Младороссы
Шрифт:
– Ваше высочество, – начал он – Я понимаю, как вам неприятно слышать какие-либо панегирики в адрес большевиков, но поверьте даже здесь, вы не единственный кто потерял своих родственников от рук этих убийц. Но скорбь по нашим близким не должна ослеплять нас, и мы не должны отказываться от каких-либо новшеств в деле возрождения нашей Родины, только потому, что они были введены недостойными людьми.
Молодежь, слушавшая их спор, ждала нового вопроса от Дмитрия, но он молчал. Ему было неприятно, всякий раз, когда он слышал какие-либо оправдательные или хвалебные нотки в адрес большевиков, убивших его отца, но сейчас в словах этого молодого резонера, который, наверное, и Россию покинул совсем в юном возрасте, он слышал нечто свежее и небанальное.
Молчание Дмитрия показалось Казем-Беку зловещим. Он уже представил, как сейчас Дмитрий обзовет его мальчишкой, который по собственному опыту не сталкивался с большевиками, и не знает кто это такие, словом услышит то, что обычно слышал от представителей старшего поколения, тех, кого молодежь прозвала «зубрами», но вместо этого Дмитрий улыбнулся и подошел к нему.
– Кажется, мы не представлены? Как вас зовут?
Казем-Бек выдохнул.
– Александр Казем-Бек, – ответил он.
***
Следующий час на вилле «Алам», Дмитрий провел в обществе Казем-Бека и его жены Светланы (он оказался прав насчет девушки с пирожным). Они сидели за столом, под свисавшими над ними листьями пальмы, пили шампанское и Казем-Бек говорил без остановки, а Дмитрий слушал. Светлана и иногда вставляла короткие реплики.
Дмитрий узнал, что Казем-Беку было всего двадцать три (Светлана была на несколько лет старше и уже родила дочь), и свою фамилию, как и свои черные как смоль волосы, он унаследовал от своего предка, известного востоковеда, перса знатного происхождения, перешедшего из ислама в христианство Александра Касимовича Казем-Бека. Он принадлежал также к одной из ветвей Толстых и среди его родственников, дальних и близких, было много людей занимавших видные посты в прежней России, чем Казем-Бек очень гордился. Дмитрий также узнал, что одиннадцать лет тому назад, когда он сам был в нынешнем возрасте Казем-Бека, и, надев походную форму, отправился в числе первых полков на Восточный фронт Первой мировой, подросток Казем-Бек проживал в Царском Селе, столь любимом Дмитрием, и верховодил царскосельским отрядом скаутов, которые тогда появились в России. Казем-Бек по возрасту не принял участия в войне, не довелось ему повоевать и в Гражданскую, а в начале 1920 года он вместе с родителями и сестрой покинул Россию на пароходе, одном из тех последних, что отчалили из Новороссийска. Теперь он служил в банке, но совершенно не переносил эту работу и все свои мысли сосредоточил на «Союзе младороссов» – движении русской молодежи, где занимал руководящую должность и где его почтительно именовали «Глава». Слова Казем-Бека о том, чтобы заимствовать у большевиков, все, что только может послужить им самим, навели Дмитрия на размышления о пристрастности его собственных оценок и большевиков, и всего, что произошло в России. После гибели отца всякий раз, когда в его присутствии звучало слово «большевики», он внутренне проклинал их, выбирая самые крепкие выражения. Однако сейчас, с подачи этого совсем молодого человека, который не перенес и десятую долю тех страданий, которые выпали на его долю, после крушения прежнего строя, Дмитрий впервые задумался над тем, чтобы возвыситься над собственным горем и непредвзято посмотреть на то, что произошло в России.
Чтобы ничто не мешало ему слушать Казем-Бека (тот обрадованный возможностью поделиться своими прожектами, которых у него накопилось огромное множество с самим Романовым, ссыпал ими как из рога изобилия) Дмитрий предложил ему и Светлане совершить прогулку к морю. Посадив их в свой «Паккард», Дмитрий взял курс к набережной.
Казем-Бек, сидя со Светланой на заднем сиденье.
– Наш младоросский подход к преобразованию России радикален, но сейчас наступило время радикальных предложений, – вещал он, облокотившись локтем о дверцу – Мы сохраним структуру советов, так тщательно созданную большевиками, а их самих оттуда выкинем. В наших руках, советы станут настоящими органами народного представительства. Полный плюрализм всего: мнений, вероисповеданий, политических, идеологических, эстетических предпочтений. Структура советов, начиная с самых низовых и самых многочисленных, будет постепенно ссужаться, по мере возрастания масштаба решаемых ими вопросов и увеличения их полномочий. В конце концов, они будут упираться в Высший совет, который для удобства можно сравнить с парламентом в Англии, который и будет генерировать основные смыслы и решать вопросы высшего порядка, в частности, вопросы внешней политики будут находиться исключительно в сфере его компетенции.
