боги горшки обжигают, — одновременно левой пытаясь взять из рук Долгорукова папку с докладом.
— Ах ты… — поразился Николай и засмеялся во весь голос. — Ускользнул-таки! А говоришь — не выходит. Кое-чему тебя уже научили, защищаешься уверенно. А еще немного погодя — и самого Станиславского убедить сможешь… Ладно, докладывай, что произошло.
— Не удалось ни определить, под каким прикрытием работает шпионская служба англичан в столице, ни поставить своего человека на освободившуюся должность истопника в посольстве. Бьюкенен предпочел использовать своего личного лакея как истопника, а не брать нового. Что касается английского шпиона, то известия о его прибытии получены сразу от двух осведомителей, кои в рядах революционеров перебывают. Кроме того, схожие сведения имеет и Главный Штаб Отдельного Корпуса жандармов, — Василий мысленно улыбнулся, опередить шефа жандармов с таким известием совсем неплохо, — коий, надо признать, им не совсем доверяет и проводит дополнительную проверку.
— Пусть проводит, Василий. А ты на контроле сие дело держи. И со своей стороны и через жандармов. Ежели такую птицу поймать получится, многое про разведку островитян узнать сможем.
— Понимаю, Государь, — вздохнул князь. После разгрома «заговора великих князей» поползли слухи о Третьем Отделении Личной Его Императорского Величества Канцелярии. В этих, непонятно как и непонятно кем создаваемых сказках Третье Отделение выглядело вездесущей, всемогущей и всезнающей таинственной силой, а ее сотрудники — незаметными чудо-богатырями, со знаниями и умениями английского Шерлока Холмса, американского Ната Пинкертона, русских Путилина и, почему-то, князь-кесаря Ромодановского. Как подчиненные Долгорукова не старались, но найти источники слухов не удалось. А заткнуть его очень хотелось, потому что сии выдумки вызывали зависть и интриги жандармского начальства и мешали работать. Теперь любые заговорщики и бунтовщики усиленно конспирировались и не доверяли ничего серьезного ни одному новичку. Вот и поработай в таких условиях… К тому же у Василия время от времени появлялось ощущение, что Император сим слухам не то чтобы верит, но в чем-то доверяет и преувеличивает возможности его сотрудников.
— Не печалься, Василий. Не все сразу получается, чай не боги горшки обжигают, — начало доклада настроения Николаю не испортило и теперь можно было подать и вторую неприятную новость.
— Горшки обжигать мы пока не умеем, Государь. Но уже кое-чему научились, — Василий, слегка замявшись, все же открыл папку и подал лист царю. Тот взял, быстро пробежал глазами, потом бросил взгляд на князя, словно не веря известию и снова, теперь уже неторопливо прочитал.
— Вот оно как, — произнес он с непонятной интонацией. — Ай да генерал-адмирал, ай да сукин сын. А меня уверял, что американцы опыты провели и все точно известно. А они, оказывается, тоже авантюристы… Сведения проверены? — взгляд Николая, казалось, готов был пронзить собеседника насквозь.
— Так точно, — князь ответил, словно нижний чин, и даже вытянулся во фрунт, что выглядело несколько комично.
— Ладно, — неожиданно успокоился император. — Но ежели первый корабль покажет, что сия схема — ошибка, — он зло улыбнулся, — Сандро все за свой счет перестраивать будет. А потом — в Охотск! — Николай глубоко вздохнул, успокаиваясь. Все-таки этот новый броненосец, вооруженный восемью двенадцатидюймовками в возвышающихся одна над другой башнях в носу и корме, ему понравился своей соразмерностью и хищной красотой. Не зря он выбрал для него название своего любимого линкора. — Чем еще… порадуешь?
— Более ничего столь серьезного нет. Впрочем, вот… Есть новости о «Партии прогресса в рамках законности». После их очередного собрания в Москве, партия раскололась.
