Младороссы
Шрифт:
***
– Я думала, что ты меня бросил, – было первое, что Дмитрий услышал от Мари, когда нашел ее в обществе Графа и Бискупского на пороге виллы.
– Прости, – целуя ее в щеку, сказал Дмитрий – За политическими разговорами время летит незаметно.
– Мы уже хотели сами подвезти ее высочество, – сказал Бискупский.
– В этом нет необходимости, – ответил Дмитрий – Вот кого вам следует подвести.
Он мотнул головой в сторону Казем-Бека и Светланы, которые в это время выходили из «Паккарда».
– С удовольствием, – сказал Бискупский, довольный тем, что может выполнить поручение Дмитрия.
Когда стали расходиться по авто, Граф вспомнил, что так и не поговорил с Дмитрием. Он догнал Дмитрия, когда тот заводил мотор.
– Ваше высочество, как же наш разговор!
– О чем? – удивленно спросил Дмитрий.
– Нужно повлиять на Николая Николаевича, он очень вредит нашему делу.
Хорошо, хорошо, – поспешно сказал Дмитрий, уже устав от политики – Напишите мне ваши соображения и отправьте их на адрес Мари, я теперь буду там.
***
Прошла неделя с того вечера, как Кшесинская принимала поздравления на своей вилле. За это время Александр Казем-Бек успел поставить в известность всех членов Союза, о желании Дмитрия принять участие в их судьбе. Это вызвало всеобщий энтузиазм, ведь его поддержка сразу возвысило бы их над другими монархическими организациями. И вот вечером, после работы в банке, сев в такси, Казем-Бек приехал по адресу указанному на визитке, которую ему дал Дмитрий.
Оказавшись у двери дмитриевой квартиры, Казем-Бек уже предвкушал как очень скоро он проведет съезд младороссов и как на нем выступит Дмитрий с заявлением о своем желании вступить в Союз, и как обрадуется сидящая в зале молодежь, и как он, Казем-Бек, будет стоять возле Дмитрия и на следующий день их фото попадет в газеты, чем поспособствует его, Казем-Бека, узнаваемости. С такими радужными мыслями он позвонил в дверь.
Открыли не сразу, когда же дверь отворилась, то на пороге стоял двухметровый седовласый гигант, в котором было нетрудно распознать бывшего военного, а точнее ординарца.
– Я к его высочеству, – бодро произнес Казем-Бек, снимая с головы шляпу.
Гигант смерил его взглядом и ответил басом:
– Его высочества нет.
– Еще не пришли с работы, – поинтересовался Казем-Бек, глядя поверх плеча гиганта вглубь квартиры.
По коробкам стоящим в ближайшей от прихожей комнате, было видно, что из этого жилища съезжают.
– Нет, – ответил гигант – Переехали.
– Куда? Можно адрес?
– Нет, – ответил гигант.
Казем-Бек удивленно захлопал глазами.
– Послушай-ка, братец, – заговорил Казем-Бек тоном, каким прежде господа разговаривали с холопами – Я к его высочеству по делу, он сам дал мне свой адрес и звал в гости.
– Я все понимаю, – ответил гигант, которому сразу стал претить тон Казем-Бека – Но дать адрес не могу, его высочество не велели.
Повисла пауза. Гигант начал закрывать дверь, но Казем-Бек подставил плечо и уперся им в дверь.
– Что хоть случилось, можешь сказать? – воскликнул он – Почему его высочество скрывается?
– Не могу, не велели, – ответил гигант, осторожно отпихивая Казем-Бека от двери, – Да я и не знаю, сказали не говорить и все.
Гиганту удалось отпихнуть Казем-Бека от двери, однако закрывать дверь прямо перед его лицом, гигант не решился. Снова повисла пауза.
Казем-Бек был расстроен и гигант это видел и, похоже, даже сочувствовал.