– Где же в этой конструкции место для Государя? – спросил Дмитрий.
– Государь будет над Высшим советом и вообще над любыми органами управления.
Дмитрий покрутил руль влево и «Паккард» завернул на дорогу, которая вела к пляжу.
– Зачем в таком справедливом обществе нужен Государь? – спросил Дмитрий.
– Очень нужен, – уверенно ответил Казем-Бек – Человек слаб и все люди, которых изберут в Высший совет, останутся обычными людьми: слабыми, трусливыми, жадными и так далее. С большой долей вероятности можно предположить, что не пройдет и двух, или трех, или пяти лет, после созыва совета, как человеческие слабости возьмут вверх, и партии, избранные в него, перессорятся друг с другом, а люди, состоящие в партиях, перессорятся между собой, и вот тогда…
Казем-Бек многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки.
– Государь своим непререкаемым авторитетом, заставит их или прийти к компромиссу, или распустит совет. Контроль над Высшим советом и возможность на него влиять, будет одной из обязанностей Государя, другой его обязанностью будет служить образцом подражания для целой нации. Он должен быть примером и в нравственном и в житейском отношении.
Дмитрий прибавил газу и «Паккард» вылетел на безлюдный пляж. Он притормозил лишь, когда достиг края берега, так что волны почти добирались до шин. Со стороны моря светила луна и звезды, со стороны города светили огни вилл, кафе, ресторанов. После шумной и душной обстановки виллы «Алам», всем троим было приятно ощутить своей кожей прикосновение свежего бриза. Дмитрий откинулся на спинку сиденья. Светлана положила голову на плечо мужа и прикрыла глаза.
– Если Высший совет, выбранный таким тщательным и сложным образом, перестанет быть эффективен, уже через два года, то какой в нем прок? – спросил Дмитрий.
– Сформировать эффективный совет, это как вывести породу лошадей – много-много попыток, прежде чем мы получим элитную породу парламентариев, – уже немного устав говорить, ответил Казем-Бек.
– Значит, вам предстоит долго жить, – усмехнулся Дмитрий и вынул из портсигара сигарету.
Он протянул портсигар Казем-Беку, но тот, улыбнувшись, вежливо отказался и положил свою голову на голову Светланы.
Закурив, Дмитрий посмотрел на часы, была полночь. Заметив, что Светлана поеживается от похолодевшего ветра, Дмитрий вышел из кабины и, порывшись в багажнике, вынул из него плед, который протянул Казем-Беку; тот укрыл жену и себя.
Казем-Бек начал рассказывать о младороссах. Дмитрий узнал, что Союз состоит преимущественно из молодежи благородного происхождения, хотя Казем-Бек утверждал, что их двери открыты для всех и каждого, кто готов был разделить их ценности и задачи. Юношей и девушек было примерно поровну, и всем им приходилось тянуть ту же жизнь, что и большинству эмигрантов, а именно перебиваться тяжелой, неквалифицированной работой, приносящей гроши. Однако, когда они собирались в их клубе на рю д’Аллери, который они с любовью именовали «Дом младороссов», то забывали про свои безрадостные будни. Рассуждения о славной истории их предков, подготовка и выступления с докладами по истории России, русской литературе, религиозной философской мысли, а также игры, заполняли их свободное время, заставляя на время забыть о несчастливом жребии, выпавшем на их долю. Дмитрий слушал и недоумевал, как он раньше не заметил среди русской молодежи Парижа настоящий всплеск национального самосознания, а ведь младороссы наверняка были не единственной организацией такого рода. Казем-Бек подтвердил, что у них хватает конкурентов, среди которых самый агрессивный Народно-Трудовой Союз во главе с Байдалаковым.
– Карьерист и оппортунист, – сказал о нем Казем-Бек – Хотя, по-видимому, не без организационных и, особенно, интриганских способностей.
Дмитрий подумал, что спроси он мнение этого самого Байдалакова о Казем-Беке, то наверняка, услышал бы то же самое.
– Какую цель вы преследуете, – спросил он – Неужели вы, в самом деле, рассчитываете вернуться в Россию?
Казем-Бек посмотрел на Дмитрия так, словно тот оскорбил его в самых лучших чувствах, но затем взгляд его подобрел и он ответил:
– Даже если наша мечта не осуществиться, я и мои сторонники, мы даем людям надежду, с которой им не так тошно жить на свете.
Он еще хотел что-то сказать, но тут поблизости остановилось авто с шумной компанией молодых людей и девушек. Один из молодых людей, видимо изрядно пьяный, тут же выпрыгнул из авто и сбросив пиджак пошел в воду.
Дмитрий снова посмотрел на часы, было уже половина первого ночи и пора уже было возвращаться к Мари. Он завел мотор и «Паккард» двинулся в обратный путь.