— А что у англичан конституции нет, они не вспоминают? Или хотят гильотину, как во Франции, — опять разозлился Николай. — За ними следить наистрожайше. Всех записать, учесть и быть готовым передать дело жандармам для арестов и суда. Я им покажу конституцию! Они у меня времена Николая Павловича, как благословенные, вспоминать будут. Ромодановского и Малюты на них нет… Остальные партии что?
— Среди социаль-демократов раскол. Часть хочет легализоваться и пойти на выборы. Остальные — за конспиративную работу и бунт против властей. Следим. Жандармы, по нашим сведениям, тоже. Есть сведения, что даже в центральный орган непримиримых сумели своего осведомителя ввести.
— Сумели — молодцы. Не мешайте, но и сами следить не забывайте. Продолжай…
Российская империя, Санкт-Петербург, Академия Генштаба. Август 1904 г.
Коридоры скромного двухэтажного домика на Английской набережной заполняли офицеры всех родов войск в парадных мундирах. Они по очереди входили в кабинет начальника учебной части, полковника генерального штаба Чистякова. Невысокого роста, с пренебрежительно-насмешливой миной на лице, разговаривающий с офицерами словно с назойливыми просителями, он с первой минуты внушал к себе всеобщую неприязнь. Чистяков давал каждому из поступающих для ознакомления приказ о допущении к экзамену.
На следующий день все поступающие вновь собрались в Академии, для представления ее начальнику генералу Михневичу. В соответствии установленным еще предыдущим начальником офицеров построили в спортзале в шеренги по алфавиту, а не по полкам. Стоявший в первой шеренге Гаврилов спокойно ответил на вопрос генерала о наградах. Впрочем, он заметил, что все держали себя непринужденно и спокойно. Ну да, как провал на экзаменах не означал для них особой катастрофы. Между тем для большинства армейцев результат экзаменов означал возможность дальнейшей карьеры, либо продолжения службы в глухих гарнизонах.
По установленному с давних пор порядку первым был экзамен по русскому языку. Требовалось получить не менее девяти баллов по двенадцатибалльной системе. Оценка складывалась из баллов, полученных за диктант и сочинение. Экзамена по русскому языку особенно боялись, так как было известно, что на нем срезаются не менее пятой части поступающих. Когда всем была роздана бумага, вышел, как он представился, профессор Цветковский и начал внятно диктовать отрывок из недавно изданной книги «Царский гнев» Чарской. Причем каждую фразу он повторял по два — три раза из-за чего Михаилу казалось, что в самом обыкновенном слове таится какой-нибудь подвох. Как в итоге оказалось — не зря. Пропущенный в окончании одного слова мягкий знаки неправильно выставленная запятая уменьшили полученную оценку сразу на два балла, резко снизив шансы. Поэтому, когда после перерыва поступающие снова собрались в той же аудитории, Гаврилов постарался выбрать самую интересную тему для сочинения. А темы были на любой вкус. От «Романтического течения в русской литературе» или вступления «Вступление Наполеона в Москву» до абстрактно-богословской «Помни День Субботний». Подумав, Михаил выбрал тему «Крымская война и ее отражение в литературе и воспоминаниях». Тема была неудобная, поскольку из литературных источников всем были известны только «Севастопольские рассказы» фрондирующего графа Толстого, да вышедшие лет двадцать назад в Петербурге «Закавказские воспоминания» Бороздина. Однако в библиотеке Гаврилова имелась пара довольно редких книг о той войне, изданных в провинциях. И среди них очень интересные «Походныя записки в войну 1853–1856 годов» одного из инициаторов создания музея Севастопольской обороны Алабина, изданные в Вятке. Книгу эту Гаврилов неоднократно перечитывал, начиная с детских лет. Соответственно, мог описать выбранную тему в неожиданном для экзаменаторов ракурсе. И действительно, сочинение его было признано одним из лучших и заслужило наивысшую оценку.