Младший научный сотрудник
Шрифт:
— А если мы откажемся? — угрюмо спросил Али-Баба.
— Я бы не советовал, — ответил Вася Синий, ощерив в улыбке рот, в котором было штуки три металлических зуба, — ну пока, работнички.
И они все вместе покинули наш импровизированный танцпол. А я невольно подумал — что за беспредел, не 90-е же годы на дворе, чтобы так крыши бесконтрольно ставить.
— Что делать будем? — спросил один из наших ребят у Али-Бабы.
— Думать будем, — угрюмо отвечал тот, — а пока танцам конец, расходитесь по своим местам. Завтра подъём в семь часов… а дежурные по кухне встают в шесть.
А я попенял Оле, которая подошла к нам поближе:
— А ты говорила, что местные приставать не будут, а тут вон оно чего…
— В прошлом году всё спокойно было, — пожала плечами она, — но вы же нас защитите, мальчики? В случае чего…
— Куда ж мы денемся, — вздохнул Аскольд, — ясен пень защитим… и даже не по одному разу. Тут наподалёку куча лагерей, еще от сталинского Гулага остались, — добавил он, — вон за тем леском узкоколейка к ним идёт от главного пути на Киров. Я слышал, беглых зэков тут иногда отлавливают… а этот Вася видимо честно освободился, теперь тут свои порядки устанавливает.
— Слушай, Аскольд, — сказал я ему, — а что милиция? Колхозные власти? Их всё это устраивает?
— Да тут все повязаны, — хмуро отвечал он, — и очень много народу тоже сидело там же, где и Вася.
— В милицию же с судимостью не берут, — проявил я знание предмета.
— Если погашенная, то берут, — уверенно парировал он, — да и тут свои законы, немного не такие, как у нас в городе.
Бой быков в колхозе «Заветы Ильича»
Ночь прошла спокойно, а утром я таки вспомнил своё обещание, данное Нине на берегу реки, и подтянулся к кухне где-то после шести часов утра. Зина, кстати, оказалась вполне себе миловидной девушкой в сиреневом сарафане.
— Привет, — буркнул я им обеим сразу, — я вам «Кулинарию» принёс, — и я выложил на стол изрядно потрёпанное издание 1959 года, уж и не знаю, как она у нас в семье образовалась.
— Спасибо, Камак, — обрадовалась Нина, а я вспомнил слова Аскольда, что она и без книг готовит отлично, но обнародовать их не поспешил, тут либо она играет роль, как хорошая актриса, либо Аскольд мне наврал, одно из двух.
— Нам сейчас пшённую кашу варить надо, — это уже Зина сказала, — открывай нужный раздел и зачитывай. А ты, Камак, — вдруг она обратилась прямо ко мне, — сбегал бы за водой, раз уж пришёл, вот ведро, вон колонка.
Припахали, мысленно усмехнулся я, вот и делай людям добрые дела после этого. Воду я принёс, и даже два раза — как раз столько вмещал бак буржуйки.
— А что ты думаешь насчёт вчерашнего? — поинтересовалась у меня Нина, когда основные операции по приготовлению каши были проделаны, — ужас какой-то.
— Я думаю, что старшие товарищи разберутся в ситуации, — дипломатично ответил я, — мы не первые в этом колхозе, наверно всё тут уже устоялось, надо просто встать на правильные рельсы, всего и делов…
— А я так не думаю, — внезапно вмешалась в разговор Зина, — я тут третий раз вообще-то, а еще и коллеги по отделу постоянно сюда ездили, но никогда такого вот дерьма не происходило… чтоб четверть заработанного неизвестно кому отчислять, да ещё и по струнке ходить всю смену.
— Всё на свете бывает в первый раз, — меланхолично ответил я, перебирая компоненты компота, которые мне всучила Нина.
— Неправильно, — тут же отреагировала Зина, — иногда кое-что на свете и в первый раз не случается.
А после завтрака Али-Баба сказал, чтоб никто не расходился, и начался развод по рабочим местам в первый день нашей отработки.
— Колхозная крупорушка, три человека, — провозгласил начальник, и естественно кто-то попросил огласить весь список.
Али-Баба усмехнулся и зачитал свою бумажку до последней строчки — там, на этой последней строчке значилось два бойца на выпас колхозного стада.
— Я, — немедленно поднял руку Аскольд, — то есть мы с Петей пойдём коров пасти, можно?
Других желающих на эту работу не обнаружилось, поэтому Али-Баба кивнул своей лысой головой и сделал соответствующую заметку в блокноте.
Делёжка по прочим местам отбывания трудовой повинности была непродолжительной, но горячей, на крупорушку, например, никто не хотел идти, все откуда-то знали, какая гадость от неё во все стороны летит и чем там дышать будешь весь день. Но через четверть часа всё утряслось, и во двор заехал бортовой 53-й ГАЗон, туда как раз все убрались. Я было тоже сунулся, но Аскольд придержал меня за плечо.
— Нам отдельный транспорт подадут, — сказал он, — так что не дёргайся.
— А ты откуда знаешь? — спросил его я.
— В прошлом году коров пас, — ответил он, — оттуда и знаю.
— Поделишься опытом? — попросил я его.
— А куда ж я денусь, — бросил он мне через плечо, а потом уточнил у Али-Бабы насчет нашего персонального авто.
— Щас подъедут, — коротко ответил тот, — председательский УАЗик вас повезёт.
— Понял, — обернулся ко мне Аскольд, — как тут пастухов уважают, не на 53-й и даже не на 66-й развалюхе поедем, а на пугачёвском УАЗике, с комфортом.
— Пугачёв это председатель что ли? — тут же уточнил я.
— Угадал, только он не Емельян, а Степан… Анатольич, здоровый такой мужчина с бородой лопатой. Умеет страх на подчинённых навести.
Мы присели на лавочку в ожидании машины, и тут Аскольд предложил освежиться.
— Чего у нас спирт без дела простаивает? Пора егоиспользовать с пользой для окружающих.
— С утра и спирт? — с сомнением посмотрел я на него, — может на вечер оставим?
— Ненене, — уверенно возразил он, — вечер когда ещё будет, до вечера ещё дожить надо…