– Если его высочество что-то обещали, то вы не принимайте сильно всерьез, – сказал он – Его высочество быстро загораются чем-то, но и быстро остывают.
Сказав это, гигант все же закрыл перед лицом расстроенного Казем-Бек дверь. Постояв минуту в растерянности, словно на него вылили ушат холодной воды, Казем-Бек усмехнулся своей наивности, которая еще минуту назад так живо питала его воображение (а ведь он никогда не считал себя наивным), надел шляпу и зашагал прочь.
2. Разговор Мари с Дмитрием
Был вечер пятницы. Мари со своей служанкой Мадлен хлопотала на кухне. Она готовилась к приходу своих друзей-клиентов, владельцев ателье. Прошел ровно год, как она открыла «Китмир» и по этому поводу она решила устроить ужин, на который пригласила своих самых надежных заказчиков. Они должны были прийти с женами, и стол был накрыт на десять персон.
Дмитрий, вернувшись с работы, сразу ушел к себе. На протяжении всего месяца, что Дмитрий жил у Мари, все повторялось по одному и тому же сценарию: рано утром Дмитрий садился в свой «Паккард» и уезжал по делам фирмы, в основном это были северные департаменты, где он находил клиентов и сбывал им вино, а вечером уставший возвращался домой. Перебросившись с Мари несколькими незначащими фразами, он поднимался к себе и уже не выходил из своей комнаты. Несколько раз Мари пробовала вытащить брата из его берлоги, чтобы вспомнить прошлое, поговорить о будущем, но Дмитрий всякий раз отказывался и оставался у себя. Он включал граммофон и ставил пластинки композиторов немецкой романтической школы, чаще других Вагнера, а из Вагнера чаще всего «Полет валькирий». Звуки доносились до гостиной, где Мари обыкновенно коротала вечера за шитьем, и они действовали ей на нервы. Как только вступали трубы, Марию охватывало сильнейшее раздражение на брата, и оно нарастало по мере нарастания возвышенного пафоса самой музыки. Но пока она терпела. Она знала, что помимо прослушивания музыки, Дмитрий также предается возлияниям вином, так как по утрам, после его отъезда, она видела, как Петр, его ординарец еще с отроческих лет и поныне продолжавший служить при нем, выносил пустые бутылки. Это беспокоило Мари еще больше, чем игра брата в молчанку, но на серьезный разговор с ним она пока не решалась.
В семь часов вечера гости были за столом. Все хвалили блюда приготовленные Мари, подчеркивая, что она не только талантливая швея, но и одаренный кулинар. Мари было одновременно приятно и неловко слушать нескончаемые комплименты. Она пыталась переменить тему, однако гости продолжали, особенно упорствовал мсье Беллами, толстый владелец магазина женского платья на Монмартре, единственный пришедший без жены.
– Неподражаемо, – сказал он, проглотив первую ложку сырного супа.
Мсье Беллами вообще был в ударе, он все время шутил и не упускал возможности подчеркнуть, как он уважает императорскую фамилию, и как сожалеет, что ее постигла та же участь, что и династию Бурбонов более ста лет назад.
– Власть монарха самая естественная власть, – не раз повторил он.
Когда же мсье Беллами узнал, что у Мари гостит ее брат, то заявил, что желает непременно засвидетельствовать ему свое почтение. Мари коротко ответила, что Дмитрий не здоров и не может принять участие в застолье, однако мсье Беллами настаивал, и его в этом поддержала мадам Беар, молодая худощавая дама, которая была наслышана о Дмитрии, и которой хотелось хотя бы одним глазком взглянуть на него. Мари были понятны желания ее гостей, но она боялась беспокоить брата, зная, что когда он не в духе, он может быть весьма неприятен. Поэтому она послала Мадлен спросить у Дмитрия, не уделит ли он пару минут ее гостям, на что вернувшаяся Мадлен сказала, что Дмитрий даже не открыл ей дверь.