Мне снился сон…
Шрифт:
– Вика, как ты не чувствуешь: у этого мальчика резко и неприятно пахнут ноги! Даже когда он обут. А уж если разувается…
Но Виктория и правда не замечала: влюблённость отбивала у неё обоняние. Мама предлагала:
– Давай я поведу его к Наталье Юрьевне, лучшему дерматологу нашей поликлиники. Это наверняка грибок и его можно вылечить.
Теперь, живя с Лёшей в общежитии, Вика сама ему предложила:
– Сходим к дерматологу? Вдвоём…
Но он пожимал плечами:
– Ерунда, я просто потею. Помою ноги с мылом, и порядок! Хочешь, кремом для бритья смажу – он так хорошо пахнет!
Вообщем,
– Я стала слышать запах его ног.
Алексей, в отличие от Виталика, долго ещё ей звонил, пытался ныть в трубку, тарахтел мотоциклом под окнами. Но потом позвонил последний раз, сказал гордо:
– Всё, я другую катаю, получше тебя!
– И слава Богу! Исчезни!
Он и исчез. Только после этого Виктория стала осознала: не будь у Алексея мотоцикла, он ни за что бы не понравился ей. Просто скорость, ветер в лицо, восторг, ощущение полёта – всё это сливалось в её сознании с образом парня. Самого по себе очень заурядного.
Года два никого интересного, тронувшего её сердце, рядом не было. Крутились, конечно, вокруг какие-то ребята – и симпатичные, и весёлые, и хорошие, – но всё проходные, эпизодические. А, может, просто она повзрослела… А потом появился Игорь. С ним у Виктории не было близких отношений. И вообще – это совершенно особый случай…
А Тони? Кто же ей Тони? Друг, конечно, самый настоящий друг, какого в жизни до сих пор не было. Но… ведь не только? Да, ответила себе девушка честно, не только. Уровень её чувства к нему уже перекатил дружбу. Понять бы только, что это за чувство… Не страсть – это стопроцентно. Не влюблённость – это она уже анализировала. Что-то особое, которое так органично вплетается в узор дружбы, но всё же ярче, насыщеннее красками и оттенками, тревожнее, томительнее… А, может, это любовь? Настоящая, о которой она мечтала и за которую несколько раз принимала влюблённость? Недаром она сейчас вспоминала своих трёх мужчин: разве сравнить Тони с ними! Он другой. И не потому, что из другой страны, другой нации, других традиций! Вчера она, скорее всего, порола глупости. Он другой, потому что настоящий…
Как ни старалась Виктория быть с Тони прежней, он всё-таки выглядел немного отстранённым. Да, и улыбался, и на шутки отвечал, и готовил на костре… Но из взгляда не уходила задумчивая печаль, и прутик с рыбой дал ей в руки, а не стал кормить сам, как в прошлые дни.
У Тори сердце замирало от жалости к нему и чувства своей вины. «Пройдёт, пройдёт…» – думала, как молилась она. И вдруг в какой-то момент решила: «Я сегодня обниму его… Вечером… И поцелую!»
От этой мысли закружилась голова, ужасно захотелось сесть к пианино, заиграть что-то любимое…
Они располагались на веранде, лежали прямо на досках, ленясь что-то делать сразу после завтрака. Виктория перевернулась со спины на живот и «заиграла». Чудесная мелодия звучала в памяти, и пальцы сами бегали по деревянному настилу – по невидимым клавишам…
Не пойдя дальше по музыкальной стезе, девушка играть не бросила. Встречая знакомых по музыкальной школе ребят, тоже ушедших в другие профессии, она с удивлением слышала: «Да я к инструменту и не прикасаюсь» или «Пианино давно продали, сдыхались, слава Богу»… Нет, она пианино любила!
Виктория увлеклась «игрой» и не видела, как Тони, лежавший на спине, повернул голову и следит за её пальцами. Удивлённо перевёл взгляд на её самозабвенное лицо, потом снова на летающие по настилу пальцы. Чуть сдвинул брови.
– «К Элизе»? Бетховен?
Спросил, но с такой интонацией, словно был уверен. Кисти Виктории замерли на весу. Она села и, не сдержавшись, воскликнула:
– Ты узнал мелодию? Я ведь не напевала, молчала!
– Я узнал её по движениям твоих пальцев. Ты прекрасно играла.
– Но это не просто – узнавать мотив по аппликатуре!
Тони откинул голову на согнутые в локтях руки, ответил с вызовом:
– У меня, знаешь ли, есть музыкальное образование. Как и у тебя. А «К Элизе» – любимая моя вещь у Бетховена.
– И моя тоже…
Голос девушки дрогнул. Она смотрела прямо в глаза молодому человеку. Он рывком сел, взял её за руку.
– Тори, Тори! Вот видишь, ещё одно общее есть у нас! Я всё помню. Ты говорила: мореходы в семье, военные годы наших стариков, фильм «Сорок первый», любимые книги о путешествиях. Ну, вспомни «Робинзона Крузо»!
И он, на мгновенье задумавшись, начал цитировать:
– «Простившись с островом, я взял с собой на память сделанную мной собственноручно большую шапку из козьей шкуры…»
– «… мой зонтик и одного из моих попугаев», – закончила Тори.
Он засмеялся радостно и крепче сжал её пальцы:
– Тори, милая моя! Но разве всё это, что объединяет нас, не перевесит другого, разъединяющего? Ты подумай: это – из области духа, чувства, интеллекта. А то – из материального мира, политики, дрязг…
Она тихо покачала головой:
– Не знаю, Тони… Ты не совсем прав. Но, может быть, перевесит… Это…
Чувствовала, что её голос дрожит, на глаза наворачиваются слёзы, пальцы не хотят уходить из его ладоней. Что сейчас она прижмётся к нему, запрокинет голову…
«Нет, – одёрнула себя Виктория. – Вечером, я решила, что это случится вечером…»
И Тони – ещё одно чудо! – почувствовал её. Вскочил на ноги, потянув и Тори за собой.
– Пойдём к океану! Там сейчас ветер и волны – красота!
– А если ливень? Тропический?
Виктория вскинула голову к небу. Его постепенно затягивали облака: ещё лёгкие, не грозные, но кое-где уже наливающиеся синевой. Сквозь них солнечные лучи веером тянулись к земле.
– Да, – согласился Тони, – похоже сегодня ливень нас омоет. Но ещё не сейчас, часа четыре у нас есть.
И они пошли к океану. Уже привычной тропой: через секвойную рощу, вдоль ручья к прибрежным дюнам. В густых зарослях, там, где почва стала пружинистой от влаги, Виктория вновь, в который раз, залюбовалась разноцветными колибри.