Мнемосина

Дьяченко Наталья

[3] Здесь Иван Федорович передает идею И.К. Айвазовского: «Человек, не одаренный памятью, сохраняющий впечатления живой природы, может быть отличным копировальщиком, живым фотографическим аппаратом, но истинным художником — никогда. Движение живых стихий неуловимо для кисти: писать молнию, порыв ветра, всплеск волны немыслимо с натуры».

[4] Помню, следовательно, существую. Перефразировка знаменитого изречения Рене Декарта: мыслю, следовательно, существую.

[5] В языческой мифологии река символизирует течение времени, вечность и забвение.

Отсюда родственные обороты: кануть в Лету, кануть в вечность, как в воду кануть.

[6] Карт-бланш — здесь: полная свобода действий.

[7] Мой брат по оружию (фр.)

[8] Михаил цитирует Эпикура.

[9] Мой дорогой друг (фр.)

[10] Горностаев дословно повторяет Альберта Камю.

V. Обливион и окрестности. Объяснение

V. Окрестности Обливиона. Объяснение

Я верю: под одной звездою

Мы с вами были рождены;

Мы шли дорогою одною,

Нас обманули те же сны.

Предвидя вечную разлуку,

Боюсь я сердцу волю дать;

Боюсь предательскому звуку

Мечту напрасную вверять…

Михаил Лермонтов

Наутро после музыкального вечера Звездочадский уехал.

— Не ждите моего возращения скоро. Я обещал вам экскурсию по нашим местам, но боюсь, в ближайшее время буду лишен возможности ее устроить, а оттого препоручаю вас сестре. Она знает окрестности Обливиона ничуть не хуже меня, а как собеседник куда интереснее. Не обманывайтесь ее юностью и кротостью. В седле сестренка сидит не хуже улана, а по части пешей ходьбы легко заткнет за пояс любого пехотинца, час-другой — и вы взмолитесь о пощаде.

С таким напутствием Звездочадский вышел вон.

Я отправился в библиотеку скоротать время среди прохладного безмолвия книг и многозначительного молчания альбомов с гравюрами. Общество мне составили бронзовые статуэтки античных героев, портреты сановитых деятелей да мраморные бюсты мудрецов и писателей. От окон падал палевый утренний свет. У входа дзынькали напольные часы на подставке-колонке: два блестящих диска двигались мимо небольшой прорези, отмечая сочетанием цифр часы и минуты, деревянный корпус украшали фигурки резвящихся амуров.

Я настроился на долгое ожидание, но Январа появилась вскоре, причем полностью одетая для прогулки. На ее ногах были легкие ботфорты с низким широким каблуком, какие обычно используют для верховой езды, тонкий стан охватывало элегантное серое платье с рядом деревянных пуговиц на груди и воротником-стойкой, украшенным рюшью. Изящную головку венчала крохотная кокетливая шляпка.

— Доброго утра, Микаэль, — напевно произнесла девушка. — Как вам спалось?

— Благодарю, спал как убитый.

— Если вы ищите свежие газеты, то слуги обычно кладут их

сюда, — Январа коснулась резного бюро красного дерева. Доска его была откинута, а дверцы верхнего шкафчика раздвинуты, создавая пространство для письма. На бюро стояли чернильница и пресс-папье. Рядом замерло в ожидании кожаное кресло на мощных изогнутых ножках в виде львиных лап. — Брат любит работать в библиотеке. После его отъезда мы не стали менять заведенный порядок. Хоть мы с маменькой и не читаем газет, нам хотелось, чтобы все оставалось по-прежнему, будто Габриэль не уехал, а только вышел на минутку и вот-вот вернется. Вы скажете, мы суеверны?

Я покачал головой:

— Моему другу очень повезло с семьей. Любому человеку важно знать, что его ждут.

— А еще маменька устраивает здесь свои спектакли. Габриэль не рассказывал? Она переводит античных классиков, и драматургов современности, и даже сочиняет пьесы сама. Слуги расставляют кругом стулья, задвигают портьеры, зажигают старую масляную лампу, и мы погружаемся в мир чудесных историй. Но что я все болтаю да болтаю! Брат просил показать вам наши места. Вы готовы к прогулке? Я рада компании, ведь маменька не большая любительница выходить из дому, а бродить в одиночестве рано или поздно прискучивает.

Под щебетание Януси мы прошли в большую переднюю, где слуга подал девушке накидку-пелерину, украшенную цельной шкуркой чернобурки, а мне — шинель. Лисица на плечах Януси выглядела совсем как живая: с острой мордочкой, блестящими глазами, лапами с темными коготочками и роскошным пушистым хвостом.

— Это тоже подарок брата? — не сдержал я любопытства.

— Как вы угадали? — удивилась Январа.

— Он сравнил вас однажды с лисой.

— Разве между нами есть сходство?

— Полагаю, Габриэлю виднее. Я слишком мало знаком с вами, чтобы судить, — честно отвечал я.

— Но какое-то мнение у вас сложилось? Мне очень хотелось бы знать, как я выгляжу в ваших глазах.

Януся была серьезна, она смотрела на меня пытливо, чуть склонив голову на бок, нетерпеливо постукивая ножкой, хотя последнее — едва ли осознано. Я поддался ее нетерпению.

— Вы очаровательны своей непосредственностью. Вы кажетесь воплощением стихийных сил — лукавый эльфёнок, дитя природы. Вы естественны, как ветер, как яркий блик на воде, как дождь в лицо. Вас нужно либо принимать сразу, безоговорочно либо не принимать вовсе.

— И что же решили вы?

— Кто я такой, чтобы противиться стихии?

День стоял погожий, напоенный свежестью и солнечным сиянием. Пригревало. Мы миновали туевую аллею с выпрашивающими лакомства белками и вышли за ворота усадьбы. Через сплетение ветвей проглядывали очертания соседних домов, цветные окошки летних веранд, кружевная резьба наличников и фронтонов, печные трубы, блестящие скаты крыш. Мы то поднимались, то пускались в обход выступающих из земли камней, то шли под гору. Вскоре мне сделалось жарко в шинели, я снял ее и перебросил через локоть.