Многовластие
Шрифт:
Никитин рассказал историю с неудачным арестом Троцкого.
– Вот как! – воскликнул главнокомандующий. – Что я могу сделать, если это приказ министра! – Поезжайте к генерал-прокурору и обжалуйте это распоряжение. Более того, я вам скажу. Все знают, что в город вошли правительственные войска. Ими командует прапорщик Мазуренко. А кому он подчиняется?
– Вам, конечно. Кому же еще? – уверенно сказал генерал.
– Не угадали. Не мне, не правительству. Совету!
– Снова банда!
– Что вы сказали? – не понял Половцов.
– Так я называю тот бардак, что у нас творится.
– Скажу вам по секрету. Когда Керенский прибыл с фронта, я сразу пошел к нему с вашим списком большевиков, организаторов июльского мятежа. Он список взял, сказал, что передаст дело на решение Совета. Через двадцать минут возвращается: «Правительство одобряет предложенную вами меру. Можете приступить к арестам». В два часа после обеда Главный штаб получил сообщение министра юстиции, что правительство отказалось от намерения арестовать лидеров большевиков. Что вы прикажете сделать мне? Тоже просить отставки? Впрочем, я об этом уже подумываю.
Глава двадцать третья. Что же мы совершили?
Когда группа Курганова снова была в сборе, всем не терпелось поделиться впечатлениями о прошедшем июньском, как стали говорить, выступлении военных и рабочих под руководством большевиков.
– В прошлом я особо не интересовался политикой, – сказал Савва Михельсон. – Математикой – да, финансами – тоже. Но жизнь буквально втягивает в нее, не дает дремать. На работе только и разговоров про нее. И особенно много говорят о только что прошедших событиях. Мы были, сами того не желая, на волоске он нового мироустройства. Я говорю о приходе к власти тех самых большевиков. Вы согласны?
– К сожалению, это наша русская традиция до известного предела покоряться дурной власти, а потом громыхнуть пушками, сломать эту власть и подчиниться новой, которая не многим лучше, – вздохнул Афанасий Милов.
– Из таких рассуждений вытекает горькая истина. Революция иногда похожа на контрреволюцию. Поди, отличи их друг от друга, – вступил в разговор Вячеслав Курганов. – Как раз об этом и хорошо бы поговорить. Все мы хотим не противодействовать прогрессу, но способствовать ему. Давайте различим, что прогрессивно, а что реакционное. Тогда поймем, в каком направлении идти.
– Хорошо, давайте я попробую ставить проблемы, и из них мы будем искать правильные выводы, – сказал Пронин. Вот первая проблема твердой власти. Свергнутая царская власть худо-бедно объединяла классы и нации России. Согласны? Сохранялось единоначалие и подчиненность, какая-то властная вертикаль. Что же теперь?
– А теперь классы пришли к открытому конфликту. Национальный вопрос тоже крайне обострился, – ответил Курганов.
– А что нас ждет в случае захвата власти большевиками?
– Гражданская война между классами и национальный «развод», едва ли осуществимый мирным путем. Да еще поражение от германцев. А как следствие выхода из Антанты, еще и вражда с противниками Германии. Проще говоря, война всех со всеми, – сделал вывод Вячеслав.
Остальные, даже вышедшая послушать его жена, кивали в подтверждение головами.
– Кроме того, – продолжал ставить проблемы Пронин. – У нас было какое-то разделение властей. Была выборная Государственная дума с законодательными функциями. Был более-менее независимый суд.
– А теперь есть формируемое по случайному подбору кандидатов Правительство и безвластные Советы, Думы, комитеты. Нет реального разделения властей и принципа выборности, – подхватил Милов. – Есть надежда на Учредительное собрание. Но это кот в мешке. А если у власти окажутся большевики! Они вообще не признают разделения властей. Говорят о диктатуре пролетариата. Но как она будет выглядеть? Скорее всего, все виды власти сосредоточатся в руках большевистского диктатора. Мы снова получим монархию, только более авторитарную.
– Посмотрим теперь на гражданские свободы. При царе эти свободы были, хотя в несколько ограниченных пределах. Вы согласны с этим?
– Свобод было так много, что некоторые страны могли позавидовать нам, – пробормотал вслух Михельсон. – Сейчас на словах их не меньше. Но что фактически? Всякие выступления правых и даже центристов преследуются. Сессии Думы не проводятся. Газеты, которые считают контрреволюционными, закрываются. Свобода только для социалистов.
– А если власть захватят большевики? – продолжил Милов. Они пылают ненавистью к буржуазным, как они говорят, свободам и к независимым средствам информации. И запретят последнее. Свобода будет только для сторонников большевистской диктатуры.
– Что можно сказать про экономические свободы? – не унимался Пронин. – Никто не станет отрицать, что при царе они были. Некоторые стеснения для предпринимательства существовали, это так. Но что теперь?
– Свобод экономической деятельности уже сейчас все меньше и меньше. Закрываются многие предприятия, изгоняются собственники. Крестьянам запрещают продавать продовольствие по свободным ценам. Введена продразверстка. Мы понимаем, что многое связано с военным положением. Но не все. А если большевики придут? Они запретят предпринимательскую деятельность вообще! Об экономической свободе придется совершенно забыть.
– Мы с вами очень глубоко копнули, – сказал Вячеслав. От того, что мы услышали здесь, у меня волосы встали дыбом. Получается, моя страна и мы вместе с нею совершает не революцию, а ее противоположность, контрреволюцию!
– Не хочется верить, но получается так, – подтвердил Михельсон. – Я сегодня спать не буду.
– Давайте это обдумаем не сейчас, – сказал, как бы подводя итог, Вячеслав. – Надо поразмышлять наедине. Сегодня мы, как и в прошлый раз, не успели обсудить последние события в Петрограде. Но вопросы мы решали такие важные, что давайте, не будем сожалеть. Да и поздно уже.
Они в задумчивости стали расходиться.
Глава двадцать четвертая. Явиться в суд?
Ошеломившая обывателя новость о получении большевиками немецких денег и работе на Германию, была напечатана сначала в газете «Живое слово», а затем в других изданиях. Обвинение лидеров большевиков было настолько чудовищным, что требовало судебного разбирательства.
Однако Ленин не собирался в суд. Он поменял несколько подпольных адресов, долго не задерживаясь на оном месте.