Младороссы
Шрифт:
– Потому что я не хочу жить чужими воспоминаниями о прошлом, мне хватает своих, и вдобавок еще и платить за них.
За время чаепития в тихом семействе Дмитрий окончательно протрезвел, и на смену досады на свою судьбу, которая то дремала, то просыпалась в нем, как в этот день во время поездки с абиссинским принцем, пришло чувство стыда. Теперь сидя за одним столом с матерью-одиночкой, которая дни напролет проводит за утомительным трудом швеи, чтобы прокормить своего несчастного сына-инвалида, которому не суждено ходить, Дмитрий понял, насколько жалок и смешон он был час назад, когда сетовал Мари на свою участь, и как теперь, привезя его сюда, она про себя думает:
«– Ну, что? Ты и теперь будешь жаловаться на то, что стал торговым агентом?».
Дмитрию казалось, что краска стыда, залила его лицо, и присутствующие только из вежливости делают вид, что не замечают этого.
На обратном пути Мари ни слова не сказала Дмитрию по поводу того урока, который она ему преподнесла, да в этом и не было необходимости – он не мог уже думать ни о чем другом, как о недостойности своего уныния и как следствие, диктуемого им недостойного поведения. Теперь предстояло со всем этим что-то делать.
3. Одри
После откровенного разговора с Мари и визита к ее швее Кати, Дмитрий больше не притрагивался к вину. Он решил изменить жизнь, или точнее, как выражалась Мари, принять те обстоятельства, в которых он оказался. Также он решил, что из этого положения он обязан продолжать исполнять обязанности члена императорской фамилии. Он еще не знал, в чем теперь заключаются эти обязанности, или точнее, как теперь он может их исполнять, но точно понимал, что те тысячи и тысячи его бывших соотечественников, как и он оказавшиеся на чужбине, многие из которых были в крайне трудном положении (как та же Катя с сыном Федором), теперь относятся к его сфере ответственности. Но как он мог им помочь, или хоть как-то повлиять на их жизнь, если сам был вынужден только и заниматься тем, что зарабатывать себе на кусок хлеба?
Отныне мысли Дмитрия были сосредоточены над решением этой дилеммы. Теперь каждый его день шел по следующему распорядку: каждое утро он, съев омлет, приготовленный заботливой рукой Мари, парочку багетов и запив все это кофе, садился в свой «Паккард» ехал на работу. Если в этот день не предполагались поездки по городу или за его пределы, то до полудня он сидел у телефона и обзванивал старых и потенциальных клиентов. На ланч он всегда ходил в один и тот же ресторанчик, который находился неподалеку от фирмы и там он уже мог уделить время своим августейшим обязанностям. Так сидя за цыпленком или стейком, он старательно записывал в блокнот структуру и механизм работы фонда, который по его замыслу должен был оказывать материальную помощь всем нуждающимся русским эмигрантам Парижа. По окончании рабочего времени, он иногда задерживался в конторе, чтобы просмотреть обширную картотеку клиентов, которые, когда либо, делали заказ у мсье Клузо. Среди них были люди весьма состоятельные, которых можно было попробовать подвигнуть на пожертвование для будущего фонда. Вечером с чувством выполненного долга Дмитрий возвращался домой, и уже не уходил сразу в свою комнату, а шел в гостиную к Мари, где усевшись в большое кожаное кресло и вытянув ноги на пуфе, обсуждал с ней текущие новости русского Парижа.
К концу недели такой работы, «черновик плана» (как его называл Дмитрий) по работе фонда был основательно прописан, однако дальше этого дело не двигалось. Никто из тех, к кому Дмитрий обращался, а среди них были и люди очень богатые, никто не проявил не малейшего интереса, ограничиваясь заявлениями вроде: «я подумаю», «сейчас сказать не могу, но возможно потом» и т.д. Но, несмотря на ощущения того, что он толчет воду в ступе, Дмитрий твердо решил продолжать начатое. Вскоре судьба сама предоставила ему случай продвинуться в его деле, впрочем, и здесь обошлось не без участия Мари.
***
В очередной вечер, вернувшись, домой и, расположившись в кресле в гостиной, Дмитрий уже хотел рассказать Мари про то, как днем познакомился с коммерсантом из Англии, с которым было приятно поговорить на любимом английском языке, и как тот выразил желание перечислить небольшую сумму для фонда, как вдруг он увидел лежащее на столе письмо. На конверте, в графе отправителя стояла фамилия «Граф». Дмитрий распечатал конверт и, вынув из него лист, принялся читать машинописный текст.
– Что пишет Граф? – спросила Мари, завязывая узлом нитку на большой черной материи, лежащей у нее на коленях.
– Так, – ответил Дмитрий, быстро пробегая глазами текст – Просит поговорить с дядей Николашей, чтобы он не мешал Кириллу.
– Ты поговоришь? – спросила Мари, перекусывая нитку.
Дмитрий отрицательно покачал головой.
– Почему?
– Пустая трата времени, – ответил Дмитрий, кладя письмо на стол – Бог не дал способность дяде Николаше слышать других людей.
– Но можно попробовать. Эмиграция меняет людей, может и он изменился?
– Если хочешь, можешь попробовать, – сказал Дмитрий, не желая больше продолжать эту тему.
Мари взяла письмо, быстро взглянула на него, после чего положила обратно.
– Ладно, а теперь встань-ка.
Дмитрий повиновался ее указанию. Мари также встала со своего кресла. Когда она это делала, большая черная материя упала с ее колен, оставаясь одним краем в ее руках, и взору Дмитрия предстал длинный черный халат с сиреневым воротником и такого же цвета краями рукавов. Спереди и сзади халат был украшен пришитыми сиреневыми птичками, напоминавшими чаек. Мари протянула халат брату. Дмитрий надел его и подошел к трюмо, которое стояло в углу гостиной. Он повернулся перед зеркалом несколько раз и, оставшись довольным, тем, что увидел в нем, вернулся.
– Спасибо, – сказал он, целуя Мари.
Он сел, уже в халате, в кресло.
– А теперь слушай про одного англичанина, которого я сегодня встретил…
– Хорошо, хорошо, – поспешно сказала Мари, усаживаясь в свое кресло – Только пока не забыла, хочу тебе кое-что сказать.
Дмитрию не понравилось, что его прервали, но он замолчал.
– Сегодня встретила приятельницу, которую уже сто лет не видела. Когда-то я отдыхала у нее на вилле в Биаррице. Она сейчас живёт в Версале, и зовет завтра к себе. У них с мужем то ли юбилей, то ли еще что-то, но в любом случае будет интересно, уж я ее знаю. Пойдешь?
Дмитрий посмотрел на сестру со скепсисом.
– Я ее знаю? – спросил он.
– Навряд ли, – ответила Мари.
– Тогда уволь.
Он хотел уже начать рассказ про англичанина, но Мари снова его перебила.
– Но среди гостей наверняка будут те, кого ты знаешь.
– Мариш, – ласково сказал Дмитрий, – Я иногда по несколько раз на дню встречаю тех, кого знаю. Ничего страшного, если завтра я их не встречу.
Дмитрий снова попробовал начать свой рассказ, с твердым намерением уже-то рассказать его, но Мари снова перебила: