Млечное

Колкер Юрий Иосифович

В этот звенящий миг

Слов — для тебя — найти

Я не смогу, — пойми,

Я не смогу, — прости…

Мост.

Тишина.

И снег.

Мороз не даёт бледнеть.

Близко до дрожи я

Вижу лицо твоё.

Жарко зимой стоять

Так, на мосту, вдвоём.

Тихо.

И ночь молчит,

Гулко колокол бьёт —

Это сердце стучит,

Сердце стучит моё…

1962

СОН

В

этом мире, я знаю, нет

Предначертанных ранее дат —

Ты приснилась сегодня мне,

Неожиданно,

Как всегда.

Помню:

Вьюжный и мглистый день,

И нет ни души кругом,

И я — неизвестно где —

Настигнут Моим Врагом.

Был жестоким неравный бой,

Я упал — головой об лёд.

В этот город, совсем чужой,

Опрокинулся

небосвод.

И в глазах —

жёлтый туман,

И свинцовых век не поднять.

Так победила Зима

В единоборстве

Меня…

И в этот, последний, час,

Бледна, как звенящий снег,

Печалью огромных глаз

Ты наклонилась ко мне.

сентябрь 1962

ПРЕЛЮДИЯ

Метель ломилась и стенала

В квадрат стекла,

А ты, усталая, мечтала,

Далёкая, ждала.

Ложились ломание тени

Лицом к луне,

Луна спускалась на колени

По стёклам на окне,

Луна лилась, луна играла,

Метель сдалась.

Метель, наверное, не знала,

Что ты ждала.

1962–1963

ПЛАЧ О ПОГИБШЕМ ГОРОДЕ

1

Годы провалами улиц

В душу ко мне заглянули,

Так по-осеннему строго

Тенью легли на дорогу —

Жди, мол: тобою гонимы,

Мы не проходим бесследно! —

Всех нас заботливо примет

Город таинственно-бледный.

Город! Гранитная глыба —

Ни обойти, ни объехать…

Память вчерашних ошибок

В нём поселилась, как эхо.

Улицы. Ромбы кварталов.

Ламп убегающих нити…

Нам в переулках осталась

Магия звёздных наитий.

Милая! Город бесцельный

Искры твоей не заметит,

Только с тобой — нераздельно

Связан он нитью столетий!

В городе мы неприметны:

Город — как небо огромный…

Милая! Город бессмертный

Каждое слово запомнит.

Город себе не изменит,

В городе царствуют тени,

Белые блики рекламы,

Глаз лихорадочных пламя…

Ходят красивые люди,

Говор их злобно циничен,

Лоск утомительно нуден…

Это наш храм, Беатриче!

1962–1963

2

Этот город хрупких очертаний!

Этот город призрачных громад!

Ночь рисует контур каждой грани,

Тени режут линии оград.

Ночь неслышно входит в этот город,

Ночь приносит жёлтый лунный блеск,

Рано опускает в окнах шторы,

Стелется украдкой по земле.

Скажем этим улицам спасибо!

Нам открыли сумерки на них

Город неразгаданных улыбок,

Город полусомкнутых ресниц…

Я во власти мглы литых каналов,

Я во власти бронзы этих слов…

Друг мой, ночь нам много обещала —

Будем свято верить в эту ложь!

Протяни мне руку, Алигьери,

Мы пройдём по улицам вдвоём,

Я тебе прочту на каждой двери

Имя искромётное твоё.

В приглушенном шёпоте столицы

Сплетни будут реже день за днём;

Каждому сегодня ночью снится

Правда о величии твоём,

Этих дней немая вереница,

Этот мир, где зримо ты живёшь, —

Снится отражение на лицах

Взгляда, вызывающего дрожь…

Будет ночь, стремительно и лживо

Намечая чары темноты,

Беспредметной грустью так красиво

Рисовать случайные черты;

Будет город, грустно безучастный,

Нас манить стенанием Сирен;

Будет звать, томительно и властно,

Откровенным пафосом измен… —

Смутно верю, что на вызов этот

Я скажу заведомое нет, —

Лишь поднимет зарево рассвета,

Как ресницы, шторы на окне.

1962–1963

3

Там, в центре, город жутко симметричен

Рекламами, витринами, стеклом, —

Святилище померкнувших величий

С веками превращается в Содом.

И только Зверь, по-прежнему сурово,

Прохожим в очи смотрит день и ночь —

Как будто снова призраки былого

Вернуть на землю бронзе суждено…

А столп застыл в предчувствии рассвета,

И в наступившей звонкой тишине,

Заря, уже поднявшаяся где-то,

Я знаю, не забудет обо мне…

К Флоренции брезгливо безразличен,

Поддавшийся нахлынувшей тоске,

Незначащее имя Беатриче

Пишу на подсыхающем песке…

1962

ДОРОГА НИКУДА

(Вариации на тему Александра Грина)