Млечное
Шрифт:
его привидевшимся счастьем…
Теперь —
в меня вошли фантомы вьюг,
и в колокольном перезвоне
я не ловлю уже июль, —
июль — я, как любовь мою,
по капле соберу в ладони
и — обещаю — не пролью.
А там, вдали, — земные горы,
а там — предметом всех тревог —
лежит невыдуманный Город —
и мы закованы в просторах
латынью Имени Его.
Вернуться! Это слишком много —
и слишком
ведь мне обещана Дорога —
Дорога Звёздного Огня,
ведь нам заведомо открыты
все грани пройденных дорог,
и на проложенных орбитах
мы не найдем иных миров…
А если нет — одно лишь слово,
и в нарастающую даль
мы, незамеченные, снова
уйдём, как, дети, навсегда.
30 января 1964
Там, на нашей планете,
Город ждёт этих строк —
он загадочно светел,
он таинственно строг;
он огромен, как бездна,
и вдали от него
вспоминать бесполезно
даже Имя Его. —
Знаки тонкой латыни
врезать в звёздную синь?
Ну, а здесь —
небо в души нам хлынет, —
лишь лицо запрокинь.
январь 1964
Город ждёт этих слов —
не под силу молчание мне.
Это — вам,
кто по-рабски склонён
перед дланью Судьбы;
там — мы были детьми, —
это значит: мы были умней —
обвиняю в измене
того, кто об этом забыл!
21-30 января 1964
День возник и погас,
по-осеннему строгий,
и открылись для глаз
вехи звёзд на Дороге.
Но не тронет ума
эта звёздная россыпь;
я всесилен, как маг,
всё сложилось так просто:
я живу и теперь
там, на нашей планете,
я грущу о тебе
вёрсты новых столетий.
4 января 1964
* * *
Весна — это просто, прозрачнее сна,
неверная невских ночей пелена,
и лёд, уступающий плеску волны,
и то, чем нечаянно души полны.
Мы дети весны — и в порыве своём
мы верим в наивность и мудрость её.
Весна — в неизбежности истин земных
и даже в самом ожиданье весны,
а может, в тревогах огромного дня,
а может, в девчонке, забывшей меня…
Весна — это значит: дорога ясна,
и цель неизбежна, и даль не страшна;
весна — это город без края и дна,
которому только улыбка нужна…
весна — это даже немножко смешны
и самые мысли о чуде весны;
ведь в наших сердцах торжествуют стихи —
стихи, этот синтез весенних стихий!
май 1964
ДЕВЯТЫЙ КРУГ
* * *
Купола, купола, купола.
Ты в сиреневом небе взошла;
Ты в сиреневом круге одна.
Ты в играющей вьюге слышна,
на сучках, где повисла метель,
на погостах небесных земель,
в очертаниях лунных полей —
и лицо наклонила к земле.
А луна — что обломанный нож,
и просыпана звёздная рожь
в нас, в раскрытое настежь окно…
Ты сегодня простая, как ночь —
где оно, с кем ты вечно вдвоём:
светоносное имя твоё?..
1964
ФИЗИКИ
Г. Т.
Набегают волны электричек
на густые сумерки вокзалов.
В городе осталась Беатриче
с Петроградской, а меня — не стало.
Обо мне ещё вздыхает эхо
в глубине одной из старых улиц.
Я на самый край земли уехал —
на полмира рельсы протянулись.
Беатриче этот факт известен:
я в страну своей мечты уехал,
в те края, куда собрали вместе
мальчиков с физфаков и матмехов.
Здесь зима. Морозы минус тридцать.
За окном — рукой подать как близко —
очи нашей признанной столицы,
светятся огни Новосибирска…
— Сколько лет… — да ты сама ведь знаешь —
с детства до прощанья с институтом,
ты — моё развёрнутое знамя,
ты со мною каждую минуту,
ты… — Минует более недели,
прежде, чем воскреснут эти строчки
на шестидесятой параллели…
Ждут ли их? Как знать! Целую. Точка.
А потом я сплю — и снова дома.
Невский до смешного непривычен.
Почему-то на углу Садовой
я опять встречаюсь с Беатриче.
Нам вдвоём торжественно и странно,
вновь открыты и сердца и лица, —
и забыт удельный вес урана
и неоны северной столицы,