Младший научный сотрудник – 2
Шрифт:
– Неделю, Александр Сергеич, – ответил я, – если мешать не будут. А кто приходил-то?
– В лицо надо знать таких людей, – укорил он меня, – Александров это был, президент Академии наук.
– А второй, который сзади него стоял?
– А это Капица, тот, что Очевидное-невероятное ведёт, – сообщил мне Бессмертнов и скрылся с глаз долой.
Физрук
Вечером мать опять пришла домой с красными глазами. Я вздохнул и приступил к расспросам.
– Это снова он? Физрук в смысле? – спросил
– Да, сыночек, опять он приставал, – призналась она, – не знаю уж, что и делать.
– Директору или там завучу говорила?
– Знают они всё, но молчат… сор из избы наверно не хотят выгребать.
– Так, – побарабанил я пальцами по кухонному столу, – где живёт этот хрен, знаешь?
– Знаю, конечно, а зачем тебе?
– Поговорю для начала…
– Может не надо, сыночек? Он здоровый мужик, метр девяносто ростом…
– Ничего, и до таких длинных иногда доходят нужные аргументы, – отговорился я, – так где, говоришь, он живёт-то?
– На нашей улице в том конце, который в парк упирается.
– Это в первом доме что ли? Козырное место, там, говорят, одни начальники проживают. А квартира какая?
– Двенадцатая, – еле слышно ответила мама, – я его учётную карточку видела.
– Ну и отлично, пойду подышу свежим воздухом, – сказал я, обулся в кроссовки кимровской обувной фабрики (пришла мысль, что надо бы гардероб обновить, деньги-то есть) и скатился по широкой лестнице во двор.
Что мне нравится в сталинском жилье, так это просторные лестницы и необъятные лестничные площадки. И еще высота в три метра и больше. У физрука по имени Владлен Игоревич (родители что ли пламенными большевиками у него были) был как раз такой домик, сданный в эксплуатацию в туманных тридцатых годах. Эпоха, конечно, была жуткая, нравы в обществе те ещё и атмосфера мерзопакостная, но строить эти ребята умели – и через пятьдесят лет всё стоит и радует глаз. С колоннами, баллюстрадами, эркерами и пилястрами, короче говоря, со всем тем, что порезал под корень Никита Сергеич на рубеже шестидесятых годов.
Так, двенадцатая квартира это, очевидно, в первом подъезде – ладно ещё, что в этом времени домофонов пока не наставили. Поднимаемся на третий этаж и звоним в дверь направо.
– Кто там ещё? – раздался изнутри зычный голос.
– Мне бы Владлена Игоревича, – ответил я максимально спокойным тоном.
Петли у этой двери не смазывали очень давно, поэтому открылась она со страшным скрипом. Внутри был действительно рослый гражданин с неприятной даже на первый взляд физиономией.
– Ну я Владлен, а ты кто?
– Петя, – спокойно ответил я, – Балашов моя фамилия.
– Родственник Клавдии Николаевны что ли?
– Ага, сын. Разговор есть.
– Ну заходи, – посторонился он.
– Не, – помотал головой я, – лучше прогуляемся – погода хорошая, чего в помещении вопросы решать?
– Щас я выйду, – буркнул он и закрыл дверь, а я спустился вниз и сел на пустую лавочку у подъезда.
Игоревич появился очень быстро, одетый в спортивный костюм. Я встал и мы вместе перешли через проспект Жданова к зеленой зоне вокруг стадиона ручных игр.
– Чего сказать-то хотел? – прямо спросил он меня.
– Слушай, Влад, – перешёл я на ты, – не надо к моей матери приставать, ладно?
– А тебе какое до этого дело?
– Не, – развеселился я, – действительно – какое, блять, мне дело до того, что моя мать каждый день с заплаканными глазами домой приходит? Почти что никакого.
– А она, что, плачет? – снизил тон он.
– Ну насчёт каждого дня это я загнул конечно, но пару раз в неделю точно, – ответил я.
– Нравится она мне, вот чего, – Игоревич достал из кармана пачку Беломора, предложил мне, потом закурил, опершись ногой на ограду вокруг пруда.
– Да это я уже и так понял, – махнул рукой я, – вопрос в том, что ты ей не нравишься.
– И почему это?
– Она говорит, что у тебя изо рта нехорошо пахнет, – бухнул я ему главный аргумент.
– Да ну? – изумился он, – а я и не замечал.
– Обычно это дело бывает, когда проблемы с желудком, – просветил его я, – ты бы проверился у этого… у гастроэнтеролога, заодно и здоровье поправишь… а дальше уж как получится. Прямо скажу, что лично у меня против тебя ничего нету – мать женщина достаточно молодая ещё, семью создать совсем не поздно. Только реши вопрос с этим запахом. Зубная паста со вкусом чего-нибудь там может ещё помочь и эти… полоскания в аптеке продаются – врач, короче говоря, всё по полочкам разложит, лады?
– Лады, – как-то даже смущённо отвечал Игоревич, – постараюсь решить этот вопрос в короткие сроки.
Погорелый театр
– Чего сидите-то? – высунулся Аскольд из дырки в полу, в которую уходила винтовая лестница, – там в зале семинаров театр выступает, а вы тут сидите.
– Да ну? – удивился я, – и что за театр?
– У Никитских ворот называется, за главного там такой Марк Розовский, говорят, – ответил он
– Ну тогда надо сходить, – я отложил в сторону плату с недопаянными микросхемами, выключил паяльник, снял белый халат и встал.
– Шурик, пойдёшь? – спросил я у соседа.
– Можно, – лениво ответил тот, – только я первый раз слышу и название, и фамилию эту.
– Ну вот может и запомнишь, а ты, Оля, как относишься к театральному искусству? – спросил я у неё.
– Не пойду я никуда, – надула она губы, – у меня работы полно ещё.
А по дороге к залу семинаров Аскольд просвещал нас насчёт этого театра.
– Я слышал, что у них там очень оригинальная концепция творческого процесса – зрителей они в действие вовлекают.
– Это как? – удивился Шурик.
– Очень просто. Берут первого попавшегося зрителя за шкирку и тащат его на сцену…
– И чего он там делает, первый попавшийся? – продолжил удивляться Шура.
– Вовлекается в сценарий, чего – далее следует сплошная импровизация с элементами здорового юмора.
– Надо подальше сесть, – озаботился Шура, – что-то мне никак не светит такое вовлечение.
– Ну а чо, прикольно, – сказал я, – когда ещё на сцене рядом с настоящими артистами покривляешься на халяву.