Многовластие

Иванов Виталий Александрович

– Еще роспуск армии и замену ее всеобщим вооружением народа, что явная фантастика.

– Прямой безденежный товарообмен. Наслышаны.

– Да, немало фантастики у идеологов этой партии, – продолжил Пронин. – И она хочет навязать свою политику измученному войной народу. Не спрашивая разрешения у этого народа. Плохо то, что такая политика приведет Россию к первобытному строю. Разорит предприятия, разрушит банковскую систему и разорвет связи с развитыми странами. Эта партия единственная из всех призывает радикально изменить национальную политику. Всем народам России она готова предоставить право на самоопределение

вплоть до отделения.

– То, что складывалось тысячелетиями, нельзя разрезать одним декретом, – философски заметил Савва. – Каждое вновь появившееся государство потребует предельно больших границ. Начнется дележ общей собственности. Споры из-за государственных языков, месторождений, транспортных путей. Боже ты мой! Это междоусобная война на десятилетия с привлечением других стран мира.

– Конечно, это не государственный подход. Но время вновь нас ограничивает. Есть предложение обдумать каждому и продолжить в другой раз.

Стали расставаться. Шли группками, так как было очень небезопасно.

Глава семнадцатая. Аресты

Петроград было не узнать. Большевики перестали быть кумирами. Появилось много желающих оказать помощь контрразведчикам, хотя за несколько часов до этого от них шарахались в стороны. Троцкий в доме на Садовой говорил в трубку:

– Все кончено! Мы совершенно уничтожены!

Автомобили с солдатами разъезжали по городу, накрывая боевые отделы большевиков. Их было около тридцати. Удалось арестовать несколько человек. Конфисковывалось оружие, взрывчатка, пропагандистская литература. Ящики с документами переправлялись в Штаб округа. Самую большую работу проводили дружина «Георгиевского союза», инвалиды и юнкера.

Юнкера ворвались в здание редакции большевистской газеты «Правда». Все происходило с шумом и треском. Печатники разбежались. Юнкера крушили мебель и перегородки, разбрасывали шрифты.

– Вот и свежие номера этой прогерманской газетенки! – кричал обнаруживший их лихой юнкер.

– В реку их, понесли, ребята!

Газеты и попавшаяся под руку печатная продукция разрывались, скидывались в Мойку, с ожесточением растаптывались.

Юнкера не заметили, как с их приближением из здания редакции выскользнул мужчина и быстрым шагом, почти бегом устремился прочь. Это был главный среди большевиков, Ленин. Он скрылся, никем не замеченный.

Генерал Никитин подъехал к зданию контрразведки. Он знал, что это ведомство ненавистно организаторам восстания более всего. Все окна и рамы выбиты. Тротуар белый от разбросанных листов, вырванных из досье на преступников. Мебель переломана. На втором этаже окна кабинета начальника пробиты пулями. Сотрудников и охраны не было. Они разбежались, опасаясь расправы толпы.

Генерал послал своего сотрудника Коропчинского в Павловск арестовать Суменсон. При этом солдаты, под наблюдение которых он ее оставил, устали ждать, изрядно избили ее и доставили в штаб к Половцову. На допросе она полностью подтвердила информацию о переводе денег. Нужен был главный свидетель – Ленин. Выяснилось, что он один из первых покинул дом Кшесинской, как только понял, что восстание проиграно. Пятнадцать Преображенцев во главе с товарищем прокурора приехали к нему на квартиру на улице Широкой. Встретила жена Ленина Крупская. Она устроила крикливую сцену:

– Нет товарища Ленина дома. Что вы тут выискиваете! Уходите!

– Вы знаете, где ваш муж? Куда он ушел?

– Жандармы! Ничего я не знаю и не обязана знать! Вынюхивают!

Несмотря на крики, квартира была тщательно обыскана. Ничего существенного не удалось найти. И не удивительно, они попали к настоящим конспираторам. Как потом выяснилось, Ленин перебирался с одной подпольной квартиры на другую, сменив пятнадцать мест.

Козловский был взят у себя на квартире. При нем было несколько коллег, но уличающих документов найдено не было. Никитин знал, что Козловский также снимает комнату в доме «сенатора» Соколова. Туда он направил Коропчинского.

– Возьмите с собой юриста и поезжайте вдвоем без караула, наставлял он Коропчинского.

– Понимаю, – сказал тот. – Ох, и раздухарится: обыск у депутата Совета! Ничего, мы все сделаем как надо!

Несмотря на вежливо проведенные действия, Соколов на каждом углу доказывал, что к нему ворвалась банда и грозилась его убить.

В приемной Главнокомандующего было все время людно и шумно. Высокий штабс-капитан Гвардейской конной напирал на Гоца:

– Нужно разорить главное гнездо мятежников, дом Кшесинской. Если вы этого не сделаете, я приведу два орудия и прикажу всадить две гранаты в этот гадюшник!

Половцов снарядил два грузовика с волонтерами для захвата дома Кшесинской и Петропавловской крепости. С ними поехал и усталый Алексей. В покинутом в панике доме балерины захватили шесть пулеметов и горы литературы. Петропавловские сторонники большевиков тотчас сдали оружие.

Глава восемнадцатая. Отчаяние

Борис Уличанский не вошел, а влетел в кабинет. Следом за ним спешила Надежда.

– Не надо так бежать, Борис, – говорила она, едва успевая за ним.

– Боюсь, как бы ни все потеряно, – в расстройстве проговорил он. Нужно уничтожить документы, какие у нас есть.

– Оформлением наших документов занимаюсь я на правах секретаря.

– Согласен. Садимся и перебираем все. Что опасно хранить, сжигаем.

– Что именно нужно уничтожить?

– Все указания на восстание. Если этим будет заниматься следствие, все должно выглядеть как стихийная мирная демонстрация. Никакого оружия. Никаких намеков на захват власти.

Работа закипела. Документов было немного, но все требовали просмотра и внимательного обзора. Собрав все в большой пакет, Уличанский отправился в цех, где стояли огромные печи, предназначенные для обжига металла. Некоторые излучали жар. Убедившись, что никого из рабочих рядом нет, Борис бросил в одну из них свой пакет. Пачка документов занялась огнем, и стала быстро исчезать в раскаленном чреве. Борис вздохнул с глубоким облегчением.

Теперь нужно было подготовить товарищей. Они стали приходить к назначенному часу. Лица обескураженные, лишенные прежней одухотворенности.

– Я вас собрал, чтобы обсудить наше положение. Оно не простое. Считаем наш разговор частной беседой, а не партсобранием. Вижу, что имеете ко мне вопросы. Что у вас, Анатолий Иванович, – обратился он к возбужденному партийцу.

– Скажу прямо, я этого не ожидал. Мы действительно служим немецкому Генеральному штабу, как об этом говорят теперь на улицах? Наши вожди предатели!